Золотая тетрадь

— Тогда она — бывшая барменша, — сказал Вилли, — и у них есть миленькая дочка, которую они мечтают выдать замуж. Помнишь, Пол, как бедная девочка не могла глаз от тебя оторвать, там, в Эйлсбери?

— Конечно, вы, жители колоний, не в состоянии оценить утонченной несуразности подобного места, — сказал Тед. Для шуток такого рода мы с Вилли играли роль жителей колоний.

— Старшина в отставке, который, казалось бы, никогда и носа не высовывал из Англии, — типичный хозяин половины баров и отелей в этой стране, — сказала я. — В чем вы могли бы сами убедиться, если бы хоть раз сумели вырваться из «Гейнсборо», к которому вы так прилипли.

Для шуток такого рода Тед, Джимми и Пол делали вид, что они так сильно презирают жизнь колонии, что не знают о ней ровным счетом ничего. Но разумеется, они были прекрасно информированы обо всем.

Было около семи вечера, и в «Гейнсборо» дело неумолимо шло к ужину. Жареная тыква, тушеная говядина, компот.

— А давайте поедем да и посмотрим на это местечко, — сказал Тед. — Прямо сейчас. Мы можем выпить там по пинте пива и еще успеем на автобус, чтобы вернуться в лагерь. — Он предложил нам это с присущим ему горячим энтузиазмом; как будто поездка в «Машопи» непременно должна была оказаться самым удивительным приключением из всех, что выпадали ему когда-либо в жизни.

Мы посмотрели на Вилли. В тот вечер Клуб левых, находившийся тогда в зените своей деятельности, проводил митинг. Ожидалось, что все мы на него собирались пойти. Никогда прежде, ни единого разу, мы не уклонялись от исполнения своего долга. Но Вилли согласился, как-то буднично и между прочим, словно это было самым обыкновенным делом:

— Да, мы вполне можем себе это позволить. Сегодня вечером, в качестве исключения, пусть тыкву миссис Джеймс съест кто-нибудь другой.

У Вилли была дешевая машина, которая до него уже сменила четырех владельцев. Мы набились в нее впятером и отправились в отель «Машопи», который находился примерно в шестидесяти милях от города. Я хорошо помню тот вечер: погода была ясная, но в воздухе было разлито напряжение, — яркие низкие звезды тяжело мерцали в ожидании грозы. Мы ехали среди характерных для этой части страны небольших холмов, копи, представляющих собой груды гранитных валунов. Камень был заряжен жарой и электричеством, и волны горячего воздуха как мягкие кулачки ударяли нам по лицам, когда мы проносились мимо них.

Мы приехали в отель «Машопи» около половины девятого и обнаружили, что ярко освещенный бар забит до отказа местными фермерами. Бар был небольшим и ярким, отполированное дерево обшивки и отполированный черный пол так и сияли. Как Пол и говорил, там были видавшая виды мишень для игры в дартс и дешевый силомер. За стойкой бара стоял мистер Бутби, мужчина шести футов росту, дородный, с сильно выступающим животом, с прямой негнущейся как доска спиной, с тяжеловесным, покрытым проступившими от чрезмерных возлияний прожилками лицом, чье выражение определялось пронзительным, холодным взглядом выпуклых глаз. Он узнал Пола, которого видел в середине дня, и поинтересовался у него, как продвигается ремонт самолета. Самолет при посадке не пострадал, но Пол пустился в долгий рассказ о том, как в крыло самолета ударила молния и как он с парашютом приземлился на вершины деревьев, зажимая под мышкой инструктора, — все это было так откровенно неправдоподобно, что мистер Бутби с самых первых его слов смотрел на парня тяжелым взглядом. И все же Пол довел свой рассказ до конца с такой искренней и почтительной грациозностью, что, когда он завершил его словами: «Мое дело не вопросы задавать, а летать и помирать», галантно смахивая воображаемую шутовскую слезу, мистер Бутби все-таки нехотя испустил небольшой смешок и предложил Полу чего-нибудь выпить. Пол рассчитывал, что он получит угощение за счет заведения, в качестве, так сказать, награды для героя; но мистер Бутби в ожидании денег протянул руку вперед и, прищурив глаза, уставился на молодого человека немигающим взглядом, словно говоря: «Да, я знаю, все это не шуточки, и, дай я тебе волю, ты бы выставил меня полным болваном». Пол расплатился, сделав это очень изящно, и продолжил беседу. Через несколько минут он, так и сияя, вернулся к нам, чтобы сообщить, что мистер Бутби был сержантом полиции американских бойскаутов; что он женился, когда приехал на побывку в Англию, и что жена его в то время работала за стойкой бара; что у них есть дочь восемнадцати лет отроду, и что они заправляют этим отелем вот уже одиннадцать лет.

