Золотое дно. Книга 2
Шрифт:
Лёвка не может простить, кроме всего прочего, что Валерий не уберег Марину. «Тоже, петух вселенной… А мне ее не жалко?! Он, видите ли, училась с ним в одной школе… она, видите ли, к нему на стройку приехала… и если бы не Галка, он бы на ней женился… Ну, а то, что заболела… что же, я должен был сидеть сиднем возле нее и год, и два, и три? А кто будет исполнять обязанности начальника штаба на стройке? Милый, ты не имеешь представления, какая это была бешеная работа! 24 часа в сутки! До молний в мозгу!»
Туровский протянул руку, взял самолетик со стола и запер в нижний ящик. Хотел убрать и Ахиллеса — но
Хотя, с другой стороны, дружба с Ищуком опасна.
Кстати, Валерий Ильич именно у него решил попросить вертолет для Никонова, в тайгу слетать. Как только дождь утихомирится. И чего Сергей Васильевич рвется туда?
У дирекции ГЭС имелся и свой вертолет, но весной, во время облета «зеркала», отказал двигатель, с трудом сели на лысом склоне горы, используя режим ротации. До сих пор чинят в сараканском аэропорту.
В тайге можно будет отпраздновать свадьбу дочери, а заодно обсудить один вопрос, о котором не ведают пока ни Хрустовы, ни даже Никонов. Много сейчас волков точат зубы на наше молоко…
Вошла секретарша Ирина Николаевна, миловидная женщина лет тридцати, истинно русская красотка, чуть полноватая, вся в красном (шефу нравится красный цвет, у него и жена носит вишневые и бордовые платья):
— Звонят из электротехнического… третий агрегат греется.
— Главный инженер не вернулся? — Юсов уехал неделю назад в Красноярский край, на тамошнюю ГЭС, технари проводят совещание. У Юсова уважительная, но длинная кличка: «Ротор-статор-подпятник-вал»… предмет его круглосуточных забот. — А что «зам» говорит?
— Говорит, надо останавливать.
— Легко сказать. — Четыре гидроагрегата на профилактике, шестой стоит на стрёме. Если остановить третий и запустить шестой, и если вдруг ОДУ (Объединенное диспетчерское управление) потребует добавить энергии (а у них вечные сбои), где взять? — Я подумаю. Сильно греется?
— Они на линии.
Туровский нажал кнопку на пульте:
— Здравствуйте. Что там?
— Пока что в пределах… но мне не нравится, — отвечал дежурный Андреев. — Не запороть бы, Валерий Ильич.
— Что там может случиться?
— Могла выкрошиться пластинка из ротора. Ну и гуляет…
— Тьфу на тебя. Немедленно остановить.
— Но непохоже. Если бы… я бы…
— Тогда дождись Юсова. Вы спецы, вы и решайте. — Туровский гримасой обиженно расквасил себе плосконосое лицо и вопросительно глянул на дородную красавицу. — Что-нибудь еще?
Ирина Николаевна слегка повела выпуклыми, кукольными яркосиними глазами в сторону приемной.
— Варавва.
О, этот Варавва, знаменитый некогда шофер и крановщик, золотые руки и орлиный глаз. Именно ему было поручено сбросить первый куб в проран, когда перекрывали Зинтат, а главное — именно он опускал на пару с Антониной Кошкиной, сидя на мостовых кранах друг против друга, первый ротор — как ведро в ведро — 900-тонный ротор в статор, где зазор — двадцать пять миллиметров. Фантастическая точность! Алексей Варавва усадил за свою жизнь в гнезда около сотни
роторов на просторах СССР и вот, остался доживать в Вире. Чего ему надо? Доит корову, лицом свеж, как баба. Да и баба его краснощека, звонкая хохотушка, не смотря на возраст.— Что опять принес?
— Воззвание ко всем строителям ГЭС России.
— Попроси оставить бумагу, скажи — я занят, прочту и сам ему позвоню…
Секретарша кивнул и выплыла из кабинета.
Туровский слышал через две двери гулкий мощный голос Вараввы, как тот ругает директора, власть: «Переродились, христопродавцы… чубайсово отродье… завтра мы вам покажем!» и еще долго топотал ногами, уходя к двери на выход и возвращаясь. И наконец, в приемной стало тихо.
«Собираются митинговать? Под таким ливнем? Дурачье…»
В окне блеснула молния, вторая, третья, пророкотал гром по всем окрестностям, и зазвонил телефон.
— Валерий Ильич, завод, Ищук.
— Соедини, — болезненно заволновался Туровский. И услышав жаркое дыхание в трубке, торопливо пробормотал. — Здравствуйте, Тарас Федорович, хорошо, что застали… у меня гости… — Может быть, только вертолет попросить, а с его приездом повременить? От оглушительных предложений Ищука, отдающих коварными интригами (например, взять да объединить ГЭС и САРАЗ), у Валерия Ильича болит сердце. Хотя, с другой стороны, лучше именно при Никонове переговорить бы с этим Ищуком. Сергей Васильевич — человек со стороны, свежими глазами и ушами может многое понять, что вдруг да проворонит Туровский.
— А, слышал, слышал… — отозвался Ищук. — Кто же не знает Сергея Васильевича? С вами летел мой заместитель по имиджменту… поведал. А хочешь, завтра сядем рядком и погуторим. А? А?
И Туровский мигом согласился. Наверное, судьба — два старых друга-приятеля встретились, чтобы отразить атаку нового русского. Ищуку всего тридцать лет! С ума сойти, и как только преуспел?! В конце концов, если он начнет психологически давить, напустим на него Лёвку Хрустова — этому черт не брат! Он может и рабочих САРАЗа поднять на маленькое восстание, недовольных в любом коллективе хватает. Попробуй подыши фтором и бензопиреном!..
«А не получится разговора — я в Москву, и ну вас всех на фиг!
А может, в тайге Тарас и отмякнет… забудет про околокремлевские свои замашки… вспомнит, что тоже смертен… не отнимет у меня мою единственную радость — эту ГЭС… Но, с другой стороны, местная столица — Саракан — точит когти на федеральную собственность… О, Ельцин с его пьяной фразой: берите суверенитета, сколько хотите! В этой ситуации с кем дружить???»
Что-то нету от Ильи звонка. Договорились же в дороге: вместе подъедем к Хрустовым. Или мальчишка дрейфит? Конечно, будут ахи, охи, крики, слезы… Но теперь — только вперед!
В окнах темнела, высилась, казалось бы, до небес серо-лиловая стена — плотина, время от времени освещаясь молниями. И страшно, и весело вспомнить, представить, что там — совсем рядом, над дирекцией, над городком Вира — замерло огромное, необъятное море воды. Отгороженное вот этой бетонной перепонкой.
Река трудится, земля вибрирует от грохота великой силы, крутящей турбины… вибрируют столы, стулья, стаканы… но к этой вибрации все живущие здесь давно привыкли, как привыкаешь к собственному живому пульсу в пальцах, в висках…