Золотой тупик

Благодарный Рузвельт, выигравший выборы, «пустил лису в курятник», сделав Джозефа главой Комиссии по регулированию денежных сделок и биржи. До Джозефа в месяц на рынок выпускалось на один миллион долларов ценных бумаг, через год – 235 миллионов! Стремительно обгоняя в забеге конкурентов, обладатель уже 200 миллионов долларов Джозеф Кеннеди становится послом в Англии, на счетах его девятерых детей отложено по десять миллионов долларов! Им ничего другого не остаётся, как принять, свалившиеся на них «праведными» трудами отца великолепное будущее. Овальный кабинет Белого Дома для Джона Кеннеди становится вполне досягаемой целью – его купола сияют золотом ушлого папаши! Приходится, однако, заметить, что обладание «соблазнами, которых не имеют другие люди», довольно часто в истории заканчивается для обладателей каплей яда в вино, перерезанным горлом, удушением в постели или, как в случае с Джоном Кеннеди, пулей снайпера. Но это уже совсем другая история.

Деятельность миллионеров страны Советов была подпольной и не встречала восторга и широкого одобрения ни властей, ни масс, ожидающих восхода светлого завтра, мало того, – она сурово каралась законом. В любой момент к обладателю зарытых на даче богатств могли явиться «три таинственных мужа» в погонах, а за этим следовала конфискация кровью и потом нажитого имущества, тюрьма и даже смертная казнь. Но несмотря на такие кошмарные условия забега, наши миллионеры сходить с дистанции не собирались, они верили, что придут другие времена, и подвигали их своим беспримерным трудом. И эти времена пришли.

К концу века, набившие советскому гражданину оскомину едкие газетные шапки: «мир капитала», «власть чистогана», «злобный оскал капитализма», «их нравы» потускнели и полиняли. Замельтешило, обживаясь на страницах газет и журналов новое слово «рынок», которое раньше ассоциировалось у населения со словом «базар». Теперь оно приняло совсем другое значение, став бесконечной мантрой. Говорливые дикторы на радио и на телевидение, как заклинание твердили магическое сакральное словцо. Молодых кандидатов наук, ещё недавно исправно плативших партийные взносы и горячо поддерживающих решения Съездов КПСС и плановую экономику, охватило буйное шаманское камлание. Они хором призывали «невидимую руку рынка» и «свободную торговлю», колотя в бубны, одолженные на загнивающем Западе.

Из портфелей суетливо доставались краплёные колоды карт. На запасных путях засыпали уголь, заливали воду, смазывали детали локомотива, готовившегося в неизведанный путь, полный потрясений, удач, гибельных падений, счастливых взлётов, надежд и разочарований.

Все в его вагоны поместиться не могли. Остальной стране рекомендовали идти пешими к конечной цели, с фантиками в кармане с магическим словом «Ваучер», где их ожидали новые автомобили «Волги», магазины полные колбасы, туалетной бумаги, японских телевизоров и видеомагнитофонов, джинсов, пива, жевательной резинки, высокие зарплаты в валюте, свободное перемещение по миру и безграничная свобода.

Всё должно было произойти не то в счастливые сто, не то в пятьсот дней. Это обнадёживало и воодушевляло массы. Закинув за спину мешки с сухарями, народ, смиренно вздохнув, под скорбный колокольный звон придорожных храмов двинулся к обещанным кисельным берегам и молочным рекам.

Состав рыночного экспресса спешно наполнялся пассажирами. В плацкартных вагонах, битком набитых разношёрстной публикой с воодушевлённо горящими глазами, велись горячие диспуты о демократии и либеральных свободах, в общих – играли в карты, пили водку, смазывали револьверы, примеряли кастеты и точили ножи суровые немногословные люди в жёваных спортивных костюмах и кроссовках на босу ногу.

За закрытыми дверями купейных вагонов рассаживались суетливые люди с одухотворёнными лицами комсомольского розлива, потными руками и лучистыми невинными глазами мошенников и шулеров. Разложив на столиках пачки каких-то документов, они что-то оживлённо обсуждали. Говорили на русском, иногда переходя на плохой английский. Пахло чем-то нечистым: то ли эти господа не успели помыться перед долгой дорогой, то ли вагон не успели привести в порядок после предыдущих товарищей-коммунистов.

