Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл
Шрифт:
– Искуситель. Змей. Уломал меня. Нынче ночью приходи сюда. Вместе побежим.
Весть об исчезновении нового правителя Вонифатий Андреич сохранял в тайне от простых горожан пару дней. Галичане сражались храбро и отбили ещё одно нападение. Но потом возроптала дружина звенигородцев: где Иван, отчего нет его в бою? А когда Серослав Жирославич рассказал всю правду - начали буянить и отказывались дальше обороняться. Более того: снарядили посольство из трёх человек в стан врага - мол, откроем ворота, если обещаете нас, звенигородцев, не трогать. Радостный Владимирко заявил:
– Обещаю помиловать, коли вы до единого перейдёте на мою сторону.
–
Галич пал. Обезумевший от победы Ярославов отец жаждал крови. Он убил Вонифатия самолично, выхватив из рук его символический ключ от города и воткнув заострённую бородку в правый глаз боярина. Труп вельможи целый день возили по улицам, чтобы устрашить население. Тысячу простых горожан, защищавших Ивана, с ходу умертвили - воеводам отрубив голову, рядовых утопив в Днестре - связанными, с камнем на шее. Одного только Серослава жить оставили: сын последнего, Кснятин Серославич, у Владимирки валялся в ногах, умоляя пощадить его тятеньку. «Ну, пускай, пускай, - отмахнулся владыка.
– Отблагодарю тебя за твои заслуги». Тем не менее Кснятинова отца всё же наказал - выпорол прилюдно меж других шибко провинившихся.
Город подчинился безропотно. Сделал вид, будто бы не хочет больше буйствовать. Погрузился в тишину и смирение. Но обид не забыл. Вроде затаился на время.
Ярослав же, взволнованный от всего происшедшего, долго не мог вернуться к прежним своим наукам. Говорил своему подручному Тимофею:
– Мне в лесах охота понравилась, даже очень, потому как зверье убивать не грех: нам оно дано Вседержителем к пропитанию нашему и забавы для. Но вот ратное дело - происки лукавого. Ибо сказано: «Не убий». А коль скоро люди созданы по подобию Божьему, посягать на Господень образ - преступление тяжкое. Всем убивцам гореть в огненной геенне.
Тимка возражал:
– Так-то так, да не совсем так. Коли ближний твой посягает на тебя самого, на твоё добро, на твою жену и детей, как ему тогда не ответить? Если не убьёшь, то убьют тебя. И такое убивство праведно.
– Нет, не может быть праведного убивства, - упирался княжич.
– Да с такими мыслями надобно в монахи идтить, - ласково подкалывал слуга господина.
Юноша сердился, губы надувал:
– Может, и пойду! Вот возьму и пойду! Стану за вас за всех, грешников, молиться.
– Нет, нельзя, нельзя, - беспокоился Тимофей уже по-серьёзному.
– У отца твоего больше нет наследничков. Ты - надёжа Галича. Без тебя мы останемся неизвестно с кем.
– Власти княжьей не бывает без крови. Мне же кровь противна!
– Что ж поделаешь! Мир стоит на сем. Не ты первый и не ты последний.
– Ах, как грустно, Тимка! Отчего миром правит не любовь, но вражда?
Глава вторая
1
Удирая из Галича, беглецы вышли из подземного хода возле буковой рощицы. Были в паутине, земле, сапоги - в мокрых комьях глины. Из волос вытряхивали песок. Вдруг заметили меж стволов белую фигуру.
– Свят, свят, свят!
– испугался Олекса Прокудьич.
– Это ж призрак старого князя Володаря!
– И перекрестился. А потом замахал руками: - Тьфу, проклятый! Брысь, изыди, окаянный!
А фигура не только не исчезла, но направилась прямо к ним.
Присмотревшись к ней, Ростиславов сын сжал плечо напарника:– Стой, не дрейфь. Зрю воочию: то не привидение, а старик-ясновидец Чарг. Погляди внимательней.
– Верно, чародей.
Прорицатель подошёл вплотную и сказал спокойно, словно знал, где и как Олекса с Иваном побегут из города:
– Ну, теперь убедились в правоте слов моих? Для чего было затевать весь сыр-бор?
У звенигородца сжались кулаки:
– Ты не понимаешь, болван! Отомстить за отца - мой священный долг!
– Что ж не отомстил?
– В этот раз не вышло. Я ещё вернусь.
– На свою погибель. Откажись от задуманного, прошу. Не беги в Звенигород, там тебя Владимирко всё равно поймает. Отправляйся-ка лучше на низовья Дуная, где стоит городок Малый Галич и живёт моя внучка, половецкая княжна Тулча. Коли женишься на ней, то она родит тебе сына. И живи с нею на здоровье, богатей, собирая дань с проезжающих мимо купцов. А на Русь не суйся, мой тебе совет.
Молодой человек произнёс теплее:
– А не шутишь, дедка? Ворожей ответил со вздохом:
– Коли речь идёт о жизни и смерти, о судьбе народов, я шутить не имею обыкновения.
– Он достал из-за пазухи медную табличку - чуть поменьше ладони, протянул Ивану: - Вот, бери сей ярлык. Будет вместо охранной грамоты тебе. Здесь написано половецкими рунами, что являешься ты другом Чарга и тебя обижать не след.
Озадаченный юноша поблагодарил, взял зеленоватый в лунном свете прямоугольничек, повертел в руках и затем спросил:
– Хороша ли собою Тулча?
– Точно маков цвет.
– Вот зачаровал! Точно ведь - колдун! Так и быть, побегу на юг. Даже если внучку не встречу, то, по крайней мере, схоронюсь от Владимирки. А уж там подумаю - возвертаться ль на Русь.
– Сохрани тебя Небо от подобного шага.
И старик, отступив за дерево, вроде бы растаял.
– Ну и чудеса!
– прошептал Олекса, снова перекрестившись.
– Сам нечистый верховодит проклятым. Нешто ты поддашься на его уговоры?
– Хоть бы и нечистый!
– хмыкнул тот, заправляя за кушак медную табличку.
– Я и дьяволу продам душу, лишь бы мне помог выполнить замысленное!
– Тьфу, окстись! Мерзко говоришь.
– А не слушай, коли не нравится. Лучше помоги лодку отвязать. По реке поплывём, чтоб успеть уйти до рассвета.
Сели в первый же попавшийся чёлн, обрубили верёвку, за которую он был привязан, парус не подняли, а работали вёслами. Медленно, но верно вырулили в фарватер Днестра. И течение понесло их на юг, к Понтийскому (или Чёрному) морю.
Находились в пути целую неделю, приставая к берегу только изредка, добывая себе пропитание по окрестным селениям - где воруя, а где покупая овощи и кур. В первых числах апреля оказались у стен Белгородской крепости (ныне город Белгород-Днестровский) и без малого двое суток отсыпались в келье монастыря Иоанна Предтечи. За приют отплатили монахам тем, что украли у них двух коней, и уже верхом устремились вдоль берега к озеру Кундук. Тут же угодили в лапы к половцам и предстали перед ханом Чугаем. Тот велел отрубить им голову, но Иван вытащил ярлык, и при виде таблички степняки моментально растаяли, начали суетиться, потчевать гостей разными диковинными яствами, надавали подарков и сопроводили вплоть до устья Дуная. А оттуда до Малого Галича (он теперь - румынский Галац) и всего ничего, пять часов езды.