— И делаете вы это восхитительно, — мы слышали, как Пол это говорил. — Мне очень понравился сегодняшний обед.

— Но уже девять, — добавил Пол, — и кухня закрыта, и наш хозяин не предложил нам поужинать. Итак, меня постигла неудача. Мы будем умирать с голоду. Простите мне мою ошибку.

— Поглядим, что можно сделать, — сказал Вилли.

Он направился к мистеру Бутби, заказал виски и через пять минут добился того, что кухню и столовую открыли специально для нас. Я не знаю, как он это проделал. Начать с того, что в этом баре, до отказа заполненном обожженными солнцем фермерами в нарядах цвета хаки и их безвкусно одетыми женами, Вилли смотрелся крайне экстравагантно, и с той минуты, как он вошел, он притягивал взгляды всех посетителей. Он был одет в элегантный чесучовый костюм кремового цвета, его черные как смоль волосы сияли в ослепительном свете ламп, лицо было бледным и городским. На своем слишком безупречном и в то же время откровенно немецком английском Вилли сказал, что он и его хорошие друзья не поленились проделать весь этот путь от города до отеля «Машопи» специально для того, чтобы отведать блюда местной кухни, о которой они весьма наслышаны, и что он не сомневается в том, что мистер Бутби их не разочарует. Он говорил с точно такой же скрытой и высокомерной жестокостью, что и Пол, когда тот рассказывал о своем спуске на парашюте, и мистер Бутби, положив руки на стойку бара, стоял и молча его слушал, глядя на посетителя немигающим ледяным взглядом. Закончив свою речь, Вилли спокойно достал бумажник и извлек банкноту достоинством в один фунт. Думаю, никто не осмеливался предлагать мистеру Бутби чаевые вот уже много лет. Мистер Бутби ответил не сразу. Он подчеркнуто медленно повернул голову, и глаза его выпучились еще больше, чем обычно, когда он, прищурившись, начал разглядывать Пола, Теда и Джимми, стоявших с большими пивными кружками в руках, оценивая всех троих с точки зрения их финансовых возможностей. Потом он обронил:

— Посмотрю, что там может сделать моя жена. — И он вышел из бара, оставив банкноту в один фунт лежать там, куда Вилли ее положил. Подразумевалось, что Вилли должен ее забрать; но он оставил ее лежать там и вернулся к нам.

— Никаких проблем, — заявил он.

Пол тем временем уже увлек беседой какую-то фермерскую дочь. Это была хорошенькая девушка, примерно лет шестнадцати, невысокая и довольно плотненькая. Одета она была в муслиновое платье в цветочек, отделанное оборками. Пол стоял прямо перед ней, высоко подняв зажатую в руке пивную кружку, и говорил красивым голосом, в непринужденной и приятной манере:

— С той минуты, как только я зашел в этот бар, я все хотел вам сказать, что не видел платья подобного вашему с тех пор, как я последний раз был в Эскоте [10] три года назад.

Девушка словно находилась в состоянии гипноза. Ее щеки пылали. Но я думаю, что через минуту она бы поняла, что Пол ей дерзит. Но тут Вилли положил руку ему на плечо и сказал:

— Пойдем. Этим мы займемся позже.

Мы вышли на веранду. На другой стороне дороги росли эвкалипты, их листья поблескивали в лунном свете. Неподалеку стоял поезд, со свистом выпуская на рельсы пар и воду. Тед сказал тихо и страстно:

10

Место проведения ежегодных скачек, являющихся важным событием в жизни английской аристократии.

— Пол, ты самый сильный аргумент из всех мне известных в пользу того, чтобы расстрелять весь высший класс целиком и от всех вас избавиться.

Я сразу же с этим согласилась. Это был далеко не первый подобный случай. Примерно за неделю до этого высокомерие Пола так разозлило Теда, что он по-настоящему вышел из себя и, побелев и сильно изменившись в лице, сказал, что он больше никогда не станет даже разговаривать с Полом.

— Или с Вилли, — заявил он тогда. — Вы одним миром мазаны.

Мы с Мэрироуз потратили далеко не один час на то, чтобы убедить его вернуться в наши ряды. Но сейчас Пол легко сказал:

— Девушка никогда не слышала об Эскоте, а когда она узнает, что это такое, будет польщена.

