Золотой шут

– С чего ты взял? Ты прочитал об этом в записях, посвященных Скиллу?

– Нет, – неохотно сказал я. – В свитках я не нашел никаких упоминаний об этом. Просто я так думаю, потому что… потому что я так думаю.

Он посмотрел на меня, и я беспомощно пожал плечами, другого объяснения у меня не было. Только неуловимое предчувствие, когда я вспоминал существо, которое мы встретили, – предчувствие, окутанное ужасом.

Скрип открывающейся потайной двери выручил меня. Вошел Олух и громко чихнул. На шее у него висел свисток. Контраст между блестящим свистком и потрепанной рубашкой неожиданно заставил меня посмотреть на него другими глазами. Я был потрясен. Давно не мытые волосы облепили голову, сквозь прорехи в одежде проглядывает грязное тело. Я вдруг увидел его таким, каким видел Дьютифул, и понял, что его отвращение вызвано не только внешним уродством и жалкими умственными способностями слуги. Принц не сдержался, отшатнулся от Олуха и поморщился, когда тот вошел. Годы, проведенные с волком, помогли мне привыкнуть к тому, что некоторые вещи пахнут так, как они пахнут. Но вонь немытого тела Олуха не являлась присущей ему с рождения – ну, например, как запах хорька. Впрочем, тут все можно исправить, подумал я. И это необходимо сделать, если я хочу, чтобы принц согласился работать вместе с Олухом.

– Садись, Олух, – предложил я и показал на стул, который стоял далеко от принца.

Олух посмотрел на меня с опаской, но все-таки выдвинул стул, изучил сиденье, словно мы хотели над ним посмеяться и придумали какой-то розыгрыш, потом, убедившись, что все в порядке, с шумом плюхнулся на него и принялся чесать левое ухо. Взглянув на принца, я заметил, что он завороженно наблюдает за Олухом.

– Итак, все в сборе, – объявил я и подумал, что не имею ни малейшего представления о том, чем буду с ними заниматься.

Олух прищурился и посмотрел на меня.

– Девушка снова плачет, – сообщил он так, словно я был виноват.

– Ничего. Я займусь девушкой чуть позже, – пообещал я ему, хотя сердце мучительно сжалось у меня в груди.

– Какая девушка? – мгновенно поинтересовался принц.

– Тебе не о чем беспокоиться.

Олух, давай не будем говорить о девушке сейчас. Мы здесь, чтобы учиться.

Олух перестал чесаться, положил руку на стол и с самым серьезным видом уставился на меня.

– Зачем ты так делаешь? Зачем говоришь у меня в голове?

– Чтобы проверить, можешь ли ты меня слышать.

Олух задумчиво фыркнул.

– Я тебя слышал. Песья вонючка.

Не смей этого делать.

– Вы разговариваете друг с другом при помощи Скилла? – с любопытством спросил принц.

– Да.

– Тогда почему я вас не слышу?

– Потому что мы обращаемся только друг к другу.

Принц нахмурился.

– Как он этому научился, если я не умею?

– Не знаю, – признался я. – Олух, похоже, самостоятельно занимался развитием своих способностей. Я и сам не очень понимаю, что он умеет.

– А он не может хотя бы на время убрать свою музыку?

Я расширил свое собственное восприятие Скилла и понял, что сознательно стараюсь не обращать внимания на окружавшую Олуха музыку.

– Олух, – повернувшись к нему, спросил я, – ты можешь заглушить музыку? Можешь обращаться ко мне только мыслями, без музыки?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Музыку?

– Песню твоей мамы. Ты можешь сделать так, чтобы она смолкла?

Он задумался на мгновение и принялся жевать свой толстый язык.

– Нет, – решил он наконец.

– Почему не можешь? – требовательно спросил принц.

Дьютифул сидел очень тихо, и я понял, что он пытается пробиться сквозь музыку, чтобы услышать наш с Олухом разговор. В его голосе я услышал отчаяние. И ревность.

Олух посмотрел на него, равнодушно и тупо.

– Не хочу, – заявил он и, отвернувшись от принца, принялся снова чесать за ухом.

Дьютифул был потрясен, сделал вдох и, с трудом сдерживая злость, заявил:

– А если я прикажу тебе? Я ведь твой принц.

Олух посмотрел на него и тут же перевел взгляд на меня. Потом еще больше высунул язык и задумался.

– Мы оба ученики? – наконец спросил он.

Я не ожидал этого от него. Не ожидал, что он запомнит мои слова, не говоря уже о том, чтобы повторить их к месту и вовремя. У меня появилась новая надежда, но вместе с ней и новые опасения.

– Оба ученики, – подтвердил я, и он откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки.

– А я учитель, – продолжал я. – Ученики должны слушаться учителя. Олух, ты можешь заглушить музыку?

Он некоторое время на меня смотрел, а потом ответил, но уже другим тоном:

– Не хочу.

– Наверное, не хочешь. Но я твой учитель, а ты ученик. Ученик слушается учителя.

– Ученики подчиняются, как слуги? – он встал, собираясь уйти.

Ситуация была безнадежной, но я не сдавался.

– Ученики подчиняются, как ученики. Чтобы они могли научиться. Чтобы все могли научиться. Если Олух будет меня слушаться, тогда он останется учеником. Если же Олух слушаться откажется, он перестанет быть учеником. Мы его прогоним, и он снова превратится в слугу.

Он стоял молча несколько минут. Не знаю, раздумывал ли он над моими словами. И понял ли вообще что-нибудь из сказанного. Дьютифул с мрачным видом сидел на своем стуле, опустив подбородок на грудь и сложив руки. Он рассчитывал, что Олух уйдет, и не скрывал этого. Но дурачок снова сел.

– Остановить музыку, – сказал он и закрыл глаза. Потом открыл их и, прищурившись, посмотрел на меня. – Вот, сделал.

Раньше я даже не представлял себе, как сильно его Скилл бьется в мои защитные стены. В окружившей меня тишине я испытал невероятное облегчение. Словно во время бури вдруг наступило затишье и ветры перестали реветь. Я вздохнул, а Дьютифул неожиданно выпрямился и с удивлением потер уши, а потом взглянул на меня.

– И это все был он?

Я кивнул, медленно приходя в себя. На лице Дьютифула появилось озадаченное выражение.

– Но я думал… я думал, что это сам Скилл. Огромная река, о которой ты говорил…

Он снова посмотрел на Олуха, но теперь его отношение к маленькому человечку было иным. Нет, в нем появилось не уважение, а, скорее, осознание, которое предшествует уважению.

Затем, словно вдруг снова начался ливень, музыка ожила, проникла в мои мысли и отделила от Дьютифула – так охотники перестают видеть друг друга в тумане. Я посмотрел на Олуха. Его лицо снова приняло тупое, бессмысленное выражение. И я неожиданно понял, что пользование Скиллом для него – естественное состояние. А вот чтобы отказаться от Скилла, нужно прикладывать усилие. И где же он этому научился?

Твоя мама так с тобой разговаривала?

Нет.

Тогда как ты научился?

Она мне пела, – нахмурившись, ответил он. – И делала так, что плохие мальчики меня не видели.

Меня переполняло возбуждение.

Олух, где твоя мама? У тебя есть братья или…

– Прекратите! Это нечестно! – вскричал принц, как капризный ребенок.

Его крик вырвал меня из моих мыслей.

– Что нечестно?

– Вы разговариваете при помощи Скилла, а я вас не слышу. Это невежливо. Как будто вы шепчетесь у меня за спиной.