Золотой дождь

Я совершенно ясно представляю себе ситуацию. Избитая жена – тем не менее замужняя женщина, пока она не получила развод. Или пока не убила негодяя.

– Так что ты думаешь о Клиффе? – спрашивает она.

– А ты ведь хотела, чтобы я его увидел, правда?

– Наверное.

– Его надо расстрелять.

– Ну, это слишком сурово для небольшого скандала, а?

Я замолкаю на минуту и отворачиваюсь. Я решил, что не буду играть с ней в ее игры. Раз мы разговариваем, разговор должен быть честным. И вообще, что я здесь делаю?

– Нет, Келли, это не сурово. Любой мужчина, который бьет свою жену алюминиевой битой, должен быть расстрелян. – Произнося это, я внимательно за ней наблюдаю, и она не отводит своего взгляда.

– Как ты об этом узнал?

– Из документации. Из полицейских рапортов, справок «скорой помощи», медицинских карт в больнице. Сколько ты еще будешь ждать? Пока он не стукнет тебя битой по голове? Он же может тебя убить, ты ведь понимаешь. Парочка хороших ударов по черепу…

– Перестань! Не тебе судить, каково это. – Она смотрит в стенку, потом опять смотрит на меня, и опять у нее текут слезы. – Ты не представляешь даже, о чем говоришь.

– Тогда расскажи.

– Если бы я хотела это обсуждать, я подала бы в суд. А ты не имеешь права копаться в моей жизни.

– Подай на развод. Я завтра же принесу необходимые бумаги. Сделай это сейчас, пока ты в больнице и тебя лечат от еще не прошедших травм. Разве могут быть лучшие доказательства? Дело пойдет как по маслу, и через три месяца ты будешь свободной женщиной.

Она качает головой с таким видом, словно я абсолютный идиот. Возможно, я действительно идиот.

– Ты не понимаешь.

– Да, конечно, не понимаю. Но я очень ясно представляю себе одну скверную картину. Если ты не избавишься от этого потаскуна, то можешь через месяц погибнуть. У меня записаны названия и телефоны трех обществ помощи женщинам, которые страдают от насилия в семье.

– Насильственных действий!

– Совершенно точно. Ты относишься к таким женщинам. Келли, ты подвергаешься оскорбительному насилию. Вот этот синяк у тебя на лице – явное доказательство, что муж тебя бьет. Ты можешь получить помощь. Заполни документы на развод и получи эту помощь.

Она секунду обдумывает мой совет. В комнате тихо.

– Развод ничего не изменит. Я уже пыталась развестись.

– Когда?

– Пару месяцев назад. А ты не знал? Уверена, что сведения об этом сохранились в суде. Что толку от всех этих бумажек?

– И что с разводом?

– Я забрала заявление назад.

– Почему?

– Потому что устала от пинков, которыми он меня угощал. Он собирался меня убить, если я не заберу заявление. Он говорит, что любит меня.

– Все ясно. Можно тебя еще кое о чем спросить? У тебя есть отец или брат?

– А что?

– Потому что, если бы мою дочь избивал муж, я сломал бы ему шею.

– Отец ничего не знает. Мои родители еще никак не переварят бывшую беременность. Они никогда мне этого не простят. Они презирали Клиффа с того самого момента, как он вошел в нашу дверь, и, когда разразилась скандальная история с беременностью, они перестали общаться с нами. Я не разговаривала с родителями с тех пор, как уехала из дому.

– А брата у тебя нет?

– Нет. Нет никого, кто позаботился бы обо мне. И не было до сих пор.

Удар прямо в цель, и мне требуется время, чтобы собраться с духом.

– Я сделаю все, что хочешь, – отвечаю я. – Но ты должна заполнить документы на развод.

Она вытирает пальцами слезы, и я подаю ей салфетку со стола.

– Я не могу их заполнить.

– Но почему?

– Потому что он меня убьет. Он все время об этом твердит. Послушай, когда я написала первое заявление, у меня был адвокат-мошенник, я нашла его по объявлению. Я думала, все адвокаты одинаковые. А он решил, что будет очень умно, если Клиффу вручат повестку о разводе прямо на работе, перед его дружками по пьянке и бейсбольной команде. Клифф, конечно, был этим унижен. Тогда я впервые попала в больницу. Я забрала заявление о разводе через неделю, но он все время мне угрожает. Он убьет меня.

В ее глазах ясно читаются страх и ужас. Она слегка меняет положение и хмурится, словно чувствует в лодыжке острую боль. Келли стонет и просит:

– Ты можешь положить мне под ногу подушку?

Я вскакиваю.

– Конечно.

Она показывает на две пухлые подушки на стуле.

– Одну из них, – говорит она. И это, конечно, означает, что простыню надо снять.

Я подаю подушку. Она секунду медлит, оглядывается.

– И подай мне халат.

Я встаю, делаю неверный шаг и вручаю ей чистый халат.

– Нужна моя помощь? – спрашиваю я.

– Нет, просто отвернись. – Она уже дергает кверху халат, что на ней, и старается снять его через голову. Я очень медленно отворачиваюсь.

Она не торопится. Она зачем-то, черт возьми, бросает грязный халат на пол, около меня. Она за моей спиной, меньше чем в пяти шагах, совершенно голая, если не считать трусиков и гипса. Я искренне верю, что, если вот сейчас обернусь и посмотрю на нее, она не станет возражать. И у меня кружится голова, когда я об этом думаю.

Я закрываю глаза и спрашиваю себя: что я здесь делаю?

– Руди, ты не подашь мне губку? – воркует Келли. – Она в ванной. Намочи ее в теплой воде. И пожалуйста, принеси полотенце.

Я поворачиваюсь. Она сидит посредине кровати, придерживая у груди тонкую простыню. Чистый халат лежит рядом.

Я не в силах не смотреть.

– Вон там, – кивает она.

Я делаю несколько шагов в крошечную ванную, где и нахожу губку. Я подставляю ее под струю воды и наблюдаю за Келли в зеркале над раковиной. Через щель в двери я могу разглядеть ее спину. Всю спину. Кожа у нее гладкая и смуглая, но между лопатками я вижу безобразный синяк.

И решаю, что помогу ей вымыться. Она ведь тоже этого хочет, я вижу. Она уязвлена всем случившимся и очень волнуется. И ей хочется пофлиртовать, и чтобы я видел ее тело. Я же весь дрожу и трепещу.

А затем слышу голоса. Вернулась медсестра. Она уже вовсю суетится и болтает, когда я вхожу в комнату. Она замолкает и усмехается, словно ей удалось нас застукать.

– Время вышло, – говорит она. – Уже почти одиннадцать тридцать. У нас здесь не гостиница. – Она выдергивает у меня губку. – Я сама помогу, а ты отсюда сматывайся.