Золото Маккенны

— Да, конечно. Ты нарисовал два пика Сахарная Голова. Они появляются чуть дальше с севера.

— Да, лос дос пилонсийос. [3] Это очень важно, сын мой. Ты хочешь сказать, что с помощью этой карты сможешь найти сдвоенные пики? Да? Ты сказал «да»?

— Да, — кивнул Маккенна. — Я смогу их найти.

— Ты должен быть твёрдо уверен в этом, — настаивал его собеседник. — Эти два пика лежат в восьми днях пути от Нью-Мексико, то есть нужно ехать восемь дней по этой первой карте, что я нарисовал, до места, откуда ты впервые увидишь эти пики. Затем после этого нужно ещё пять дней, чтобы добраться до самого каньона. Так что постарайся, чтоб этот отрезок ясно закрепился в твоей памяти. Не стирай той карты с тропой, что ведёт к Сахарной Голове, пока не удостоверишься, что в силах пройти по ней.

3

Два пика (исп.).

— Я пройду, — сказал Маккенна. — Продолжай.

— Хорошо, поддержи меня ещё раз, сынок. Я нарисую тебе ещё одну карту. Это последняя. На ней показан путь последних пяти дней после того, как ты увидишь Сахарные Головы. И ещё — указания, как проникнуть сквозь тайный вход в каньон Сно-Та-Хэй и где лежит золото, из-за которого тот белый человек, Адамс, потерял голову и разум. Ты готов, Маккенна?

Золотоискатель кивнул. Он разгладил песок, удалив следы карты, подводившей к Сахарной Голове.

— Я готов, — сказал он.

На этот раз старик трудился ещё тщательнее, давая попутно пояснения. Маккенна знал легенду об Утерянной Копи Адамса так же хорошо, как и всякий другой человек, будь то белый или краснокожий. Поэтому он поразился той точности, с которой второй рисунок старика отражал общепринятую версию. Было просто невозможно для человека столь опытного, как Глен Маккенна — если подобное сказочное богатство вообще существовало, — не обнаружить его с помощью последнего рисунка старика-апаче. Если существовал хоть один правдивый факт среди тысячи и одной версии легенды о заколдованном каньоне с его баснословным богатством, то второй карте, появившейся на песке, не было цены. И всё же бородатый голубоглазый бродяга пустынь не бросился к ней, чтобы запечатлеть в памяти все детали, сердце золотоискателя отнюдь не ускорило своего обычного ритма.

Маккенна видел сотни таких карт. Он прошёл по ним неоднократно весь путь, вплоть до самого горького конца, который всегда был одним и тем же. Он хорошо знал такие карты и людей, рисовавших их.

Но начертивший эту карту был очень стар и заслужил, чтобы достоинство его было уважено, а искусство — вознаграждено. И потому бородатый золотоискатель вслух подивился тому, сколь точно краснокожие дети пустынь способны были долгие годы хранить в памяти каждую деталь пейзажа; и он заметил старику, что работа его замечательна. Добавил, что признателен за неё и что однажды он отправится в те края и посетит каньон, как того пожелал старик. Доброе слово успокоит его, согреет в надвигающейся ночной прохладе. Чему Маккенна никак не удивлялся — и что было куда необычнее искусства старика индейца, — так это собственной способности тотчас же распознать изображённое место. Но такой уж он был, Глен Маккенна: он не думал вечно о себе, а куда больше пёкся о заботах, опасениях да надеждах других. Старик понял это.

— Ну вот, — сказал он, отложив палочку, — наконец с этим покончено. Не забудь стереть, когда закрепишь всё это в памяти. Ты знаешь, что в здешней земле многие ищут золото. Среди моего народа пронёсся слух, будто Пелон Лопес двинулся из Соноры на север. Ты знаешь, что у него есть родственники среди моих ближайших сородичей. Это опасный и плохой человек. Он не должен знать об этом тайном пути, Маккенна. И то же относится к некоторым другим апачам. Ты знаешь, как сильно изменились в последнее время индейцы. Эти отступники среди апачей научились у белых людей страсти к жёлтому металлу и готовы ради него на смерть. Это плохие индейцы; они продадут и своего сородича ради тайного доступа в Каньон-дель-Оро. Я велю тебе охранять это место после моей смерти, Маккенна. Я верю тебе, потому что ты добрый человек, не алчный, из тех, кто любит этот край и знает, что значит он для стариков. Ты слышишь меня, ихо? [4] Ты сохранишь секрет?

4

Сынок (исп.).