— Нет, не будет. Не будет. — Это все, что сказал Тед после долгой паузы.

Последовало молчание, во время которого мы наблюдали за плавным колыханием серебряных листьев, а потом:

— Какого черта. Вам этого никогда не понять, никогда в жизни, ни один из вас этого не поймет. А мне все равно.

Фраза «А мне все равно» была сказана совершенно несвойственным Теду тоном, почти легкомысленно. И он засмеялся. Я никогда не слышала, чтобы он так смеялся. Мне стало нехорошо, как во время морской качки, — потому что мы с Тедом всегда в этой битве были союзниками, а теперь он меня покинул.

Основное здание отеля стояло прямо у главной дороги и вмещало в себя бар и столовую с прилегающими к ней кухонными помещениями. Вдоль фасада шла веранда, поддерживаемая деревянными колоннами, увитыми ползучими растениями. Мы сидели на скамьях молча, позевывая, внезапно ощутив сильную усталость и голод. Вскоре миссис Бутби, которую муж вызвал из дома, пригласила нас в столовую, а затем снова заперла двери, чтобы никто из путников не смог туда проникнуть и потребовать еды. Это была одна из основных дорог колонии, и на ней всегда было много машин. Миссис Бутби была крупной, склонной к полноте женщиной, с очень простой наружностью, с пылающим лицом и бесцветными, туго завитыми волосами. Она носила тугие корсеты, и сзади у нее резко выступали ягодицы, а спереди высоко прилаженной полкой стояла грудь. Она была доброй и милой, в ней одновременно читались и готовность угодить, и чувство внутреннего достоинства. Миссис Бутби извинилась, что, поскольку мы приехали так поздно, она не сможет накормить нас полноценным обедом, но пообещала сделать все возможное для того, чтобы мы остались довольны. Затем, кивнув нам и пожелав спокойной ночи, она оставила нас на попечение официанта, имевшего мрачный вид из-за того, что ему приходится работать, когда рабочий день давно уже закончился. Мы получили щедрые порции прекрасного пышного ростбифа, жареный картофель, морковь. За этим последовал яблочный пирог, политый сливками, и местный сыр. То была типичная для английского паба трапеза, приготовленная заботливой рукой. В большой столовой стояла тишина. Все столы сияли готовностью к завтраку следующего дня. Окна и двери были занавешены тяжелой льняной тканью с цветастым узором. Свет фар проезжавших мимо машин то и дело падал на льняные занавеси, на несколько мгновений стирая рисунок и оставляя только красные и синие сердцевинки цветов, которые ярко сияли в воздухе, пока ослепительный свет приближался и уносился прочь, в сторону города. Всем нам хотелось спать и не очень хотелось разговаривать. Но через некоторое время мне стало лучше, потому что Пол и Вилли по своему обыкновению обращались с официантом как со слугой, отдавая распоряжения и требуя то одного, то другого, и неожиданно Тед пришел в себя и начал говорить с официантом как с равным, делая это даже теплее, чем обычно, и я поняла, что ему стыдно за тот небольшой эпизод на веранде. Пока Тед расспрашивал официанта о его семье, работе, о его жизни и рассказывал о себе, Пол и Вилли просто молча ели, как они всегда это делали в таких случаях. Они уже давно ясно выразили свое мнение по этому вопросу.

— Тед, ты что, воображаешь, что если ты будешь добреньким с прислугой, то поспособствуешь этим продвижению дела социализма?

— Да, — сказал Тед.

— Тогда я ничем не могу тебе помочь, — заявил Вилли, пожимая плечами и давая ему понять, что он безнадежен.

Джимми требовал, чтобы принесли еще выпивки. Он уже был пьян; он напивался быстрее всех, кого я когда-либо знала. Вскоре пришел мистер Бутби и сказал, что как путешественники мы имеем право на выпивку, тем самым ясно дав нам понять, почему нам вообще позволили обедать в столь поздний час. Но вместо тех крепких напитков, которые хозяин предлагал нам заказать, мы попросили вина, и он принес нам охлажденного белого вина из Кейпа. Вино оказалось очень хорошим, и нам не хотелось переходить на грубое бренди из Кейпа, которое затем принес мистер Бутби, но мы его выпили, а потом мы выпили еще немного вина. Затем Вилли заявил, что мы все приедем на следующие выходные, и спросил мистера Бутби, сможет ли он подготовить для нас комнаты. Мистер Бутби сказал, что запросто, и выставил нам такой счет, что мы едва наскребли денег, чтобы его оплатить.