Золотой шут

Восстановление шрамов замедлило мое выздоровление. В течение последующих трех дней я погрузился в себя и сосредоточился исключительно на накоплении сил. Я спал, ел и снова спал. Большую часть времени я проводил в тайных покоях Чейда, а еду он приносил мне лично. У Чейда не получалось приходить регулярно, но он доставлял провизию большими порциями, а у меня всегда имелись дрова и очаг, чтобы заварить чай или подогреть бульон.

В кабинете Чейда не было окон, и я постепенно потерял счет времени. Ко мне вернулись волчьи привычки. На рассвете и в сумерках я не спал и изучал свитки.

Потом я ел, дремал возле камина или заваливался спать на весь день. Однако не все свое время я посвящал чтению. Одним из моих любимых развлечений стало прятать кусочки мяса от Джилли, когда он уходил от меня по своим делам. Потом я с интересом наблюдал за хорьком, когда тот возвращался и приступал к поискам лакомства. Кроме того, я сделал доску для игры в камни, а потом вырезал фишки из китовой кости, которой меня снабдил Чейд. Треть фишек я выкрасил в черный цвет, треть – в красный, а треть оставил белыми. Однако мне так и не удалось поиграть с Чейдом. Он почти не рассказывал мне о своих занятиях Скиллом, а его визиты всегда были недолгими – Чейд постоянно торопился. Быть может, оно и к лучшему. Мой сон становился все более глубоким.

Чейд не слишком распространялся о новостях в замке. Но даже его короткие реплики вызывали у меня тревогу. Королева продолжала вести переговоры с торговцами Бингтауна, но даровала герцогам Шокса и Фарроу разрешение действовать на границах с Чалседом по своему усмотрению. Нет, Шесть Герцогств не объявили войну своему южному соседу, но обычные пограничные стычки между Чалседом, с одной стороны, и Шоксом и Фарроу – с другой, стали более ожесточенными. Впрочем, тут не было ничего нового.

В течение многих поколений рабы Чалседа знали, что получат свободу, если сумеют выбраться на территорию Шести Герцогств. Обретая свободу, они часто брали в руки оружие, чтобы воевать против прежних хозяев, совершая набеги на вражескую территорию и похищая домашний скот, за которым раньше ухаживали. Впрочем, несмотря на конфликты, торговля между Чалседом и Шестью Герцогствами процветала. Положить ей конец могло лишь официальное объявление войны и союз с Бингтауном.

Между тем война Бингтауна с Чалседом заметно повлияла на приток информации от шпионов Чейда. Теперь ему приходилось опираться на сведения, полученные через вторые или даже третьи руки, что часто приводило к противоречиям. Мы оба весьма скептически относились к полученным таким образом «фактам». Да, у торговцев Бингтауна, в верховьях Дождливой реки, имеется плантация, на которой выращивают драконов. Кто-то видел в небе одного или даже двух взрослых драконов. Свидетели утверждают, будто они голубые, серебряные или сине-серебристые. Купцы Бингтауна кормят драконов, а те в благодарность защищают городскую гавань. Но драконы не улетают далеко от берега – вот почему корабли Чалседа продолжают грабить торговый флот Бингтауна. За драконами ухаживает раса подменышей – полудраконов-полулюдей. Плантация находится посреди прекрасного города, где удивительные самоцветы сияют со стен города даже ночью. Но люди предпочитают селиться в высоких деревянных замках, построенных на вершинах гигантских деревьев.

Подобные обрывки сведений не столько проливали свет на происходящее, сколько раздражали.

– Как ты думаешь, они лгали нам, когда говорили о драконах? – спросил я как-то Чейда.

– Скорее всего, они поведали нам свою правду, – коротко ответил Чейд. – Для этого и нужны шпионы: от них мы узнаём другие стороны правды, чтобы составить свое собственное представление о тех или иных фактах. Сейчас для серьезных выводов нам не хватает информации, остается лишь мучиться. Что мы можем понять из слухов? Да, кто-то видел драконов, а в верховьях Дождливой реки происходит нечто странное.

Это все, что он сказал. Но я подозревал, что Чейду известно много больше и что он скрывает от меня свои источники информации.

