Золотой человек
Шрифт:
Тимея больше не взывает о помощи; собрав все вилы, она старалась раненной рукой прижать голову противницы к полу и вырвать у нее смертельное оружие.
Тимея была сильной женщиной, а убийца, как известно, всегда сражается не в полную силу.
Молча боролись они во тьме, разостланный на полу ковер заглушал шум единоборства.
Вдруг в соседней комнате послышался душераздирающий крик: "Караул, убивают!" - отчаянно надрывался визгливый женский голос.
То был голос госпожи Зофии.
От этих криков руки-ноги Атали наливаются тяжелым свинцом.
Она чувствует, как теплая кровь жертвы
В соседней комнате раздается звон разбитого стекла, и визгливые крики госпожи Зофии, оглашают безмолвную улицу.
– Караул! Убивают!
Атали в испуге выпускает саблю и теперь уже обеими руками пытается высвободить волосы, в которые вцепилась Тимея; они поменялись местами: теперь Атали - жертва нападения, и она напугана. Вырвавшись из рук Тимеи, она отталкивает ее, бежит к тайнику и тихонько притворяет за собою дверцу - мозаичную картину.
Тимея, пошатываясь на неверных ногах, делает несколько шагов и, выронив на пол саблю, без чувств падает на ковер.
В конце улицы слышны торопливые шаги. Привлеченный истошными воплями госпожи Зофии, к дому поспешает ночной дозор.
Первым подбегает майор. Узнав его, госпожа Зофия кричит из окна:
– Скорее на помощь, Тимею убивают!
Майор звонит, барабанит в дверь кулаками, но никто в доме не торопится отпереть подъезд. Подоспевшие солдаты пытаются взломать дверь, но она слишком прочна и не поддается.
– Сударыня!
– кричит майор госпоже Зофии.
– Разбудите прислугу, пусть отопрут дверь.
Госпожа Зофия в порыве отчаянной храбрости, какую способен вызвать лишь чудовищный страх, бежит анфиладою неосвещенных комнат и темных переходов, ударяясь впотьмах об углы мебели и дверные притолоки, пока не попадает наконец в людскую.
Взору ее предстает та же картина, что и в недавнем сне. Слуги валяются как попало, где настиг сон: кучер навзничь опрокинулся на лавку, лакей уткнулся головою в стол, привратник развалился на полу, горничная пристроилась на плите, голова ее в неудобной позе свешивается с краю. Догорающая свеча всполошенными язычками пламени освещает эту гротескную группу.
– Убийца в доме!
– срывающимся голосом кричит госпожа Зофия и в ответ слышит лишь мощный устрашающий храп.
Она поочередно тормошит каждого, громко называя по имени, но все ее попытки тщетны: спящие, не открывая глаз, безвольно роняют головы.
Внизу ни на миг не смолкает стук в парадную дверь.
Привратника тоже не добудиться, зато в кармане у него ключ от подъезда.
Госпожа Зофия завладевает ключом и, собрав последние остатки сил, бежит по темной галерее, темной лестнице, темным сеням. Чтобы открыть входную дверь. И все это время ее не отпускает мысль об убийце, притаившемся в темноте! Что, если она столкнется с убийцей и опознает его?.. Эта мысль был еще страшнее!
Наконец она отыскала впотьмах входную дверь, нащупала замок и отперла его.
В темные сени ворвался свет: и у ночного дозора, и у городской стражи были при себе фонари. К месту происшествия подоспел и начальник городской полиции, и поблизости живущий полковой лекарь, наспех одетые и вооруженные кто топориком, кто саблей наголо.
Господин Качука взбежал по лестнице, ворвался в прихожую и очутился
перед дверью, ведущей непосредственно в спальню Тимеи.Дверь оказалась запертой изнутри; поднажав плечом, майор высадил ее.
Перед ним на полу лежала Тимея - без чувств, вся в крови.
Полковой лекарь, осмотрев раны, сказал, что ни одна из них не представляет опасности для жизни; у пострадавшей просто глубокий обморок.
Теперь, когда тревога за жизнь любимой женщины улеглась, в майоре проснулась жажда мести.
– Но где же убийца?
– Странно, однако!
– недоуменно заметил начальник полиции.
– Все двери заперты изнутри; никто не мог ни войти, ни выйти.
Нигде не малейшего предательского следа. Само орудие убийства - сломанная сабля, бережно хранимая Тимеей в бархатном футляре, - окровавленное, валялось на полу.
Тут подоспел и городской лекарь.
"Давайте-ка займемся челядью!".
Слуги спали беспробудным сном. Врачи осмотрели их и убедились, что никто из них не притворяется: все до одного опоены маковым настоем.
Кто мог сделать это? Есть ли еще какие-то люди в доме?
– Где Атали?
– обращается майор с вопросом к госпоже Зофии.
Та молча смотрит на него, не в силах вымолвить ни слова. Да она и не знает, где сейчас может находиться ее дочь.
Начальник городской полиции распахивает дверь в спальню Атали, и все гурьбою вваливаются туда. Госпожа Зофия, каждую минуту готовая упасть в обморок, следует за ними. Ведь она-то знает, что Атали там нет.
Атали лежит в своей постели и спит, как ни в чем не бывало.
Белый батистовый, весь в оборках, капот застегнут наглухо, волосы аккуратно запрятаны под вышитый чепец, прекрасные белые руки, до самых запястий скрытые воланами, выпростаны поверх одеяла.
Лицо и руки ее чисто вымыты, она спит безмятежным сном.
Госпожа Зофия при виде дочери прислоняется к стене, чтобы не упасть.
– Как крепко она спит, - замечает городской лекарь.
– Ее, видно, тоже угостили опием.
К постели подходит полковой врач, щупает у Атали пульс: он бьется спокойно, ровно.
– Да, безусловно спит!
Ни единая черточка не дрогнула в лице Атали, пока врачи проверяли пульс. Невозможно предположить, будто она слышит все, что происходит вокруг.
Благодаря столь невероятному самообладанию ей удалось провести всех. Только один человек не поддался обману: тот, возлюбленную которого она пыталась убить.
– Вы уверены, что она спит?
– спрашивает майор.
– Потрогайте ее руку, - предлагает врач.
– Рука холодная и безвольная.
Атали чувствует : сейчас ее берет за руку майор.
– Взгляните, господин доктор!
– восклицает майор.
– Если повнимательнее присмотреться к этой белой ручке, то под ногтями у нее - свежая кровь...
При этих словах пальцы Атали судорожно сжимаются, и майору кажется, будто орлиные когти впиваются ему в руку.
С демоническим смехом барышня сбрасывает с себя одеяло и встает; под капотом она полностью одета. Вызывающе дерзко смотрит она на изумленных мужчин, с торжествующим злорадством глядит на майора. Затем взгляд ее переходит на лицо госпожи Зофии, простодушная женщина, не выдержав злобного укора дочери, падает без чувств.