Золотая жила для Блина

— Где помойка, там жилье, — сказал он, присматриваясь к банкам. Для людей, у которых совсем ничего нет, любая посудина — сокровище.

— Пойдем отсюда, — прошептала Лина.

У Митьки самого тревожно сосало под ложечкой, но уйти сейчас было бы неправильно. Тут, как в прятках, высовываться опасно, а не высовываться нельзя. Надо же знать, что делает водящий. Митька посмотрел на зеленоглазую: какая она сейчас — «Васька у папы» или «Лина у дедушки с бабушкой»? Лишь бы не начала ссориться. Не здесь и не сейчас.

— Хочешь туда пойти? На разведку? — догадалась зеленоглазая.

— Да нет, какая разведка, — покривил душой Блинков-младший. — Пошарю в доме, может, найду бензин или спички.

— Или топором по шее, — добавила Лина. — Мы уйдем, и все. Сейчас же! Без всяких разведок! Не хватало нам еще соваться в дом к этим типам.

— А ты знаешь, где они? — спросил Митька.

— В бараке или что там у них — в общем, на зимовье. Ты сам говорил.

— Я говорил «или — или». Или они собираются здесь пожить, или идти дальше. Если они здесь, то мы до ночи постараемся от них оторваться. А если ушли, то, наоборот, лучше сами здесь останемся, и пускай они от нас отрываются.

Зеленоглазая молчала. Кажется, Митька сумел ее убедить.

— Ладно, иди, — неохотно согласилась она. — Только быстренько, а то мне одной страшно.

— Быстренько нельзя, надо понаблюдать за домом хотя бы полчаса. Спать еще рано. Если они там, то как-нибудь себя проявят.

— Делай как знаешь, — махнула рукой Лина, — но учти, я вся на нервах!

Митька отвел ее от помойки, выбрал укромное место в кустах и бросил на землю куртку и парашют.

— Полежи. Хочешь, я тебя ветками замаскирую?

— И еловый веночек в ноги? Нет уж! Помру, тогда веточками меня присыплешь, — мрачно сострила Лина. Митьке не нравилось ее настроение.

Он вернулся к помойке. Заметных тропинок вокруг не было. Здесь жили только зимой, и протоптанные тогда тропинки растаяли вместе со снегом. Но срубленные кусты подсказали, куда идти.

Шагов через сто Митька вышел к длинному бревенчатому бараку с маленькими оконцами. Присел за куст и стал наблюдать.

В воздухе сразу же зазвенело. Давно не виделись. Днем комарье пряталось от солнца и только на ягоднике немного пустило кровь Митьке с Линой. Теперь солнце ушло за гору, да и лес был самый комариный — густой, сумрачный. Кровопийцы взялись за сыщика всерьез. Оранжевая папина пуховка осталась у Лины — на разведку в такой одежде не ходят, — а рубашку и голые руки комары облепили сплошной шевелящейся массой.

Митька терпел, внушая себе, что это полезно, люди специально платят за иглоукалывание. Колени он подтянул к груди, защищая то и другое, губы поджал и старался чаще моргать, отмахиваясь ресницами от лезущих в глаза. Комары стали забиваться в уши и в ноздри. Митька заткнул нос пальцами, чтобы не чихнуть, если какой-нибудь гад заберется поглубже.

В бараке было темно и тихо.

Митька отполз и стал обходить его кругом. Так, а это что, баня? По другую сторону барака стоял дом поменьше. Судя по узким, как бойницы, окошкам — точно баня. Но бани не окружают колючей проволокой. Странно. Если в бараке жили лесорубы-заключенные, а в маленьком доме — охрана, то почему «колючку» не намотали вокруг барака? Что ли, охрана не охраняла, а защищалась от лесорубов?

Что-то скрипнуло, и Митька замер с занесенной для шага ногой.

Еще скрип.

Митька заметил, как шевельнулась дверь барака, и отступил за сосну.

Скр-рип! — пронзительно, противно, хуже, чем звон комаров. Он выглянул и увидел того, кто его напугал. На пороге барака, сунув кончик носа за приоткрытую дверь, стояла тощая лисица.

^{Он выглянул и увидел того, кто его напугал. На пороге барака, сунув кончик носа за приоткрытую дверь, стояла тощая лисица.}

Скр-рип! Лисица толкнула дверь носом и отступила. И снова: скр-рип! Митька понял, что хитрюга тоже в разведке. Только у нее разведка боем: сунуться в подозрительное место, пострелять, то есть поскрипеть, и, если противник обнаружит себя, удрать.

Скр-рип! — на этот раз лисица не отступила, а шмыгнула в барак. У Митьки был большой соблазн там ее и запереть. Но если даже на зимовье найдутся спички или бензин для зажигалки, есть лисицу — последнее дело, ее мясо пахнет псиной. К тому же она была союзницей: сделала Митькину работу, причем быстрее, чем сумел бы он сам. В бараке определенно никого нет, да и в доме тоже. Будь там люди, они бы вышли посмотреть, кто скрипит.

Осмелев, Митька скользнул к дому. Калитка в заборе с колючей проволокой была приоткрыта. Он шмыгнул вдоль стены и заглянул в разбитое окошко. В нос ударила вонь.

Митькин приятель Оау, маленький охотник из племени лесных индейцев, был большим знатоком звериного помета. Оау его читал, как записки: «Здесь недавно была свинья, успеешь догнать». В домике тоже побывала свинья. Залезла на стол, спустила штаны и оставила послание: «Всех ненавижу!»

Глядя в окошко, Митька понял, почему домик окружен колючей проволокой. Внутри он был похож на шкаф с полками, полками, полками где только можно, до потолка. Зимой здесь был продовольственный склад. Веселенькая компания жила в бараке, если от нее приходилось охранять ее собственную еду.

В углу стоял топчан, покрытый засаленными ватниками: распоряжался на складе один человек. По таежному обычаю, он оставил еды для путников. Теперь на полу в мешанине из растоптанных макарон, соли и придавленных подошвами окурков возились бурые лесные мыши. Рядом валялся пустой мешок. Судя по его размерам, продуктов было больше. Их разложили по рюкзакам, поленившись нагнуться за рассыпанными макаронами и солью.

Дверь барака снова скрипнула. Недовольно тряся головой и фыркая, оттуда выскочила лисица и убежала в кусты. Ага, и там нагадили. Значит, уголовники не собирались возвращаться на ночевку. Можно спокойно поискать спички или горючее для зажигалки.

Митька вошел в дом, и мыши бросились врассыпную. Не так уж много они успели съесть. Лине предстоит работа Золушки — отделять обломки макарон от мусора.

За дверью нашлась фанерная лопата для снега. Первым делом Блинков-младший соскреб со стола «послание» уголовников. Кстати, раз на зимовье нет ни вышек для охраны, ни «колючки» у барака, то, может, эти двое с топором и не уголовники, а просто поганцы. Хотя бывают какие-то расконвоированные заключенные. Они-то скорее всего и работают на лесоповале, потому что всю тайгу колючей проволокой не обнесешь.