Золотой человек

Раз собрались цыгане, да вертлявые бабенки, да пылкие парни — лихой пляски не миновать. И на озерном льду закипел пир на весь мир. Окрестные селенья огласились веселым шумом. Удалые молодцы с гиканьем откалывали танец святого Давида. Нарядная молодица подхватила под руку Тимара и, увлекая за собой, стремительно закружила в танце.

Огни праздничных костров, полыхавшие на фоне чудесной зимней ночи среди ледяного простора, ярко озаряли все кругом. Общее веселье длилось почти до полуночи. Рыбаки за это время успели отвезти свой богатый улов на береговой склад.

Наконец возбужденная толпа начала расходиться по домам. Всюду слышались здравицы и приветственные клики в честь гостеприимного хозяина, щедрого господина Леветинци, устроившего такой веселый праздник с обильным угощением.

Тимар оставался с Галамбошем до тех пор, пока тот не уложил царя-судака в ящик со льдом и, прикрыв соломой, прибил гвоздями крышку. Затем ящик погрузили в карету, в которой Тимар приехал на Балатон, и кучер получил приказание поспешить в Комаром, чтобы рыба прибыла туда свежая.

Тимар тем временем написал письмо Тимее в нежном, даже благодушном и шутливом тоне. Он называл ее своей милой женушкой, живописно изобразил великолепное зрелище солнечного восхода над замерзшим озером, рассказал, как с грохотом растрескивался лед, разумеется, умолчав при этом, что щель разверзлась почти у его ног. Затем он подробно описал подледный лов, похвастался богатой добычей и закончил письмо картиной вечернего гулянья. Не умолчал он даже о том, что привлек внимание красивой молодицы, которая лихо закружила его в танце.

Да, забавные письма порой пишут люди, одержимые манией покончить счеты с жизнью!

Послание тоже было передано кучеру.

Рыбацкий староста все еще хлопотал на месте промысла.

— Шли бы вы домой, дядюшка Галамбош, — уговаривал его Тимар, — небось порядком намаялись за день.

— Ничего не поделаешь. Надо еще разок развести огонь возле проруби да подбросить сухого камыша в другие костры, — раскуривая трубку, отозвался старик. — А то не миновать беды. На запах рыбы, того и гляди, сбегутся все лисы из соседних лесов, да и голодные волки притащатся сюда из своих логовищ. Эти ворюги залягут вокруг большой проруби и давай лакомиться рыбой. Подкараулят, когда рыба всплывет, и хвать ее лапой! Немалый урон нам наносят эти окаянные хищники.

— Не к чему огонь-то разводить, — успокаивал его Тимар. — Мне все равно не спится по ночам, то и дело просыпаюсь и выхожу на балкон, — вот я и покараулю тут вместо вас. Чуть что, выпалю из ружья, и четвероногие рыболовы мигом уберутся восвояси.

Успокоенный Галамбош простился с хозяином и побрел домой.

Старик виноградарь, единственное, кроме Тимара, живое существо в доме, давно уже спал как убитый. Он так усердно прикладывался к фляге с крепким вином, что хватил лишку. К тому же старик был туг на ухо, хоть из пушек пали — не разбудишь.

Тимар поднялся к себе в комнату и подложил дров в камин.

Спать ему не хотелось. Мятущееся сердце нуждалось в отдыхе, но оно не искало безмятежного покоя. Тимар вышел на балкон и, стоя у раскрытой настежь двери, принялся созерцать звездные миры.

Стояла морозная зимняя ночь. Луна еще не взошла. В небе сияли только звезды, отражаясь в ледяной глади. И озеро напоминало католическое кладбище в день поминовения усопших, когда на всех могилах мигают свечи. Среди звезд виднелись Сатурн, Вега, Арктур, созвездия Лебедя, Девы и Волосы Вероники, получившее свое название в честь верной жены египетского царя Птоломея III.

Человек бездушно смотрит в глубину звездного небосвода и, кажется, уже больше ничего не ощущает — ни холода, ни биения своего сердца, ни окружающего мира. Так он обретает покой, Это и есть отдых.

Чудовище

Звезды мирно сияли в вышине. Ни малейшее дуновение не нарушало ночной тиши.

Стоя на балконе в глубоком раздумье, Тимар вдруг услыхал у себя за спиной оклик:

— Добрый вечер, сударь!

Мгновенно очнувшись, он вошел обратно в комнату, ярко освещенную лампой и огнем из камина.

И оцепенел. Озаренный этим двойным светом, на пороге двери, выходившей на лестницу, стоял человек.

Тимар не узнавал его и в то же время почти догадывался, кто это. Глубокой ночью, сквозь зимнюю стужу и густой туман он убегал по льду от этого призрака…

Судя по костюму, пришелец был морским офицером. Правда, мундир его сильно обтрепался — золотая тесьма на воротнике была оборвана, темно-зеленое сукно выгорело на плечах, нескольких пуговиц недоставало. На правом рукаве виднелась большая прореха, кое-как стянутая белыми нитками. Флотские башмаки гостя совсем износились. Из дыр выглядывали голые пальцы, один был замотан тряпкой.

Вид у пришельца был самый плачевный. Загорелое, медного оттенка, лицо, запущенная борода, жесткая щетка усов, один глаз повязан черным шелковым платком.

— Кто вы? — громко спросил Тимар.

— Ай-ай-ай, милейший папаша, неужели вы меня не узнаете? — ехидно спросил незнакомец.

— Кристиан… — пробормотал опешивший Тимар.

— То-то и оно. Он самый. Любезный ваш Тодор, ненаглядный приемный сыночек Кристиан. Очень мило с вашей стороны, что вы изволили меня узнать.

— Что вам нужно?

— Первым делом мне хотелось бы завладеть вашей двустволкой. Боюсь, как бы вам не вспомнились слова, сказанные мной когда-то на прощанье: «Пристрелите меня, если я вновь попадусь вам на глаза». Мне, видите ли, вздумалось пересмотреть свои взгляды на этот счет.

Гость схватил стоявшее в углу ружье Тимара, взвел оба курка и плюхнулся в кресло возле камина, держа оружие наготове.

— Вот так. А теперь можно спокойно потолковать. Я притащился издалека и чертовски устал. Экипаж мой сломался в дороге, и часть пути мне пришлось пройти пешком.

— Что вам здесь нужно? — сухо повторил свой вопрос Тимар.

— Прежде всего — приличный костюм. Тот, что на мне, носит слишком явные следы непогоды и постигших меня бедствий.

Тимар молча подошел к гардеробу, вынул оттуда свою бекешу с каракулевым воротником, костюм и прочие принадлежности туалета. Сложив все эти вещи на пол, он жестом указал на них Кристиану.

Бродяга, не выпуская ружья и не снимая пальца с курка, поднял вещи левой рукой и с видом знатока стал рассматривать их.