— Да, конечно, — подтвердил Маккенна. — Я слышу тебя, отец. Будет так, как ты сказал. А теперь отдохни. Расслабься.

— Нет, — проговорил старый воин. — Прошу тебя — рассмотри карту, чтоб я смог увериться. Я хочу увидеть, что ты запомнил все детали. Я пройду по ней вместе с тобой.

Здесь, в скалах у Яки-Спринг, было очень знойно. Даже после того, как солнце скрылось за жёлтыми горами, было трудно дышать. Маккенна устал, его нервы были напряжены. В этот миг он желал только одного — чтоб старик поскорее испустил дух.

— Подождём немного, — сказал он ему. — Для чего нам повторять всё прямо сейчас? Сделаем потом. Разве ты не видишь — я тоже устал… Мне ведь хочется отдохнуть.

Энх, старый Луговой Пёс апачей, покорно кивнул. Но, судя по тому, как он отвернул вбок голову, Маккенна понял, что задел его гордость.

— Постой, — сказал он. — Не отворачивайся от меня. Я всё ещё твой друг. Вот, смотри сюда, я изучу эту карту в подробностях, как ты велел. Хорошо?

— А-а, — вздохнул старик, удовлетворённо кивая головой, — вот и славно, мой друг. Я рад, что ты признал нужным сделать это. Карты созданы для того, чтобы по ним находить путь, помни об этом. А не для того, чтобы, поглядев на них, позабыть совершенно. Понимаешь ли ты, о чём я прошу тебя, Маккенна?

Бородатый золотодобытчик наклонил голову.

— Да, конечно же, понимаю, ансиано, [5] — ответил он. — Но и я буду совершенно честен с тобой. Я не знаю наверное, смогу ли проделать путь по этой карте, после того как затвержу её в уме. Ты, конечно же, понимаешь, что такое в жизни «возможно».

Ему почудилось, пока он глядел на старика индейца, будто след ироничной улыбки промелькнул в морщинистых чертах лица. Старик согласно кивнул в ответ и заговорил с неожиданной энергией:

5

Старик (исп.).

— Ну конечно же, понимаю, сын мой. Это ты не понимаешь.

— Что? — переспросил Маккенна с досадой. — Что такое ты хочешь сказать?

Апаче внимательно на него посмотрел.

— Скажи, я очень стар, Маккенна? — спросил он.

— Да, очень. И что?

— Лжём ли мы друг другу, говоря оба, будто знаем, что я умираю?

— Нет, не лжём: мы знаем, что должно случиться.

— Так что же, зачем мне лгать тебе о Золотом Каньоне? Старый человек умирает. Молодой, пусть другого цвета кожи, стал ему другом. Старый человек желает отплатить молодому за то, что тот не оставил его в последний час. Станет ли он лгать последнему другу, которого знал на земле?

Маккенна виновато покраснел.

— Конечно, нет, — сказал он. — Прости меня.

— Значит, ты поверил мне насчёт золота?

Маккенна покачал головой.

— Нет, старик, — сказал он. — Я не стану лгать тебе, ведь и ты мне не лжёшь. Бытует не меньше тысячи подобных сказок о затерянном Золотом Каньоне.

На сей раз Маккенна был уверен, что уловил мимолётную улыбку, и подался вперёд, с подобающим уважением вслушиваясь в речь старика, слабую цепочку слов.

— Да, Маккенна, мой друг, это верно — куда больше тысячи подобных историй мы знаем, правда? Но есть только один каньон. Ага! Наконец-то я вижу, что ты затаил дыхание и ждёшь, что я скажу. Я скажу тебе, раз ты придвинулся ближе, я знаю, что ты услышишь. Так слушай же: карта, которую я тебе начертил, была нарисована моему отцу его отцом, она оставлена племенем в нашей семье на сохранение — одной только нашей семье — коренными апачами.

— Погоди, — промолвил тихо Маккенна. — Все эти годы я считал, что только в роду вождя Нана знали эту тайну.

— Верно, — подтвердил старик. — Я родной брат Нана.

— Мадре! — выдохнул Маккенна. — Неужто так и есть?

Но древний апаче по имени Энх, изборождённый морщинами, отбившийся Луговой Пёс из рода вождя Нана, уже сказал своё последнее слово индейской благодарности.

Когда Маккенна обратился к нему по имени, тронув за тонкое плечо, тот не отозвался. Подёрнутые пеленой чёрные глаза его в последний раз озирали пустынный край, столь им любимый; отныне они будут глядеть на него вечно.