Так проходили мои дни: я спал, ел и отдыхал. Однажды, просматривая свитки Чейда, я наткнулся на перья, которые нашел среди других сокровищ на том далеком пляже. Я стоял и разглядывал их в тусклом свете свечей, а потом перенес на рабочий стол Чейда, чтобы изучить их получше. Даже прикосновение к перьям вызывало у меня тревогу. Ко мне возвращались воспоминания о времени, проведенном на пустынном берегу, возникало множество вопросов.

Всего перьев было пять, размером они напоминали петушиные. Неизвестный мастер, который их вырезал, видимо, обладал поразительным талантом, поскольку мне удавалось различить даже отдельные прожилки. Казалось, они были сделаны из серого дерева, вот только весили гораздо больше. Я испытал их на прочность при помощи разных ножей, но лишь самый острый оставил едва заметную царапину. Если это дерево, то по твердости оно не отличается от металла.

И еще: перья диковинным образом отражали свет. Если смотреть прямо на них, они оставались ровного серого цвета, но стоило отвести взгляд, как возникало ощущение, что по ним пробегают разноцветные волны. Кроме того, они абсолютно ничем не пахли. Я попробовал одно из перьев на язык и ощутил слабый вкус соли и горечи. Вот, пожалуй, и все.

Когда исследования перьев при помощи всех пяти чувств ничего не дали, я был вынужден сдаться. У меня было ощущение, что перья подойдут к петушиной короне Шута. Интересно, откуда взялся этот артефакт? Шут держал его завернутым в удивительно тонкую ткань, какую можно найти только в Бингтауне. Однако скромный деревянный обруч не мог появиться в городе, знаменитом своими чудесами и магией. Когда Шут показал мне корону, я сразу же ее узнал.

Мне уже доводилось смотреть на нее раньше – в видении. Она была выкрашена в разные цвета, а яркие перья, вставленные в деревянный обруч, трепетали на ветру. Корона украшала голову женщины, такой же бледной, как Шут в прежние времена, а народ древнего города Элдерингов собрался, чтобы послушать и посмеяться ее веселым речам. Тогда я решил, что она выступает в роли шута. Теперь у меня возникли сомнения – возможно, я что-то не уловил. Я внимательно посмотрел на перья, разложил их веером и содрогнулся. Они непостижимым образом связывали Шута и меня, причем не только друг с другом, но и с иной жизнью. Я торопливо завернул перья в кусок чистой ткани и спрятал под подушку.

Я не мог понять, какое значение имеет тот факт, что перья попали ко мне в руки, но обсуждать это с Чейдом мне совсем не хотелось. Возможно, на мои вопросы мог бы ответить Шут, но и к нему я пока не собирался обращаться. Между нами пролегла не только пропасть нашей ссоры, но и то, что перья попали ко мне уже довольно давно. Я понимал, что с каждым днем промедления все только запутывается еще больше, но у меня не было сил для серьезных разговоров. Поэтому каждую ночь я спал с перьями под подушкой.

На третью ночь моего пребывания в бывших покоях Чейда в мои сны вторглась Неттл. Она явилась в образе рыдающей женщины. Я увидел во сне статую, которая стояла в озере из собственных слез. Слезы превратились в сверкающее платье, облегающее фигуру Неттл, а скорбь туманом клубилась над ней. Некоторое время я молча наблюдал за плачущей Неттл. Каждая серебристая слеза, сбегающая по ее щекам, становилась нитью тончайшей паутины, а потом плавно стекала в озеро слез.

– Что случилось? – наконец спросил я у призрака. Но она лишь продолжала рыдать. Я подошел к ней и обнял за плечи, ожидая наткнуться на холодный камень. Но она повернулась ко мне, и ее глаза были серыми, точно туман. Глаза, сотканные из слез.

– Пожалуйста, – попросил я. – Пожалуйста, поговори со мной. Расскажи, почему ты плачешь?

Неожиданно статуя превратилась в Неттл. Продолжая плакать, она прижалась лицом к моему плечу. Прежде всякий раз, когда я встречался с ней в наших снах, у меня возникало чувство, что Неттл меня ищет. На сей раз я сам ее нашел, меня позвала ее скорбь, и я оказался в месте, которое раньше принадлежало только Неттл. Похоже, мое появление ее удивило. И все же она не стала меня отвергать, хотя и не искала встречи со мной.