Локомотив с грохотом тронулся, набирая скорость, обгоняя толпы бредущего полями народа. Из его окон им махали руками, с вытянутыми средними пальцами, кричали здравницы. Народ благожелательно улыбался, отвечая нестройными криками «Ура!!!»

Дошли до заветной цели даже быстрей, чем предполагалось. Автомобилей не получили – не мог один завод выпустить «Волг» на всё население страны, да этого и не предполагалось комбинаторами, стажировавшихся на ускоренных курсах по развалу страны в Йельском Университете.

Конвейеры заводов остановили, бумажки с загадочным словом «ваучер» гражданам пришлось продавать, так как перестали платить зарплату, а семьи нужно было кормить. Джинсы, колбаса и видеомагнитофоны появились, но купить всё это стало не за что, заводы и фабрики, шахты и рудники закрывались, в кинотеатрах открывали клубы, на стадионах – рынки, на иномарках разъезжали господа из купейных вагонов экспресса и бандиты. Народ отправился с клетчатыми сумками в Польшу, Турцию и Эмираты за трусами, бельём, ширпотребом. Рынок – (bazar) заработал!

Немыслимая, невиданная по своей гнусности, наглости и масштабности мошенническая схема сработала. Огромная страна была поделена, подмята небольшим беспринципным, хладнокровным и жадным батальоном мерзавцев, присвоивших себе труд миллионов и немыслимые богатства недр страны. Величайший аферист мировой истории Виктор Люстиг, дважды ухитрившийся продать на металлолом Эйфелеву башню, не являющуюся его собственностью, мальчик-подмастерье перед перерожденцами комсомольского разлива, присвоивших себе целую страну. Люстига настигло наказание. Он получил срок в двадцать лет в тюрьме Алькатрас, где скончался от пневмонии, постаревшие комсомольцы процветают и поныне.

Обрюзгшие кидалы-комсомольцы, среди которых были лауреаты премий Ленинского Комсомола, кандидаты наук, редакторы журналов и прибившиеся к ним вороватые ловкачи и бандиты, обрели статус неприкасаемых. Детей своих они отправили учиться на берега Туманного Альбиона, «распилили» всё, что можно было распилить, обустроились во власти, живут и здравствуют в захваченной стране. Но, наверное, история эта ещё не закончилась. У всякой хитрой затеи бывает плохой конец, говорит народная русская мудрость.

======

Шёл тысяча девятьсот девяносто второй год от Рождества Христова. В вечер жаркого летнего дня Тимофей Коврижкин, токарь остановленного завода «Красный коммунар» в тельняшке-безрукавке и семейных трусах турецкого производства с весёленьким овощным рисунком, стоял на крыльце своего дачного домишка. Закурив беломорину, он задумчиво смотрел в сторону городских предместий.

Солнце нанизывалось на мёртвые трубы заводов и уходило на Запад. По шоссе, на пыльных обочинах которого паслись ряды живописно одетых свободных жриц любви, в сторону города двигался плотный поток автомобилей; два мужика, взобравшись на высоковольтную опору, бесстрашно срезали провода; соседка Коврижкина сосредоточенно втыкала в огородные грядки «заряженные» фотографии Чумака, (для урожая), одинокий сварщик резал автогеном полусгнивший трактор; в поле, заросшем борщевиком, валялся рассыпавшийся ТУ-134, упавший сюда три дня назад, вокруг него ходил охранник-милиционер с бутылкой пива в руке. Высоко в небе точками вились стрижи.

«Стрижи высоко – это к дождю», – удовлетворённо отметил Коврижкин, глядя с удовольствием на грядки с дружно зацветающей картошкой. «Выживем, если не прилетит, как прошлом годе проклятый колорадский жук, – пробормотал он, выбрасывая папиросу.

Из дома раздались музыкальные позывные телевизионной лотереи и он, взволновавшись, поспешил к телевизору. Он всегда покупал билеты этой лотереи и хотя был абсолютно уверен, что эти игры устраивают жулики, которые и снимают пенки, тем не мене, продолжал играть. Волшебное слово «джек-пот» действовало на него магически.