Золотое зерно
Шрифт:
Её высокие ступени сверкали на солнце ослепительным блеском, переливаясь изумрудом и серебром, прозрачные, необыкновенно красивые.
Оправившись от удивления, я почувствовал, как какая-то сила толкает меня вперёд и, шагнув, смело пошёл по ней, не оглядываясь, зная, что Доктор и дядя следуют за мной. Весь как стрела, пущенная в цель, устремившись вперёд, я шёл легко и радостно, преодолевая ступень за ступенью, не чувствуя усталости.
Лестница привела меня к высоким светлым воротам, которые распахнулись передо мной, как только я до них дотронулся. Войдя, оказался в небольшом дворике, огороженном со всех сторон кустарником с цветущими белыми и сиреневыми цветами. Передо мной сияли, искрясь на солнце, белоснежные шапки огромных гор, такие близкие, как будто их можно коснуться
Вздрогнув от неожиданности, я увидел, что к нам приближался высокий человек, опирающийся на посох, на конце которого горел огонь. Он был строен, сед и стар, но глаза, горевшие на его выразительном лице теплом и любовью, были так проникновенны, что этот взгляд мне не забыть никогда. Я повернулся к нему, и какое-то смутное воспоминание шевельнулось в сердце. Ещё не понимая, что делаю, я шагнул навстречу этому человеку и оказался в его объятьях: – Отец Макарий, – прошептали мои губы, прежде чем осознал, что это говорю я, ощутив невероятное тепло и блаженство, идущее от него.
Сердце моё затрепетало, я почувствовал, как будто в моей груди раскрывается необыкновенно красивый цветок, напоминающий лотос. Горячая волна пробежала от моей груди к нему.
Испытывая огромное счастье, я радостно прижимался к отцу Макарию и чувствовал себя невероятно сильным и уверенным.
Мы молчали, не в силах произнести ни слова, да они были и не нужны. Уста наши были сомкнуты, а сердца беззвучно беседовали между собой.
– Как давно я вас жду, – говорило мне сердце отца Макария, – как долго, Алёша, вы шли к родному крову! Я счастлив, что этот день настал!
Он замолчал. Молчал и я, боясь нарушить нашу связь, эту священную тишину, ощутив на минуту невыносимую физическую боль, которая пронзила мое сердце. С трудом переведя дух, я понял, что испытал всю боль отца Макария, глубину которой сознанием никогда не постичь.
Он жестом пригласил нас следовать за собой, и, только вплотную подойдя к неприступной скале, мы заметили небольшую дверь. Она распахнулась, и мы вошли в узкий, длинный коридор, поднялись по ступеням и оказались в огромном Храме, свет в который проникал через высокие окна. Трепет пронзил моё сердце. И я склонился в глубоком поклоне перед простым и немного суровым ликом Христа, смотревшим прямо в моё сердце своими большими лучистыми глазами. Ничего нельзя было скрыть от этого всевидящего взора, полного любви, сострадания и мужества. Он был как живой на этом полотне, от которого шёл необыкновенный свет. Хотя я стоял далеко, но физически ощущал всю эту мощь и безграничную силу света, не в силах больше приблизиться к нему ни на шаг. На картине было изображено утро перед распятием. Он пережил тяжелую ночь, проведя её без сна. Усталость тенью легла на его лицо, оставив следы глубоких раздумий, но внутренне он был чрезвычайно собран и устремлён, давно готовый к такому исходу. Приближался рассвет, перед ним была дорога длинная, безконечная и, вместе с тем, такая короткая, полная страданий, тревог и бурь, непреодолимых испытаний. Дорога, длиною в человеческую жизнь…
Мои размышления были прерваны Доктором, который жестом указал, что меня зовёт отец Макарий. Подойдя к нему, я увидел рядом с ним большую чашу с огнём, высокое пламя которого переливалось золотом, серебром, изумрудом. Опустившись на колени, я склонил голову, и Макарий дотронулся до неё своим посохом, предварительно коснувшись им чаши. Меня пронзило необычайно сильным потоком с головы до ног, комната закружилась перед моими глазами все быстрее и быстрее, и я бы упал, если
бы подошедшие сзади Доктор и дядя не поддержали меня.Как только я немного пришёл в себя, отец Макарий снова прикоснулся посохом к моей голове и я испытал ещё одно содрогание, но уже меньшей силы. Он исчез, перед моими глазами появились семь огромных фигур в белоснежных плащах, переливающихся разноцветными лучами, и невыразимые счастье и покой снизошли на меня. Мир вокруг раздвинулся безгранично, и я почувствовал всю его Безпредельность.
