Золотой грех

— Значит, тебя насторожило долгое отсутствие Юли и Глеба? — спросил Давыдов.

— Ну, скорее несколько факторов, которые в голове как-то сложились, — кивал Олег. — Вроде они собирались отпраздновать по-семейному защиту Глеба, и Макарыч вон цветов нарезал, и Ли на кухне суетился. А они пропали. А потом еще мне показалось подозрительным, что сигнал с телефона Юли долго не двигается. Они же вроде как побродить собрались, на закат полюбоваться.

— Могли просто сидеть и любоваться, — поморщился Давыдов, в голове которого была мысль и о том, что дочь с женихом могли и полежать, а не только посидеть. Понимал, что это современные нравы и что ему ничего с ними не поделать, а все равно было думать об этом неприятно. Своя ведь дочь, не соседская.

— Могли, — снова закивал Олег, но понял, что слишком часто это делает и весь налился краской недовольства собой. — Только я же говорю, что в комплексе! И долго нет, и сигнал не двигается, и праздновать собирались, а их понесло.

Юля бросила на охранника огненный взгляд, но промолчала. Она понимала, что, с точки зрения Олега, все выглядело примерно так, как он и говорил.

— В Глебе тебе ничего странным не показалось в тот вечер? — снова спросил Давыдов.

— Да нет! Он вообще парень с ровным настроением. Пошутили мы с ним немного, он зашел. Ну, может, немного взволнованный был, так опять же… если учесть, что защитился парень, что к невесте пришел…

Юля снова ожгла Олега взглядом и, не выдержав, включилась в разговор:

— Пап, ну ты не о том спрашиваешь, чего ты все…

— Подожди, Юля! — осадил Давыдов дочь. — Тут дело может быть очень серьезными. Не забудь про московскую квартиру. Слишком все это как-то одновременно произошло. — Он снова обратился к охраннику: — Еще раз вспомни, прочувствуй, Олег, и повтори. Значит, ты рванул туда, на берег?

— Да, предупредил всех в доме, чтобы не открывали никому, и на такси туда.

— Ну, дальше-дальше!

— Ну, как я и рассказывал. Еду, смотрю на экран навигатора. Такси не отпустил, штуку ему сунул, чтобы не волновался, а сам на берег. Первым делом к обрыву, а Юля там на песке копошится, головой трясет. Я спустился, смотрю, у нее кровь, как будто полоснули по плечу слева направо чем-то. Я пиджак скинул, рукав от рубашки оторвал и рану прикрыл. Хотя крови много и не было. Потом на руках вытащил ее наверх… Получилось, что пока место искал, где подняться, вышел левее по течению. И когда поднялся с Юлей, то как раз Глеба и увидел.

— Понятно, теперь подробнее и внимательнее к своим словам отнесись. Значит, что ты увидел?

— Увидел Глеба, что тот лежит лицом вниз, голова повернута к левому плечу. Руки согнуты в локтях и лежат так, как человек обычно падает на них… Вот так, — Олег показал, как лежали руки относительно тела. — Я сначала увидел кровь на голове в районе затылка, а когда мы с Юлей подошли, то я и увидел пистолет в его руке. По запаху из ствола понятно стало, что из него стреляли. И понятно стало, что это пуля Юлю зацепила. Только…

— Опять ступор! — недовольно произнес Давыдов. — Что, у вас с вербальным общением всегда проблемы? Голову открутить кому-нибудь вы горазды, а вот объяснить, зачем, не можете.

— Короче… — замялся Олег на несколько секунд, — короче, не стрелял Глеб в Юлю.

— Конечно! Это же очевидно, — взвилась девушка, — он же…

— Помолчи! — прикрикнул Давыдов на дочь и рывком поднялся из кресла. Он подошел к охраннику вплотную и посмотрел в глаза. — Почему ты сделал такой вывод? Четко, без пустой болтовни!

— Когда человек стреляет из пистолета, у него задействуется определенная группа мышц кисти, — хмуро, но твердо стал говорить Олег. — И если его в этот момент ударить по башке и «отключить», то рефлекторно эти мышцы будут сокращены. Он или выронит пистолет сразу, или не выпустит его. Значит, он продолжал бы сжимать рукоятку и находясь в бессознательном состоянии. А он лежал так, как будто пытался ладонями смягчить удар от падения на землю. И под ладонь ему засунули оружие.

— То есть ты хочешь сказать, что он не сразу потерял сознание, раз ладони были в описываемом тобой положении?

— Сто пудов!

— Олег? — снова повысил голос Давыдов.

— Думаю, что не сразу Глеб потерял сознание после удара, — послушно поправился охранник.

— И это единственное, по-вашему, что оправдывает Глеба? — крикнула Юля, подскочив к отцу и рванув его за рукав пиджака.

— Юля, успокойся.

— Нет, вы оба мне скажите! Вы можете поверить, что Олег решил меня убить? Ну, ты, верзила?

— Не мог, — пробасил Олег послушно.

— Папа?

— Ладно, ладно, — отмахнулся Давыдов, — не верю я в это. Теперь так, Олег. Что не вызвал полицию и спрятал пистолет, молодец. Действовал ты правильно. Значит, говоришь, отпечатков ты на нем не нашел?

— Не нашел, — покачал Олег головой.

Давыдов приехал в больницу около шести вечера, но главный врач был на месте и лично встретил депутата в приемном покое. Рядом топтался еще один молодой врач с недовольным видом и заспанными красными глазами.

— Здравствуйте, Борис Михайлович. — Главврач с легким, немного неуклюжим поклоном протянул руку. — Пойдемте ко мне в кабинет. Там нам будет удобнее разговаривать.

— О чем? — резко бросил Давыдов, уверенно двинувшись к лестнице. — Как состояние Глеба?

— Он… — главврач поспешил за Давыдовым, махнув молодому врачу рукой, чтобы тот следовал за ними. — Пока еще трудно сказать с полной уверенностью… Вот, собственно, я пригласил лечащего врача, узнав о вашем приезде.

Давыдов резко остановился и повернулся к главврачу. Он сразу уперся властным взглядом в молодого врача, отметил его красные глаза и бледное лицо.

— Вы? — спросил он врача. — Почему так выглядите? Пили?

— Я после ночного дежурства, — раздраженно ответил врач. — Подняли вот, специально из-за вас. Чтобы состояние вашего родственника описать.

— Он мне не родственник, — оборвал врача Давыдов. — Каково его состояние?

— Сотрясение мозга, повреждение мягких тканей головы.

— Что вы подразумеваете под сотрясением мозга, какова тяжесть травмы? — начал распаляться Давыдов.

— Под сотрясением мозга, — ледяным тоном ответил молодой врач, — я подразумеваю закрытое механическое повреждение тканей и органов, характеризующееся нарушением их функций, но не приводящее к ярко выраженным изменениям их формы и строения.

Но тут главный врач вовремя понял, что врач просто язвит, цитируя симптоматику.