Золотой череп

– Узнал! – пронеслось по нестройным рядам. – Узнал, ведь! Через столько-то лет!

Когда Буланкин, садясь в коляску, слегка отступился и ткнулся носом в юбку Анастасии Павловны, про счастливого старичка сразу же забыли, а он всё стоял на дороге и громко рассказывал неведомо кому.

– Эх, Ванька, Ванька… А как мы с ним в третьем классе бранное слово на коляске попечителя нацарапали. Эх, Ванька… А я б тебя…

Исправник Ермаков наблюдал за действом с пригорка. В двух шагах от хмурого исправника стояли его подчиненные, радости в их глазах не наблюдалось и малой толики. Исправник был весь во внимании и зорко высматривал незнакомых да подозрительных, какие старались подобраться поближе к знатному гостю. Городовые то и дело бегали к толпе и тащили оттуда, не приглянувшихся их начальнику личностей. Первым притащили молодого господина в модной шляпе, в черном сюртуке, поверх бледно коричневого жилета. Этот молодой человек не понравился Ермакову тем, что уж очень он рьяно в толпе шнырял и всё норовил поближе к Буланкину подобраться.

– Как вы смеете?! – пронзительно громко возмущался модный господин, когда приволок его дюжий унтер-офицер под очи уездного полицейского исправника. – Я репортер губернской газеты Милованов! Я на вас фельетон напишу! Позор!

Репортера, от греха подальше, исправник решил отпустить и велел привести высокого черноволосого красавца с орлиным носом и в светлой летней паре: тот оказался доцентом какого-то университета. И его отпустили, пока, за неимением улик. Затем был пьяненький мужик в синей рубахе, который чистосердечно поведал полиции о том, что он рвался сквозь толпу, чтоб ученого медведя узреть. Очень расстроился мужик, когда ему рассказали, что ученых медведей в этой толпе не было ни одного. Следом за мужиком студента технического училища привели: староват он показался стражнику для студента.

Мурыжили студента, пока тот бумагу не показал. Еще пару подозрительных заметили, но привести не успели. Ермакова позвала к себе Анастасия Павловна.

– Иван Иванович, – улыбалась фабрикантша исправнику, сидя в своей коляске, – нам надо очень надежную охрану обеспечить сему чуду. Очень надежную. – Анастасия Павловна указала ладошкой на ларец, стоящий у её ног.

– Да не стоит всё это Вашего беспокойства, – тоже заулыбался знатный гость. – Ребята мои посторожат. Они…

– Ну, что вы, Иван Савельевич, что вы, – безапелляционным тоном перебила гостя Анастасия Павловна. – Вы же только что мне рассказали, что ваши люди трое суток глаз не смыкали в усердии своем. Пусть отдохнут. Неужто мы охрану не обеспечим? – Фабрикантша строго посмотрела на исправника.

– Неужто? – эхом повторил за Анастасией Павловной чуть-чуть задремавший на солнышке уездный предводитель дворянства.

– Обеспечим, – прохрипел сердито исправник. – В общественный банк положим, там запоры крепкие, а у дверей я унтер-офицера поставлю.

– Вот и славно, – ласково проговорила фабрикантша и велела трогать.

Сперва поехали храм на торжественный молебен. Вокруг храма сразу же гуляние народное случилось. Самовары кипят, пряниками торгуют, квасом. Не обошлось на гулянии и без напитков покрепче. Под малосольный огурчик да под гармошку в такой прелестный день – благодать сущая. Веселятся люди, одним словом. А чего ж не повеселиться? Надоела всем скука уездной жизни, хуже горькой редьки. И такой счастливый случай! После храма, гостя ведут в ресторацию, а народ следом: в другое место самовары несут. Тут и гармошка еще заливистей жару дает.

– И-и-ех! Кум до кумы судака тащит!

Ближе к закату все вместе с гармошкой шествуют в сторону банка, чтоб чудо на ночь пристроить.

Буланкин в банке всё осмотрел и остался весьма доволен увиденным.

– Действительно, место надежное, – крепко пожал он руку здешнему управителю. – Только, и мне надо уголочек здесь определить. Я на полу готов…

– Какое еще уголочек? – насторожилась Анастасия Павловна.

– Я, Анастасия Павловна, любезная Вы моя, здесь должен спать, – степенно припал к ручке фабрикантши Буланкин. – Не пускает он меня от себя. Пятьдесят метров могу еще отойти, а дальше ежели, так нутро огнем жжет. Рядом я с ним должен быть. Здесь мне придется переночевать. В здании не разрешат, так в саду устроюсь… Мы люди привычные…

– Никаких «в саду»! – топнула ногой Анастасия Павловна. – Вам уже в моем доме приготовлено. Чтоб мы такого гостя да без приличного ночлега… Не позорьте нас перед людьми-то! И чуду вашему место заветное есть. У меня во флигеле есть чулан без окон, вон там пусть оно и лежит, а возле дверей мы полицейскую охрану поставим.

Буланкин еще чуть-чуть попробовал противиться, но Анастасия Павловна стояла на своем, словно скала моря Адриатического. А когда купец окончательно согласился идти к дому фабрикантши, из толпы на коленях выполз к нему местный юродивый Кирюша. Выполз и выпрашивать:

– Дай рублик, господин хороший! Дай рублик!

Анастасия Павловна шепнула, чуть смутившемуся гостю.

– Дайте ему монетку. На счастье.

Гость торопливо похлопал по карманам и зыркнул на своих молодцов, один из которых тут же выдал просящему полкопейки. Юродивый получив монету, пустился в пляс. Наплясывая, он вроде бы как пел.

– Благодетель, благодетель. Благодетель, господь бог… – гнусавил Кирюша. – Слуги, слуги… Благодетель, благодетель, господь бог…

Так с песней он и провожал шумную процессию к хоромам фабрикантши. И гулял там народ весело да дотемна.

Исправник самолично осмотрел чулан, прежде чем туда поставили ларец с чудесным черепом. Располагался тот чулан в просторном, но очень захламленном флигеле: сюда давно уж всю ненужную мебель складывали. Слуга купца поставил ларец в чулан, дворник тут же навесил большой замок на чуланную дверь, а ключ с нижайшим поклоном был вручен Буланкину. И все разошлись: простой народ пошел на улицу догуливать, а состоятельный на бал, какой Анастасия Павловна в честь знатного гостя затеяла.

Конец ознакомительного фрагмента.