Золото стрелка Шарпа

– Во что бы то ни стало, – повторил он.

– Попытаемся.

Шарп поднял бутылку коньяка, предложенную капитаном Лассау. У немцев не переводился трофейный коньяк, что течет в горло, как густые сливки. Шарп закашлялся.

– А где партизаны? Вы их видели?

Лассау повернулся и обменялся несколькими фразами со своим офицером, затем ответил Шарпу:

– В двух милях отсюда, капитан. Держат с нами связь. Им нужно золото?

Шарп кивнул.

– И я. – Он посмотрел на девушку и перевел взор обратно на немца.

– Не волнуйтесь, капитан. – Лассау встал и поправил портупею. – Вы в надежных руках.

Девушка улыбнулась Шарпу, встала и приблизилась. Ее платье укоротилось еще на несколько дюймов, и Шарп понял, что после операции, когда он валялся без чувств, Тереза сделала ему новую повязку. Винтовку Танга она по-хозяйски носила на плече, а на талии – ремень с подсумком и штыком.

Лассау посторонился, давая девушке опуститься возле Шарпа.

– Еще несколько раненых, и она останется в чем мать родила. – Немецкий капитан рассмеялся. – Не удивлюсь, если все мои канальи порежутся.

Тереза взглянула на Шарпа и тихо произнесла:

– Капитан меня уже видел. Не правда ли?

«Откуда она знает?» – подумал Шарп. И вспомнил о подзорной трубе – уцелела ли в бою, когда французская пуля, угодившая в ранец, толкнула его вперед? Проверять не было сил, он уселся поудобнее, глотнул коньяка и уснул прямо под солнцем. Рядом сидела девушка и смотрела на отдыхающую роту, а за пехотинцами, за стреноженными конями, дозоры Лассау следили за французскими патрулями, которые прочесывали долины на западе. Скоро рота легкой пехоты двинется дальше, прямиком на запад, а пока можно уснуть и забыть о том, что впереди еще одна река.

Глава восемнадцатая

В городе лаяли собаки, кони беспокойно топтались в деревянных стойлах, на парадном крыльце шаркали во тьме часовые. В вестибюле глухо тикали часы, а в зале первого этажа, где горели свечи, слышалось только шуршание бумаги. Наконец высокий крючконосый человек склонился над столом и забарабанил по его краю длинным пальцем.

– Осада еще не началась?

– Нет, милорд.

Генерал наклонился еще ниже, придвинул к себе квадратную карту, разгладил на столе и опустил длинный палец на белое пятно в центре.

– Здесь?

В пространство, озаряемое свечами, опустилась голова майора Хогана. Карта показывала территорию от Келорико, где они находились, до границы Сьюдад-Родриго. Карту делили натрое реки Коа и Агеда, и длинный палец упирался между реками севернее Альмейды.

– Да, милорд, насколько мы можем судить.

– А это что? Молитва?

Генеральский палец расслабился и непроизвольно сполз к надписи на нижнем поле карты: «Составил майор Керси, карт-ф Кор. геншб.». Когда еще составил, мелькнула у Хогана праздная мысль. Впрочем, это не имело значения. Он придвинул к себе лист бумаги.

– Четыре свежих французских батальона, сэр. Мы доподлинно знаем, что там Сто восемнадцатый линейный; возможно, он усилен. Два полка кавалерии: уланский и кирасирский.

Ненадолго наступила тишина. Веллингтон фыркнул.

– Надо думать, все это ради фуража и продовольствия?

– Да, милорд.

– А вокруг города?

Хоган потянулся за другим листом.

– Редкое оцепление, сэр. Больше всего войск на юге, там ставят артиллерийский парк. Мы точно знаем насчет двух пеших батальонов. Ну и, конечно, конные патрули.

– Медлят они, Хоган. Медлят!

– Да, сэр.

Хоган ждал. Если французы медлят, можно только радоваться, и, судя по весточкам от партизан и офицеров разведки, у Массена не все ладится с подвозом осадного оружия и боеприпасов, а главное, с добычей провианта. Еще ходит слушок, будто маршал чересчур увлекся своей красоткой и не желает менять уют ее спальни на лишения войны.

Рука генерала вернулась на карту.

– От нашего посланца никаких новостей?

– Никаких, сэр.

– Черт! Черт! Черт! – Это прозвучало негромко, почти рассеянно.

Веллингтон взял со стола конверт с лондонской почтовой маркой и прочел вслух, хотя Хоган подозревал, что это письмо генерал знает наизусть.

– «Я обращаюсь к Вам конфиденциально, полагаясь на Ваше благоразумие, на понимание того, что армия, каким бы ни было тяжелым сейчас ее положение, – все-таки самодовлеющая величина. Противник накапливает огромные силы, пресса исполнена уныния, монарх нездоров, и до осени нельзя рассчитывать на новую выплату денег. Мы полагаемся только на ваши старания». – Веллингтон отложил письмо с новыми опасениями правительства и взглянул на карту. – Где же его черти носят?

«Не в привычках генерала высказывать тревоги вслух», – подумал Хоган и произнес:

– Милорд, если я его знаю – а я его знаю, – то он, скорее всего, обогнет Альмейду. Пойдет напрямик.

– Лучше б ему прийти в Альмейду.

– Так-то оно так, милорд, но этого от него и ждут. А через два дня… – Хоган пожал плечами. Через два дня противник, возможно, замкнет вокруг Альмейды прочное кольцо.

Генерал нахмурился и побарабанил пальцами по столу.

– Может, предупредить Кокса? – Он спрашивал сам себя, но ирландец понимал, что у Веллингтона на уме. Чем меньше народу будет знать о золоте, тем лучше. Бессильное испанское правительство, засевшее в крепости Кадис, полагает, что золото попало к французам при разгроме армий на севере. Какова будет его реакция, если вдруг откроется, что британские союзники прикарманили ценности?

Нет. Генеральские пальцы стукнули по столу в последний раз. Ни к чему коменданту Альмейды лишние хлопоты.

– Хоган, если Шарп жив, будем считать, что он так и сделает. Обойдет Альмейду. – С этим решено. Теперь следующая проблема. – Как идет работа?

– Хорошо, милорд, превосходно. Но…

– Знаю. Деньги. Неделю можно подождать?

– Десять дней.

Брови Веллингтона подлетели в насмешливом удивлении.

– Неплохая новость! Будем надеяться, не единственная.

Он перешел к другим делам, к приказу по армии, сокращающему отпуска строевым офицерам в Лиссабоне до двадцати четырех часов. «Если за этот срок офицер не успевает найти себе женщину, – заявил генерал, – то ему вообще нечего делать в городе». Исключение допускалось только одно. Голубые глаза впились в Хогана.

– Если вернется чертов бродяга, дайте ему месяц.

А чертов бродяга, раненный в руку и шатающийся от изнеможения, проезжал на коне через сложные фортификации Альмейды. Рядом ехал Лассау.

– Простите, Шарп! У нас не было выбора.

– Знаю, знаю.

Немец говорил правду, как ни досадно было Шарпу признавать это. Куда бы они ни направлялись, везде напарывались на проклятых французов – похоже, лягушатники кишели повсюду. Дважды пришлось отрываться от погони. Лассау потерял одного солдата. Наконец, измотанные и злые, они повернули к укрепленному городу.