Золото Советского Союза: назад в 1975. Книга 2
Шрифт:
Мы упёрли один конец в стену, а второй в чердачный проём, и Лёха полез наверх. Сделал он это быстро и легко, так что старые деревяшки только поскрипывали под его ногами.
— Где там наш ломик? Тащи, — распорядился он после бесплодных попыток открыть люк сначала руками, потом плечом и даже спиной.
Будь Лёха в собственном теле, он бы одним ударом, как тараном вышиб такое ветхое препятствие. С другой стороны, его бы тогда точно лестница не выдержала.
С ломиком дело пошло веселее. С громким скрежетом дверца поддалась. Сначала появилась тонкая щель, но куда ей против лома. Так что через минуту
— Ну что там?
— Чердак и чердак. Захвати фонарик, сумку и лезь сюда.
Уговаривать меня не пришлось. Ещё раз пошатав ногой лестницу, чтобы убедиться, что она меня выдержит, я полез.
Граница света и тени пахла пылью. Я отдал другу поклажу и чихнул, едва не загремев при этом вниз. Луч от фонарика метнулся по пыльному пространству. Похоже, сюда никто не заглядывал сто лет.
— Как думаешь, подойдёт? — спросил Лёха.
— Вон туда сунь и пошли, а то опоздаем, — показал я ему на старый буфет. Кажется, там внутри даже банки стоят.
Ну вот, добро пристроено, теперь можно и родным властям сдаваться. Хорошо всё-таки, что у нас отдельный вход, и никаких любопытных соседей. Не зря, выходит, мы эту халупу сняли.
Глава 6
Участок находился на первом этаже панельной пятиэтажки. Неприметная табличка извещала, что здесь и есть участок милиции пятого Кировского отдела города Иркутска. Скучный казённый коридор, стены, снизу окрашенные зелёной краской, сверху побеленные. На полу вышарканный линолеум. Стенд «Их разыскивает милиция» с помятыми и откровенно пролетарскими рожами. Табличка на дверях кабинета: «Участковый уполномоченный милиции старший лейтенант Скретнёв Николай Фёдорович». Скромный кабинет участкового — стол, стулья, шкаф. И пианино, старое, благородного чёрного цвета, с позолотой, подсвечниками и двумя ножками. Внезапно.
— Играете? — спросил я на входе. Не удержался.
— По наследству досталось от прежних жильцов, — не отрываясь от писанины, сообщил участковый.
Мне стало стыдно. Наверное я не первый, кто об этом спрашивает. А скорее всего, его давно задолбали этим вопросом.
— А, это вы, — оторвался наконец от работы хозяин кабинета. — Пришли? Молодцы. Садитесь. Как самочувствие?
— Нормально.
— Ну и хорошо. Продолжим разговор? Ну так что привело вас в тот дом? Причём дважды.
— У нас на учёбе…
— Стоп. Давайте без вранья. Я запросил вашу учебную программу, не было никаких мифических заданий на тему деревянной архитектуры.
— Ну не было.
— Тогда что?
— А ругаться не будете?
— Вот этого обещать не могу.
— Да и ладно. Клад мы искали.
— Клад, значит. И как, нашли?
— Нашли, — потрогал я порезанную щёку. — На свою голову.
— Немножко не то, ага? — подмигнул участковый. — Вы же взрослые ребята. Понимаете, что могло закончиться не так весело?
— Очень хорошо понимаем.
— И что в центре города могли пострадать люди.
— Зато мы человека спасли, — не выдержал Лёха.
— Справедливо. Не окажись вы в тот день в доме, гражданин Слизко погиб бы.
— А он выжил?
— Жив. В третьей Кировской больнице на лечении. В связи с чем объявляю вам благодарность
за спасение человеческой жизни.— Было бы кого спасать.
— Зря вы так, ребята. Любая жизнь ценна. А с гражданином Слизко провели беседу. Рассказали, что спасли его совершенно случайно. Обещал встать на путь исправления. А мы ему поможем, верно?
— Э-э-э… ну да, — пожали мы плечами.
Если советскому обществу так уж необходим вконец опустившийся пропойца, кто мы такие, чтобы быть против?
— Было бы очень хорошо, чтобы вы взяли над ним шефство. Навестили в больнице, по хозяйству помогли…
Вот не зря у него пианино стоит! Я прямо чувствовал, что участковый, в кабинете у которого стоит пианино, не может быть обычным советским ментом. Он просто обязан быть хитрозадой сволочью. Я понимаю, что ему как участковому, Андрюха-алкаш портит всякие показатели и графики. И очень понимаю нежелание самому возиться с проблемным гражданином. Но млять! С какого ляду это должно стать нашей заботой?
— Так что, договорились? Сходите, пусть он посмотрит, какие замечательные ребята спасли ему жизнь.
— И что же мы ему скажем?
— Расскажете, как решили найти клад, как вам подсказали, что в этом доме… кстати, кто подсказал вам про клад?
Всё-таки мент он и в стране Советов мент. Зубы нам заговаривает, а сам в свою сторону клонит. Совсем за дураков нас считает.
— Никто, в старых газетах вычитали, что на этой улице шли ожесточённые бои в Гражданскую. А то, что белочехи много советского золота присвоили, и так известно. Мы и по другим домам пройтись хотели. В этом просто не было никого, поэтому с него начали.
— Ребята, ну теперь-то вы поняли, что затеяли опасное дело?
— Поняли, — вздохнули мы, потупив глаза.
Не выдать бы себя ненароком. А то ещё заподозрит неладное.
— Жалеете, что клад не нашли?
— Жалеем, что разведку не провели, сведения не собрали. Летом хотели с экспедицией от факультета пойти. Так, чтобы не просто, а полезными быть.
— Экспедиция — дело хорошее. А сведения пока на бумаге собирайте. И давайте без самодеятельности. Договорились?
— Так точно, товарищ старший лейтенант.
— Можно просто Николай Фёдорович. И к гражданину Слизко сходите. Одинокий человек, важно подать ему руку помощи. Вот адрес больницы, палата номер шесть. Да вы не кисните. Мы его бывших коллег нашли, родню ищем, соседи тоже помогут. Общими силами вытащим человека. Он ведь не просто так запил. Причины наверное были.
— Мы уже можем идти?
— Вот тут распишитесь в протоколе вчерашнего происшествия. Мы же договорились? Никаких больше глупостей.
— Хорошо, да.
Выйдя за дверь, мы прибавили шаг, пока хозяин ещё чего-нибудь не придумал на наш счёт.
— Чего ты копаешься? Идём отсюда, — позвал я замешкавшегося друга.
— На пары?
— Да ну их к чёрту. Пошли в больницу сразу.
— Ты всерьёз туда собираешься туда сходить? — изумился Лёшка.
— Да разделаться сразу, а то ведь этот Скретнёв с нас не слезет. Дотошный, собака.
— И что же мы этому алконавту скажем?
— Скажем, что знали бы, что он там копыта надумал отбросить, так подождали бы, пока не отбросит. Меньше возни государству и людям.
— А сумку забирать не будем?