Золото Рюриков. Исторические памятники Северной столицы

– Пишет он, пишет. Скромничает, – встрепенулся Хруцкий, видимо, заметив, как погрустнело лицо Травина. – Погодите. Скоро опять пойдете на постановку по пьесе Ободовского, где главную роль будет играть Каратыгин.

– Ну зачем же вы так? – поморщился Платон. – В этом ничего нет особенного. Да и не люблю я заранее предвосхищать успех произведения, если оно находится в черновике.

– И все же… – попытался настоять Алексей.

– Нет, извольте, – поднял руки Платон. – Я тут и так много чего наговорил. А ты молчал. Так вот, будь любезен, дорогой друг, исповедуйся о своем житье-бытье. Не женился ли часом тут?

– Молчит! – хитро улыбнулся Хруцкий.

– Значит, есть невеста. Кто же она? Рассказывай! – Платон подтолкнул друга в бок.

– С девушкой познакомился. С дочкой купеческой, – нехотя отозвался Алексей. – Понравилась.

– С купеческой дочкой, говоришь, а лицо чего вдруг кислое? Не по нраву что? – прищурился Платон.

– Нет. Что вы! – испугался Травин. – И баска девушка и умна. В самый раз, да только… Сегодня возле Троицкого собора в коляску садился. Голос услышал женский. Точь-в-точь Елизаветы. Помнишь, Платон, девушка у меня из Санкт-Петербурга была в Галиче, – он повернулся к другу. – Лиза к учительнице Полине Сергеевне Богдановой приезжала. Ну, тогда я тебе рассказывал, что родители у нее в столице в пожаре погибли.

– Помню, помню. Только голос откуда?

– С улицы.

– Садился в коляску и голос услышал Елизаветы? Странно. Как она узнать-то могла? Было то это когда? Пятнадцать лет прошло. Помню, как ты убивался, когда она уехала. Все порывался следом за ней отправиться. Потом забыл. И вот снова на тебе – голос! Ай-ай-ай, тут что-то не то.

– Ее голос я отличу от тысяч других и через двадцать лет, – словно не расслышав друга, продолжал Травин.

– А что, Алексей за эти пятнадцать лет здорово изменился? – вмешался в разговор Хруцкий. – Может, и узнала… И окликнула…

– Думаешь? – в сомнении произнес Платон. Потом вдруг нахмурился, махнул рукой. Нет, друже, не пойдет так. Тебе жениться срочно надо. Иначе голоса эти покоя не дадут, – он повертел головой, словно кого-то искал в комнате. – Где она, твоя дочь купеческая?

– Рядом тут. На нашей улице. Через дом от меня живет, – настороженно глядя на Платона, ответил Травин.

– Веди к ней! Сватать будем! – радостно крикнул Хруцкий.

– Да разве так можно! – Алексей поднялся от стола. – Мы и знакомы-то не более часу. Да и забыла она меня. Какое тут сватовство!

– Нужно! – упрямо кивнул Платон.

Спустя еще минут десять они, сопровождаемые взглядами любопытных квартиросъемщиков, с шумом спустились со второго этажа и направились вверх по улице к дому № 37, стоявшему на пересечении с улицей Никольской, напротив Никольского собора.

* * *

Жених и невеста встали в притворе храма лицом к алтарю: жених справа, невеста слева. Минуту спустя из алтаря через Царские врата вышел священник с крестом и Евангелием в руках. В тишине храма отчетливо прозвучала его уверенная поступь.

Травин проследил, как одетый в белые одежды святой отец подошел к аналою, возложил на него крест и книгу. Его действия казались замедленными, и когда в храме появился другой священник, Алексей перевел взгляд на него. Это был дьякон – худой и необычайно гибкий мужчина, передвигающийся, как показалось, танцующей походкой.

«Обручальные кольца наши принес. Во время совершения Литургии они должны быть на правой стороне Престола. Сейчас их возьмет святой отец для освящения», – подумал Алексей, припоминая процедуру венчания.

Дальнейшие размышления прервались с приближением молодого мужчины с большой курчавой бородой, державшего в руках две зажженные венчальные свечи. Одну из них он протянул Травину, вторую дал Татьяне.

«Обручается раб Божий…» – пропел высокий мужской голос.

На палец надевается кольцо, которое тут же надо снимать и передавать невесте. Жених с невестой проходят, держа в руках зажженные свечи, на середину храма и останавливаются на белом плате.

Краем глаза Алексей видит, как поджимает губы Татьяна. Замечает про себя: выражение ей очень идет.

С капризно поджатыми губами встретила она Ободовского и Хруцкого, когда они пришли в квартиру купца Лаврентьева сватать невесту. Друзья потом вели разговор с отцом, а Алексей все не мог преодолеть смешанные чувства – в шутку ли она губы надула либо всерьез противится.

– Не думала я, что ты так скор на решения, – сказала тогда Татьяна и улыбнулась.

– Испугался, подумал, перехватит тебя кто другой, вот и побежал, – отшутился Травин.

Едва начатый разговор вдруг перебил крик матери. Она заголосила что было мочи. До молодых людей долетали лишь окончания причитаний:

– …ая моя, оей моей, ой, ой, ой…

Слышится грубый мужской голос. Травин открывает глаза и видит перед собой священника.

Дальше все происходит словно во сне. Он целует образ Спасителя. Пытается про себя повторить слова иерейского благословления. Его губам становится неприятно от царского венца, и чтобы забыть болезненное ощущение, он ищет глазами дьякона.

Увидев опять худую фигуру, Травин, наконец, понимает, зачем его искал: дьякон похож на одного из ангелов, которые вместе с арабесками вырисовывались на софитах арок Троицкого собора. Но дьякон выглядит торжественнее, несмотря на скромное одеяние. И Травин понимает почему – вокруг по стенам храма много цветов, принесенных к венчанию.

За размышлениями Алексей не замечает, как принесли чашу, и священник, осенив ее крестным знаменем, подает ему. Легкое прикосновение к губам холодного сосуда возвращает Алексея из Троицкого собора к процедуре венчания.

Травин пытается вновь увидеть открытую в куполе полусферу с изображением кессонов и лепных ангелов, но голос священника возвращает его в храм. Святой отец ведет жениха и невесту к аналою, а потом к Царским вратам. Алексей, как и в начале церемонии, целует икону Спасителя, потом образ Божией Матери.

– Я думал, не выдержу, – глубоко вздыхая, жалуется он друзьям Ободовскому и Хруцкому, которые первыми оказываются рядом с молодоженами. – Болела шея, спина, подкашивались ноги…

– Вчера не надо было идти в храм на работу. Мог бы перед венчанием на денек отпроситься, – назидательно говорит Платон.

– У кого? – усмехнулся Травин. – Медведева нет. А начатое с ним и сыном его дело надо бы завершить. Осталось всего ничего.

Подходят мать и отец невесты. Большая толпа ее родственников оттесняет друзей Алексея. Сыплются поздравления, назидания. Травин согласно кивает, а сам глазами ищет букеты роз с тем, чтобы запечатлеть в памяти понравившуюся композицию.