Золотой пленник

Ответив еще на несколько вопросов, барон отпустил офицеров к солдатам. В компании сэра Хендрикса капитан возвращался на казарменный двор и думал о том, как все это непохоже на те кампании, в которых он участвовал. Там все было понятно – полевой лагерь, маневры кавалерии, оборонительные построения пехоты. Здесь же все переворачивалось с ног на голову, но, странное дело, это почти не беспокоило капитана. А уж донимавшие его прежде угрозы военного суда, боязнь расправы карсаматов и упущение выгоды от «золотого пленника» казались какими-то пустяками, сущей ерундой.

«Надо проведать коня», – решил капитан и, распрощавшись с сэром Хендриксом, направился к конюшням.

103

После жестокой тренировки руки и ноги дрожали. Питер сидел на каменном приступке, ограждающем закрытый бассейн, и смачивал лицо водой, зачерпывая ее из деревянного корытца. Рядом сидели его товарищи, также отходившие после нелегкого учения. До обеда у них была возможность отдохнуть и прийти в себя.

– Сбегу я, не стану в битве участвовать… – пробубнил Густав после долгого молчания.

– А чего? Подождал бы уж, перебьем туранов, получим вольные в отпуск, – без тени иронии произнес Крафт, словно сам верил в это.

Густав пристально на него посмотрел, ища подвох, но Крафт был невозмутим.

– Ты не понимаешь, я не переживу этой битвы – меня там обязательно убьют. – Густав вздохнул. – И тогда брат точно заберет мой скот, весь – без остатка.

– Да, плохи твои дела, – согласился с ним Спирос и пошевелил пальцами босых ног. Рядом стояли сапоги, на них сушились портянки. – Племенной скот на дороге не валяется, а ты все никак не решишься бежать. Я бы сбежал, будь у меня такие коровы.

Сидевшие вокруг бойцы Первой роты сколько могли сдерживались, но потом стали хихикать.

– Вот сидим мы тут, смеемся, а ночью здесь будут ходить чудища – во как, – произнес вдруг Витас, и смеха как не бывало.

Громко топая, мимо пробежал конюх.

– Где ваш лейтенант? Горн, кажется!

– У себя должен быть, у них на первом этаже апартаменты, – ответил Крафт. – А чего случилось?

Конюх не ответил, махнул рукой и побежал к входу на первый этаж, но потом обернулся и крикнул:

– Сеча завтра будет, вот что!

– Сеча?

Крафт вскочил, его примеру последовали остальные, босые люди стояли и переглядывались, потом кто-то кинулся обуваться, другие стали разбирать сложенное у стены оружие, как будто отправляться нужно было прямо сейчас.

– Этого не может быть! Этого не должно быть! – воскликнул Густав, потрясая кулаками. У него не хватало духу сбежать, однако, пока не дошло до генерального сражения, оставался шанс, а теперь его уже не было.

После обеда все вернулись во двор, но в казарму никто не поднимался. Вторая и Третья рота держались поблизости – рядом с «ветеранами» Первой роты они чувствовали себя увереннее. Некоторые, взяв рогатку или копье, пытались тренироваться самостоятельно, привыкая к тяжелому оружию, но большинство выглядели подавленными. Все они знали, что ждет их в конце пути на юг, но надеялись, что это будет не так скоро.

Появился лейтенант Горн, он уже поговорил с капитаном фон Криспом, по его примеру сходил на конюшню – посмотреть, как там его конь. Лошади, также трудно проводившие ночи в осаде чудовищ, нервничали. Горн поговорил с конюхом и пошел пройтись. На улицах теперь было многолюдно, солдаты деловито таскали куда-то охапки стрел и корзины с перевязочным материалом. Прямо на мостовой ковали лошадей.

Почувствовав себя лишним, Горн отправился к казармам, но и там не нашел облегчения. Новобранцы из казенных людей выглядели подавленными, суровые и немногословные рейтары занимались чисткой оружия. Пехотинцы из бывшей охраны старательно шутили, однако всем это давалось нелегко.

– Ишь какой бледный, – подсаживаясь к Питеру, произнес Густав, кивая на лейтенанта.

– Мне тоже страшно, – ответил тот и вздохнул. – Наверное, даже капитан боится.

– Да брось ты, он, по-моему, ничего не боится. Такой сам кого хочешь напугает… – Густав помолчал, а затем, нагнувшись к Питеру ближе, шепотом произнес: – А давай вместе бежать, а?

– Куда ж теперь бежать, если на войну завтра? – удивился Питер. – И потом, мы ведь только до вечера и доживем, а как появятся чудовища, так и конец нам.

– Глупое ты дите. – Густав захихикал. – Это лишь тут такое безобразие творится, а убежим мы миль на десять, все позади останется. А дальше прямая дорожка домой. Ты ведь, кажется, из Гудбурга?

– Ну да.

– Значит, почти до конца вместе пойдем, так-то оно сподручнее.

– Нет, – подумав, ответил Питер, – не уверен я, что все так хорошо, как ты описываешь. Останусь я, Густав, что с моими товарищами будет, то я с ними и разделю.

– Как знаешь, – пожал плечами Густав. Он надеялся, что, доберись они вдвоем до Гудбурга, родители или другие родственники Питера отсыплют ему монет за доставку мальчишки. Хитрый литонец давно догадался, что Питер не из простых.

104

Как и следовало ожидать, ночь прошла беспокойно, чудовища будто знали о намечавшемся назавтра генеральном сражении и стремились как можно сильнее измотать солдат. Помимо криков со двора, призывов погулять или выпить в адрес невольников посыпались угрозы.

– Мы вас живьем сожрем, молокососы! – голосами, от которых стыла кровь в жилах, выли уйбуны.

– Изрублю в куски поганцев! – грубо рявкал лишарь.

– А я с живых шкуру буду снимать – попью кровуш-шки…

Потом снова начали бить в стены, да так, что из пазов выпадала старая замазка. Опять пытались сдвинуть закрывавшую вход каменную плиту, но сержант заранее поставил на нее десять человек и на всякий случай дал им факелы. Когда чудовищам не удалось поднять плиту, они обрушили всю свою силу на стены. Били долго и сильно, под утро из внутреннего слоя стали выпадать камни, и, хотя стены были сложены в два ряда, где-то все же образовались дыры, уйбуны полезли в них зелеными лапами, но их быстро поджарили.

Так прошла ночь.

– Солнце! – радостно воскликнул сержант Уэйт, заглянув в щель между камнями.

Все вздохнули с облегчением и стали тушить факелы. Ночь пережить удалось, но удастся ли дожить до вечера?

С первыми лучами все три роты и пехоту выгнали во двор перед казармами. Воздух был свеж и прохладен, до полуденной жары оставалось много времени, и Питеру вдруг показалось, что скоро он проснется в своей уютной комнате в доме дяди, где нет никакой войны.

– Выступаем немедленно! – прервал его мысли капитан. Он был уже в доспехах, в одной руке держал шлем, на локте другой – щит с чужим гербом, своего он не привез. – Есть и пить будем по пути, а если задержимся на позициях – то и там тоже!