Золотой дождь

Келли усаживают на заднее сиденье патрульного автомобиля, который сразу отъезжает. Я возвращаюсь к своему «вольво» и еду в полицию.

* * *

Я представляюсь дежурному сержанту, поясняю, что мою клиентку только что арестовали, и настаиваю на своем праве присутствовать при допросе. Я держусь уверенно и дерзко, и сержант, не выдержав напора, кому-то звонит. Появляется ещё один сержант и проводит меня на второй этаж в комнату для допроса, где сидит Келли. Детектив по фамилии Смазертон присматривает за ней через одностороннее стекло. Я даю ему свою визитку. От рукопожатия он отказывается.

– Шустрые вы ребята, – презрительно цедит он.

– Она вызвала меня сразу после того, как позвонила в полицию. Что вам известно?

Мы оба смотрим на Келли через стекло, прозрачное только с нашей стороны. Она утирает глаза салфеткой.

Смазертон хмыкает; по всему чувствуется, что он ещё не решил, как со мной объясняться.

– Мужа её мы нашли на полу с раскроенным черепом. Похоже, его огрели бейсбольной битой. По словам его жены, у них все шло к разводу, она прокралась домой, чтобы взять свою одежду, он неожиданно вернулся и вспыхнула ссора. Он был подшофе, ей каким-то чудом удалось завладеть битой, и вот теперь он в морге. Вы занимаетесь их разводом?

– Да. Я привезу вам копию заявления. На прошлой неделе судья издал предписание, запрещающее Райкеру приближаться к ней. Он несколько раз избивал её чуть ли не до смерти.

– Да, мы видели синяки. Ничего, если я задам ей несколько вопросов?

– Да, конечно. – Мы входим в комнату вместе. Келли удивлена мне, но старается вида не показывать. Мы вежливо, как подобает адвокату и клиенту, здороваемся. К Смазертону присоединяется Хамлет, ещё один сыщик в штатском, который принес магнитофон. Я, понятно, не возражаю. Однако, дождавшись, пока он включит магнитофон, я перехватываю инициативу.

– Для протокола – меня зовут Руди Бейлор. Я адвокат и представляю интересы Келли Райкер. Сегодня понедельник, 15 февраля 1993 года. Мы находимся в центральном полицейском управлении Мемфиса. Мое присутствие здесь объясняется тем, что примерно без четверти восемь вечера мне позвонила моя клиентка. По её словам, она только что вызвала полицию. И ещё она сказала, что, похоже, муж её мертв.

Я киваю Смазертону – дескать, можете теперь продолжать, а он мечет на меня испепеляющий взгляд. Полицейские на дух не выносят адвокатов, но сейчас мне на это наплевать.

Смазертон начинает со стандартных вопросов про Келли и Клиффа – даты рождения, когда был заключен брак, место работы, наличие детей и тому подобное. Келли терпеливо отвечает, но вид у неё отсутствующий. Лицо её уже приобрело привычные очертания, но левый глаз по-прежнему разукрашен иссиня-черным синяком. И бровь заклеена. Выглядит она насмерть перепуганной.

Сцены избиений она описывает в таких подробностях, что мы невольно стискиваем зубы. Смазертон отправляет Хамлета в архив, где хранятся данные о трех предыдущих арестах Клиффа за нанесение побоев жене. Но Келли рассказывает о тех случаях, когда в полицию не обращалась, и которые нигде не фиксировались. О том, как муж отделывал её бейсбольной битой, и как однажды сломал ей лодыжку. Как, боясь сломать кости, лупил её кулаками.

Она переходит к рассказу о последнем случае, после которого терпение её вконец иссякло и она решила подать на развод. Говорит она очень убедительно, потому что до сих пор все сказанное – чистая правда. Меня тревожат только сегодняшние события.

– А почему вы сегодня вернулись домой? – спрашивает Смазертон.

– Чтобы забрать одежду. Я была уверена, что его не застану.

– А где вы были в последние дни?

– В приюте для женщин, подвергшихся избиениям.

– Как он называется?

– Я бы не хотела это говорить.

– Но он здесь, в Мемфисе?

– Да.

– А каким образом вы попали домой?

Сердце мое уходит в пятки, но Келли уже предвосхитила этот вопрос.

– Приехала на своей машине, – отвечает она.

– Какая у вас машина?

– «Фольксваген-рэббит».

– Где она сейчас?

– На стоянке возле дома.

– Можем мы на неё взглянуть?

– Только после меня! – перебиваю я, вспоминая, что присутствую здесь как адвокат, а не соучастник преступления.

Смазертон щерит зубы. Жаль, что взгляды не могут убивать.

– Каким образом вы попали в квартиру?

– Отомкнула дверь собственным ключом.

– Что вы делали после того, как вошли?

– Я сразу пошла в спальню и начала собирать одежду. Набила своим бельем несколько наволочек и перетащила платья в столовую.

– Сколько времени вы провели в квартире до прихода мистера Райкера?

– Минут десять, не больше.

– И что было потом?

Я вновь вмешиваюсь.

– Она не должна отвечать на этот вопрос, прежде чем я сам не переговорю с ней. Все, на этом допрос окончен. – Я решительно протягиваю руку и нажимаю красную кнопку «стоп». Запись прекращается. Смазертон с недовольным видом просматривает свои записи. Возвращается Хамлет с распечаткой из досье Клиффа, и они изучают его, склонив головы. Мы с Келли старательно отводим друг от друга глаза. Зато наши ноги соприкасаются под столом.

Смазертон пишет что-то на листе бумаги и вручает его мне.

– Уголовное дело придется открыть, но заниматься им будет прокуратура, отдел бытовых преступлений. Обвинитель там дама по имени Морган Уилсон.

– Так вы её задерживаете?

– У меня нет выбора. Я не имею права её отпустить.

– А обвинение?

– Простое убийство.

– Отпустите её под мое поручительство.

– Я не имею права, – огрызается Смазертон. – Как будто сами не знаете. Что вы за адвокат?

– Тогда отпустите её по залог.

– Ничего не выйдет, – отвечает он, обескураженно глядя на Хамлета. – У нас труп на руках. Решение примет судья. Убедите его, что она не преступила допустимой самозащиты – и она свободна. Я же должен исполнить свой долг.

– Меня сажают в тюрьму? – жалобно спрашивает Келли.

– Да, мэм, у нас нет другого выхода, – говорит ей Смазертон, почти сочувственно. – Если ваш адвокат не зря ест свой хлеб, то завтра он вас вызволит. Под залог, разумеется. Я же не имею права вас отпустить, как бы мне этого ни хотелось.

Я протягиваю руку и ободряюще треплю Келли по ладони.

– Не волнуйся, все будет в порядке. Завтра я тебя отсюда вытащу.

Келли кивает и сжимает зубы, отчаянно пытаясь не расплакаться.

– Вы можете поместить её в отдельную камеру? – спрашиваю я Смазертона.

– Слушай, умник, тюрьмой не я заправляю, – не выдерживает он. – Можно подумать, что мне больше делать нечего, кроме как с тюремщиками лясы точить. Сам к ним отправляйся – они вашего брата любят.

Не выводи меня из себя, приятель – одну башку я уже проломил. Мы свирепо поедаем друг друга глазами.