Золото Нижнего мира

— Ладно, ладно. А размер какой?

— Безразмерные! — Квакваса растянул трусы, как меха гармони. — Хоть пещерному троллю подойдут, хоть младенцу-хоббиту.

— Грязь с тобой, давай сюда. Но если соврал, вырежу язык, — пообещал Федр и грозно ударил ладонью по ножнам орочьего кинжала. — И кастрирую с особой жестокостью. Люмьен, смотри, чтоб он не сбежал.

Федр вошел в примерочную, тщательно задернул полог и скинул штаны. Перед тем, как натянуть трусы, брезгливо их осмотрел и даже понюхал. Чудодейственное белье впрямь оказалось чистым. И политсоветник наконец решился.

Едва резинка трусов опоясала талию, он ощутил долгожданное напряжение. Но оценить в полной мере мощь трусов не успел — ткань стала быстро нагреваться. Что-то затрещало, брызнули зеленые искры, потянуло запахом паленого волоса. Как видно, проклятие мертвого Джадога вступило в конфликт с магией «живой» кожи, вызвав что-то вроде короткого замыкания. Разумеется, целительный эффект, едва проявившись, тотчас пропал.

Федр со сдавленным воплем начал стягивать окаянное «термобелье», но оно словно прилипло к телу. Пришлось распарывать кинжалом, теряя драгоценные мгновения.

— Слышу-слышу, как сир млеет от восторга, — промурлыкал снаружи гоблин.

Избавившись от предательских трусов, Федр спрятал безобидный с виду кусок ткани в карман и с тревогой присмотрелся к коже. Все место контакта представляло собой сплошной болезненный ожог, большая часть волос была опалена до самых корней.

— Что-то не так? — испугался Квакваса, когда мрачный политсоветник покинул палатку. — А товар где, сир?

— Сгорел от моего мужского пыла.

— Э-э-э…

— Зато я убедился, что трусы настоящие. Собирай манатки, если хочешь тащить их за собой. Считай, что зачислен в экспедицию золотоискателей. Без жалования, на общественных началах. Отказаться не можешь, это распоряжение маджаи Фундис! — предупредил возможные возражения этруск. — Вздумаешь убежать — сильно пожалеешь.

Кисло улыбаясь и вздыхая от горя, Квакваса начал разбирать палатку. Гомункулус возвышался рядом, все своим видом доказывая, что смыться негоцианту не удастся.

Глава 11 Строительство ковчега, недоказуемое зло и путешествие по огненному морю. «Грязь твою по губам» уже не ругательство. Избранник Гаунадара

На другой день после выхода из Кор-Наргитта ополчение достигло жарких мест. Сначала путь вел вниз по широкой расселине, примыкающей к жерлу вулкана, затем ее края расступились, и перед армией открылась колоссальная траппа. Застывшая недавно корка лавы ходила под ногами ходуном. Рапторы ревели, стрекозы не желали сидеть на одном месте, даже хорхой младшей жрицы показал, что у него есть писклявый голос. К счастью, ветер тут дул с севера и достаточно сильный, привнося некоторую прохладу.

Невдалеке виднелось алое море магмы, заполнившей широкую вытянутую низину.

— Расстелить полотнища! Привал! — приказала маджаи.

Солдаты раскатали тонкую жаропрочную ткань, накрыв серебристым покровом большой прямоугольник. В центре соорудили загон. Туда согнали животных, завязали им глаза и хорошенько стреножили.

Нуггару и прочим поварам с их хозяйством оставили небольшую свободную от ткани площадку. Выдолбили в мягкой остывшей коре ямки глубиной в локоть-два и поместили туда котлы. Получились этакие «духовые шкафы». Самые голодные солдаты, отпуская грубые шуточки про печеные яйца и про хорхоев в поджаристой корочке, топтались неподалеку.

