Золотое дно. Книга 2

Хрустов, уже восстанавливая в своих глазах свое самостояние и свои позиции, страдальчески дергал уголком рта.

— Ну чего ты, чего так смотришь?! — Никонов раскинул в стороны длинные кисти в опояске белоснежных манжет с золотыми, кажется, запонками и еще раз обнял друга стоявшего рядом друга. — За что-нибудь на меня сердишься?!

Галина Ивановна пропела:

— Это у него после больницы, такой взгляд. А он по прежнему добрый. Кедровые орехи оставались — всё птицам скормил с балкона.

— Я знаю, что ты болел, — продолжал ворковать на ухо другу Никонов. — Мне Валера рассказал, мы вместе летели.

— Утконос?! Он вор! — переменился в лице, как от удара, Хрустов и встал по другую сторону стола. — Он украл у народа победу!..

— Да ладно тебе! Украл — отдаст! — хохотнул Никонов. — Хорошо, что ты здесь. Иногда думалось: а вдруг уехал куда? Вон Лешка Бойцов в Индии… окончил МГИМО, дипломат. Не то что мы!

— Я лично отсюда никуда, — процедил, словно ледяной воды попробовал, Хрустов. — Пока не восстановлю статус-кво. Я, кстати, тебе писал.

— Писал, — согласился, улыбаясь, Никонов. — Нас партия научила писать. — Он, как всегда, не упускал возможности пошутить.

— А ты ни разу не ответил… — голос у Хрустова стал жестким.

— Этого не может быть. Этого не могёт быть! Разве что полоса была такая… я же тоже в больнице провалялся… три месяца. Было дело, было-было… — скороговоркой известил гость, как о неком веселом случае. — Инсульт-привет. Слава богу, пронесло.

— Прости… не знал… — смутился Хрустов, продолжая исподлобья смотреть на Никонова. Конечно, три месяца в больнице никак не могли объяснить того факта, почему же Сергей не отвечал на хрустовские письма годами.

Жены ушли на кухню греть заново пирожки, а мы, трое мужчин, сели за стол. Я вновь почувствовал себя лишним и еще раз подумал: не уехать ли завтра же домой? Но смертельно интересно было понять, что ныне происходит со вчерашними друзьями.

Хрустов таинственно мигнул, протянул руку — из самодельного секретера явилась на свет коричневая бутылка кедровой настойки с отпечатанной на принтере наклейкой, которая гласила: «Южно-Саянская ГЭС, отдел кадров», причем в последнем слове буква «а» печатным же образом поверху забита крупной красной буквой «е» (получается «отдел кЕдров»).

— Э-эй! Только вместе с нами! — жены узрели через полуоткрытую дверь стеклянный опасный сосуд и, спасая здоровье мужей, принялись методично выглядывать из кухни. Таня, вся нарядная — с серебряными украшениями на шее, с серебряными браслетами и кольцами на руках — даже пригрозила кулачком Никонову. — Помни, у тебя давление.

— Раньше были времена, а теперь явления… раньше поднимался лифт, а теперь давление, — игриво пропел Никонов.

— А Левке просто запрещено! — предупредила серо-синеглазая хозяйка. — И вообще, вы уже старики. За орден Сережи потом по маленькой — и хватит. Почему молчите? Али уже умерли от волнения?

Лев Николаевич, не оглядываясь, топнул под столом ногой.

— Галина, так нельзя себя вести в обществе! Даже в постсоветском.

— Поц-советском, — хмыкнул Никонов.

— А как же свою любимую пойдете смотреть? Вы же не доползете?

— Доползем, Галка! — отозвался гость. — Мы до нее хоть на коленях доберемся. Она мне, может, все двадцать пять лет снится. Наша дорогая, поднебесная. Все вместе и сходим. Кстати, где сын-то?

— В Москве. В командировке. — Хрустов ответил нехотя.

— Я знаю! Он же летел с нами.

— Илюха?! — насупился Хрустов.

— Ну! Обещал умыться-переодеться и — к родителям. Красивый парень.

— Да, ничего, — холодновато ответил Лев Николаевич. Он явно был недоволен тем, что сын летел в одном самолете с директором ГЭС. И Никонов, с горечью осознав это, осторожно завел речь о другом.

5

— А как ты сам-то, кроме шуток? — спросил Сергей Васильевич, откидываясь на спинку шаткого стула и разглядывая исхудавшего, как подросток, друга. — По прежнему заводишься с пол-оборота? Ты же себя сожжешь. Видел я тебя по телику.

Хрустов, играя скулами, молчал.

— Как Галина? Пишет Таньке: головные боли. Наверное, из-за холодного воздуха, Саяны, — Никонов кивнул на окно.

— В Приморье теплее, хочешь сказать?

— Субтропики. Женьшень растет… тигры ходят.

— Ничего. У нас всё хорошо, Сергей. И на этом точка. — И Хрустов добавил одну из своих сентенций, без которых не мог жить. — Когда человек улыбается, он показывает зубы судьбе.

— Это верно, — хмыкнул Никонов и полез в карман, достал из бумажника две фотокарточки. — А вот мои.

На одном красочном снимке — высокий юноша в смокинге держит под руку пышную юную даму в фате. Очень похож на молодого Сергея.

— Сыночка, думаешь, как зовут? Лёва. Лев.

— Я помню. — Хрустов не смог не покраснеть от удовольствия. Буркнул. — Об этом ты единственный раз и черкнул. Спасибо.

— Недавно подарили внучонка. Как, думаешь, зовут? — Никонов тоненько рассмеялся. — Базара нет. Где Лева, там Лёша. В честь Алешки Бойцова.

На другом фотоснимке — красивая барышня лет двадцати в шляпе, на фоне пальм и моря, определенно за границей. Очень похожа на мать, наверное, такой была Таня (Аня? Лада?) во времена строительства ГЭС.

— Дочурка Вера. Замужем за генералом, у нас, там. Тоже обещают скоро наградить дитем.

— А мой еще не думает жениться.

Никонов с явным недоумением уставился на него и прыснул от смеха.

— Что, что?! — засверкал глазами мнительный Хрустов. — Не торопится — и молодец.

Никонов, видимо, о чем-то уже проведал, но решил не торопить события..

— Любви все возрасты покорны. — Он подмигнул. — Дело сладкое. Я бы сам бы еще, да Танюха говорит: застыдят…

Из кухни тут же выглянула, как кукушка, Татьяна Викторовна:

— Ты чего, чего там?! Детей показал? Дай сюда, Галке покажу! — И понесла оба фотоснимка на кухню. — И сам зайди-ка сюда.

Никонов, пожав плечами, ушел.

Мы с Хрустовым молчали. Сергей Васильевич вернулся от женщин, сделал умильное лицо, завел речь о другом.

— Галка говорит, на вашем участке ты вишню к яблоне прирастил… Ну, Мичурин! Как тебе удается? И какая ягода? А смородину с жимолостью не пробовал?

— Можно любые плоды совместить, а вот Россия уже расколота.

— Да брось, чего ты опять?! Я вот лопату давно не держал в руках. Может, сходим по утрянке, помогу по огороду.