Золотой век

Ольга заплатила ему за себя и за Серебрякова.

Капитан-англичанин, очевидно, остался доволен этой платой; он обещал нашим беглецам полную безопасность на своем корабле, а также — ускорить плавание корабля и по возможности скорее доставить Ольгу и Серебрякова в Крым.

Ранним утром, когда только что показался рассвет, корабль со спущенными парусами быстро поплыл.

Несмотря на бурную и непогодную ночь, утро было спокойное, теплое, тихое; море почти не колыхалось, и корабль несся плавно и быстро.

Прошло уже несколько дней, как корабль вышел из Босфора.

Серебряков и Ольга во время плавания вели однообразную жизнь; они ни с кем на корабле не знакомились и почти не выходили из своих кают; туда приносили им и еду, и питье.

Серебряков днем больше находился в каюте Ольги и проводил с ней время в разговорах. Он рассказал бывшей невольнице историю своей страдальческой жизни, рассказал с малейшими подробностями, ничего не скрывая.

Ольга с большим вниманием слушала его рассказ.

— Бедный, бедный брат мой! Сколько ты вытерпел, сколько перенес несчастья и горя… И все из-за любви… О, как должна быть счастлива эта девушка, которую ты так любишь, — выслушав со вниманием рассказ Серебрякова, промолвила Ольга.

— Нет, Ольга, моя любовь больше принесла княжне несчастья, чем счастья.

— А ты не сказал мне имя твоей невесты?

— Натальей ее звать… Ну, Ольга, теперь твоя очередь рассказывать, а мне слушать.

— Что же я стану говорить?

— Как что? ты давно обещала мне рассказать, как ты попала в гарем знатного турка, как с тобой там обходились.

— Тяжело вспоминать прошлое, мой брат; тяжело, находясь в несчастье, рассказывать про счастливую былую жизнь, — с глубоким вздохом промолвила молодая девушка.

— Родилась и выросла я, как уже сказала, в Киеве. Отец мой родом черногорец, но мать русская, она тоже уроженка Киева. Отец мой жил богато, денег у него было много, добра всякого тоже; хорошая была моя жизнь под крылышком любящей матери и отца. Отец и мать меня крепко любили, я одна была у них, и баловали меня, — если я чего захочу, то выполню, что б это мне ни стоило. Сладко пила я и ела в родительском доме. Одевали меня ровно княжну или боярышню родовитую, в шелке да в бархате ходила я. В шестнадцать лет уже я была невестой, и очень красивой; к тому же отец давал за мной хорошее приданое, поэтому от женихов отбою не было. Между ними я выбрала одного, сына боярина, Тимофеем звать его, по прозвищу Веницкий.

— Он поляк? — спросил у Ольги Серебряков, перебивая ее рассказ.

— Нет, нет, он из Малороссии родом и очень богатый. От моего приданого он отказался и хотел меня взять без ничего. Тимофей так меня любил, и я его тоже любила, и теперь люблю. Я была бы давно его женою, если бы не злодей Черноус; он, проклятый, разбил мое счастье, искалечил мою молодую жизнь. О, будь он проклят, изверг. Кляну его я проклятием страшным… только бы мне вернуться скорее в Киев, моим первым делом будет отомстить Черноусу… и жестока будет месть моя, — проговорив эти слова, Ольга смолкла и печально опустила свою красивую головку.

— Кто же этот Черноус? — спросил у ней Сергей Серебряков.

— Вдовый старик, важный сановник в Киеве, он тоже за меня сватался… мой отец же совсем было согласился с ним, да я воспротивилась, я не пошла за старого, постылого. Обругала его, насмеялась над ним… за это он, злодей, и отомстил мне, жестоко отомстил… Подкупил двух татар украсть меня… Любила я гулять по берегу Днепра; тут на меня и напали татары, набросили какое-то покрывало, закутали мне голову так, что я чуть не задохнулась. От испуга и неожиданности я лишилась чувств, и когда очнулась, то была уже далеко от родного дома. Меня везли по Днепру, в какой-то большой лодке; я хотела было кричать, звать на помощь, мне татары погрозили утопить, и я принуждена была смириться.

Долго везли меня и на лошадях, и на лодке. Наконец привезли в Крым, потом на корабле в Константинополь; тут на рынке татары скоро продали меня богатому турку Гемиру, для его гарема. Развратный старик-турок полюбил меня и скоро из невольниц я попала к нему в жены. О, брат мой, сколько я перенесла позора и несчастия. Какую муку терпела. И те немногие годы, что прожила я в гареме, казались мне целой вечностью. В своем отчаянии я не раз покушалась лишить себя жизни… но я помнила Бога, веровала в Него и это меня и останавливало от самоубийства. Тут я увидала тебя, и у меня созрела мысль бежать вместе с тобою из проклятой Турции. Я давно думала о побеге, но все мне как-то не удавалось… У Гемира я пользовалась большой свободой, я могла ходить куда хотела, разумеется, по обычаю закрывая свое лицо… Я как-то отправилась на Босфор, увидала капитана-англичанина, разговорилась с ним. Капитан был очень жаден до золота, я обещала ему много золота, а он за это обещал мне безопасность на своем корабле, который отплывает в Крым. И вот мы на корабле, мы спасены. Корабль скоро придет в Крым, а оттуда нетрудно будет нам добраться и в Россию, — такими словами закончила Ольга свой невеселый разговор.

— И как видишь, твоя судьба несколько с моей походит… Тебя злой человек разлучил с милой невестой, а меня с любимым женихом, — тихо добавила она.

После продолжительного плавания наконец корабль, на котором находились Серебряков и красавица Ольга, бросил якорь на крымской пристани.

Капитан-англичанин в точности исполнил обещанное и высадил их на берег Крыма.

Здесь волей-неволей Серебрякову и Ольге пришлось укрываться от взоров любопытных татар; они выбрали для временного пребывания одну татарскую деревушку, в которой было всего дворов пять-шесть, не больше, и поселились в ней.

Случай им благоприятствовал. В этой деревушке проживал один татарин, по имени Узбек-Услан, старик лет шестидесяти; Узбек во время своей молодости долго жил в России и научился хорошо говорить по-русски.

Узбек жил совершенно одиноким. Его жены и дети все перемерли.

В доме Узбека поселились на несколько дней Серебряков и Ольга.

Старик татарин любил русских и с радостью принял Серебрякова и Ольгу.

Он отвел им две горницы; дом Узбека был довольно поместительный и считался лучшим из окрестных селений; Узбек жил богато; имел работников и работниц; земли у него было много, пастбища большие.

— Вы русские… я рад вам, рад; я люблю русских, люблю… русский народ хороший, живите у меня сколько хотите, — говорил Узбек, показывая Серебрякову и Ольге их новые жилища, а также предлагая им вино и еду.

— У меня хорошо… обиды вам ни от кого не будет… Да я и не позволю обижать своих гостей.

— Нам только дай приют ненадолго. Мы у тебя, Узбек, не загостимся, — отвечал ему Серебряков.

— Зачем ненадолго… гости больше.

— Нам бы на родину попасть.

— Куда спешишь? и на родину попадешь.

— Мне надо в Киев спешить, — проговорила татарину Ольга.

— Киев знаю, хороший город, большой город. У тебя там батька, мамка?

— Да, отец и мать… Только не знаю, живы ли они?

— А еще кто есть? — спросил Узбек у молодой девушки.

— Жених…

— Жених! А разве он не жених твой? — опять спросил татарин, показывая на Серебрякова.

— Нет, это мой брат названый, мы с ним томились в неволе у турок.