Жизнь в армии после отбытия из разгульного Кор-Наргитта постепенно вернулась в привычную колею. Появление среди ополченцев заклятых соперников на ниве интима, Кваквасы и Жрадка, внесло кое-какое разнообразие в походные будни. Разграблять палатку гоблина-призывника Фундис запретила. Воинам пришлось изыскивать внутренние резервы, чтоб приобрести его товары для здоровья. Впрочем, деньжонок оставалось немного — драу спустили на удовольствия всё, что копили долгими годами.

Жрадка, который решил присоединиться к обозу на добровольных началах, и так никто не трогал — ведь он был мелкий уродец да к тому же колдун, вполне способный наслать порчу на обидчика. Ушлый корович решил, что засиделся на одном месте и в армии заработает больше, заодно и мир посмотрит.

Понес отряд золотоискателей и невосполнимую потерю: один из гоблинов не вернулся из «увольнительной». Скорей всего бедолага пал жертвой охотников за трупами. Хорошо еще, что они умыкнули только одного гоблина, — так заявили местные.

Воспользовавшись предобеденным затишьем, Федр решил наведаться в шатер к маджаи. С самого утра Фундис вела себя словно фурия, металась вдоль войсковой колонны на рапторе и свирепо покрикивала на солдат. Федра она избегала.

Этруск надеялся, что в такую жару Фундис будет в палатке раздетой, и соблазнительное зрелище вкупе с тропической температурой повлияет благотворно на его мужскую силу. К тому же у него имелся лоскут «живых» трусов, от которого вполне мог выйти прок. Федру хотелось повысить упавшее отчего-то настроение маджаи, это ведь обязанность политсоветника — поддерживать позитивный настрой в армии.

Он откинул полог и скользнул внутрь. Девушка и впрямь была раздета, хоть и не целиком. На ней остался черный лифчик с широкими лямками и белые трусики. Она сидела перед зеркалом и с остервенением расчесывала густой щеткой волосы.

— Как ты хороша, блистательная, — вкрадчиво проговорил Федр, нащупав в кармане волшебный лоскут. Политсоветник чувствовал, что снова близок к успеху, почти как вчера в обществе Пунай.

Фундис резко повернулась. Губы ее были плотно сжаты, брови нахмурены.

— Что ты здесь делаешь, этруск? Проваливай. Я тебя не звала!

— Почему ты так сердита, милая? — удивился Федр. — Что случилось?

— Милая?! — взвилась девушка. — Плодоносное чрево Ллот, он называет меня милой! Развратник ты этакий! А я ведь считала тебя приличным парнем, помогала избавиться от проклятия! Да только, видать, от этруска ждать верности в любви — как от раптора молока!

— Ты о чем вообще? — оторопел Федр от такой несправедливости. — У меня, кроме тебя, нет никого. Ты же знаешь, что я сейчас на подвиги не способен.

— Вот как? — спросила Фундис голосом ядовитым, словно жало Паучьей Королевы. — Что ж, попробуй тогда объяснить, как ты вчера оказался в объятиях какой-то вонючей гоблинши? Я тут в поте лица руковожу воинами, а он смылся в бордель и там развратничает! Видеть тебя после этого не желаю! Спасибо скажи, что в лаву не приказала бросить, или рапторами скормить. Я для него «живые» трусы с утра пораньше выбираю, позорюсь перед гоблином, чтобы фасон был модный! — Глаза у обычно не знающей пощады маджаи подозрительно заблестели. — А он!..

— Квакваса! — Федр скрипнул зубами. — Вот трепло паскудное. Ну, я ему устрою…

— Не смей трогать наш войсковой талисман! Это единственный приличный солдат из всего вашего сброда.

— Раз ты говорил с этим мерзким гоблином, почему про Жрадка забыла? — попробовал уцепиться за логику политсоветник. — Это ведь он меня в бордель обманом затащил! Поговори с ним тоже.

Но рассерженную женщину ни в какие логические ловушки не заманишь. Картина же ясная: она его так любила, а он оказался подонком!