– Иди, Алёша, безстрашно по жизни, – услышал я явственно, – Внося в жизнь каждого дня, каждой встречной душе любовь, добро, забывая о себе, не требуя награды. Ты приблизился к священным воротам, сумев открыть их собственным сердцем. Так и живи отныне каждый свой день.
Колокола зазвучали сильнее и сильнее, и с каждым звоном я видел духовным зрением, как огромные цветы невероятной красоты открываются в сердце каждого человека, который слышал этот звон, отзываясь на него. Негромкое, но торжественное пение ещё долго звучало в моих ушах, когда мы покидали храм.
Солнце клонилось к закату, отец Макарий вывел нас за высокие ворота, и мы увидели перед собой еле заметную тропинку, заросшую травой, узкую, крутую, полную опасных поворотов. Она вела нас мимо глубокой пропасти, неожиданные препятствия возникали перед нами, и нужно было быть очень осторожными, чтобы спуститься по ней. Я шёл легко, не обращая на это внимания, и вдруг услышал: – Осторожнее, Алёша, – говорило мне сердце отца Макария.
Радость поселилась в моём сердце с этого дня, радость жить, помогать людям…
… У стен, на длинных полках из красного дерева стояли различные аппараты, некоторые из них мы уже видели в башне, но здесь они были гораздо меньших размеров. А посреди лаборатории на небольшом столике возвышался, сверкая и переливаясь своими гранями, кристалл горного хрусталя в форме пирамиды, в центре которой был шар.
Смелее, Алёша, – улыбнулся отец Макарий, – ты уже умеешь с ним работать.
Я подошел поближе к кристаллу, который вспыхнул изумрудно-зеленым светом, становясь всё ярче по мере моего приближения. Я почувствовал в сердце знакомый трепет, ещё и ещё раз от меня побежала горячая волна, я весь растворился в этом чувстве, а кристалл, сконцентрировав его, собрав в себе, стал необычайно ярким.
То же самое сделали и дядя с Доктором.
– А теперь вы можете отдать эту любовь, куда пожелаете, – продолжил отец Макарий, и мы, не сговариваясь, послали её людям, Земле. Когда я снова открыл глаза, пирамида снова была прозрачной, лишь неяркие разноцветные огни пробегали по её граням. Посыл был таким мощным, что я физически, зримо ощутил, как стало вокруг светлее.
Следующий предмет, который отец Макарий взял в руки, тоже был камнем, небольшим, блестящим, тёмного цвета с розовато-красными прожилками.
Этот камень тоже необычный, – объяснил он нам, – завезён с Ориона. Он более ценный, чем горный хрусталь и даже алмаз. У него иное предназначение. Он помогает человеку управлять своим внутренним огнём, но требует большой подготовки. Чтобы работать с ним, необходимо привести свой организм и чувства в гармонию, а этому вы ещё только учитесь…
… Та дорога, которую ты выбрал, не может безконечно продолжаться рядом с Учителем. Наступает час – пора расставаний, когда ты должен идти один и показать на деле, чему ты научился. Конечно, поддержку Учителя, его помощь, ты будешь ощущать постоянно. Но те задачи, которые поставлены перед тобой, ты должен решать самостоятельно. И сейчас в твоей жизни наступил именно такой момент. Я знаю тебя как сильного и мужественного человека, что же случилось теперь?
– Я не знаю, как жить и зачем? Для мира я умер давно, ничто меня не привлекает в нем.
– Ты думаешь о себе, Мишель, а задачи перед тобой огромны. Ты должен нести людям свои знания, помощь, всю свою любовь, забыв о себе. Они нуждаются в тебе больше, чем ты предполагаешь. Живи отныне свой каждый день, отдавая всего себя без остатка людям, показав на деле, без лишних слов, что на свете существуют и правят законы мира, любви и добра. Тебе предстоит закончить свой труд, который должен принести пользу людям.