Золотые пешки
Шрифт:
– Правда?
– Ну, так! – он ободряюще усмехнулся. – Видала, как улепётывал этот африканский монстр! Пятки сверкали! Жаль, не оказалось рядом Тулуза Лотрека, чтобы изобразить этот канкан! Остановись мгновенье! Ты прекрасно!
Он погладил жену по волосам.
– Этих попрошаек тут пруд пруди. Только что ты имела честь познакомиться с типичным представителем человеческих отбросов Франции. Вот она – отрыжка её колониальной политики, гниющая субстанция разлагающейся плоти агонизирующего империализма.
– Долго он агонизирует, – она позволила себе ослабить смертельную хватку и опустила сумочку на колени.
– Чего ж ты хотела? Процесс
– Да вроде, – она посмотрела по сторонам настороженным взглядом, цепляясь зрачками за проходящих мимо прохожих. – Сколько же здесь негров!
– И друзей-арабов, – добавил Жорик. – А ты думала тут сплошь Делоны и Ришары? А на поверку вон что оказалось! Мы, русские, сделали из Парижа какой-то фетиш! Приукрасили его и идеализировали. Восторгаемся им и обожаем! Причём заочно! Априори! А в прошлом русская знать звала этот город не иначе как вонючей деревней. Дочь Ярослава Мудрого, отданная в жёны французскому монарху Генриху II, жаловалась папочке на омерзительную грязь и вонь этой дыры. А Фонвизин, путешествуя по Франции, писал в заметках, что в Париже кругом нечистоты, коих людям, не вовсе оскотинившимся, переносить весьма трудно.
Насытив тираду историческими фактами, он указательным пальцем легонечко шлёпнул по чуть курносому носику жены и предложил продолжить экскурсию.
Через 20 минут, прокатившись в подземке, они доехали до центра, перешли через Сену по мосту Александра III и пошли ко дворцу Инвалидов. Жорик интересовался, почему именно туда, а Люда смеялась и говорила, что её заинтриговало название. Заходить в него не стали, сделали круг, любуясь величественным зданием, и вернулись на Елисейские поля, намереваясь пройтись по ним до площади Согласия и далее в Лувр.
Жорик изнывал от непривычной нагрузки пеших передвижений и канючил проявления милосердия. Париж его утомил. Он жаловался на усталость, брюзжал, что экскурсия сделала из него инвалида без дворца, и молил о биваке на Шампс Элизе или пикничке на обочине парижской суматохи.
Восторга от панорамы города Жорик, в отличие от Люды, не испытал. Зато, какое божественное блаженство расплылось по его изнурённому телу в отдалённом от главной улицы брассери – где не так баснословно дорого, когда он осушил бокал прохладного пива! Кайф! Лёгкий градус нежно качнул мозг, из которого засочилась крылатая фраза.
– Всё же прав был Генрих, но не тот – второй, а другой – четвёртый! – Жорик блаженно осклабился, подмигнул Люде и смахнул салфеткой пивную пенку, повисшую на верхней губе. – Париж стоит мессы!
Глава 8. Прощай, Германия!
– Прощай, Германия! Прощай сосновый лес!
Нас дома ждут улыбки ласковых невест! – горланили тучные табуны дембелей, коротая время до заветного рейса в Союз и потирая руки в предвкушении момента полного развёртывания на всю катушку, чтобы распоясаться во всю вселенскую. Военный аэродром в Темплине гудел турбинами лайнеров и солдатскими басами. Ушитые до безобразия парадки, обвешанные
галунами и аксельбантами, да украшенные иконостасами значков, колыхались в весеннем лесу, сливаясь своим хаки с молодой листвой и хвоей. Жёлтый металл отполированных блях, пуговиц, кокард и эмблем горел на солнце золотом покорённых нибелунгов.Груды расписных в стиля «а-ля рус» чемоданов, пузатились от немецкого ширпотреба: жвачки, одёжки, обувки и пледов, оберегающих своей мягкостью самодельные кружки с деревянными резными ручками. Но главной драгоценностью фибровой «мечты оккупанта» был дембельский альбом.
Но должно подчеркнуть, что не все смогли уберечь эту бесценную реликвию в первозданном виде. Кое-кто в кое-каких частях нещадно выхолостил солдатскую святыню, беспощадно вырвав листы с дорогими солдатскому сердцу уникальными фотографиями. Надругательство было обосновано запретом на съёмки секретных объектов и техники Советской Армии.
Но таких пострадавших было не так уж и много. Офицеры большей частью проявляли лояльность, и замполитов, жаждущих учинить костёр тщеславия из дембельских альбомов, было единицы.
Сергей Острогор с однополчанами угодил на рейс, летящий в Омск. В Темплине никто никогда не спрашивал, кому куда надо лететь. Вызывали очередников и сажали на прибывший из Союза борт. Главное – на родину, а там доберётесь!
Самолёт, сделав промежуточную посадку в Ленинграде, приземлился в Омске поздним вечером. Грохоча новехонькими подковами по шатающемуся и стонущему трапу, бурлящий сель дембелей с пугающей скоростью пронёсся по бетонке и ввалился в здание аэропорта. Нахлынув на билетные кассы, необузданная орава стала совать в окошки воинские требования, желая заполучить квиток до заветного места. Будь при себе рубли, то плевать бы на проездные документы, а так – добивайся билета у кассирши за штабные писульки.
– Серёга! – Кричал из людского месива Арсений Рожков, сдерживая могучими плечами наседавшую кучу. – Тут из подходящих вариантов только Фрунзе! Тебе брать?
– Бери! – махнул рукой Острогор, привстав с чемоданов.
– Я на подмогу, – Жека Селивёрстов одёрнул китель и степенной походкой заслуженного биндюжника СССР пошёл в толпу. Врубившись в неё атомным ледоходом, он углубился в плотные слои и смешался в торосах из мужских торсов.
Через 3 часа они были уже в столице Киргизии в квартире старшей сестры Арсения.
– Будьте как дома! – накрывая на журнальный столик, говорила девушка, поминутно удивляясь нежданному появлению гостей. – Ну надо же! Сенька нагрянул! Родители-то знают? Нет? Так я им позвоню! А вы пока угощайтесь! В ванной свежие полотенца, душ в вашем распоряжении.
Она делала всё споро, ладно и быстро: симбиоз врождённой ловкости с навыками работы администратора отеля «Интурист». Приехав поступать во Фрунзе в университет, она не прошла по баллам, но зато умудрилась устроиться в гостиницу.
– Не поднимают! – девушка бросила трубку телефона на рычаги. – Наверное, на работе. Позвоню вечером, – она ласково потрепала брата по голове. – Ух, Сенька! Какой же ты молодец, что заехал! Я вам билеты организую, тебе с Женей домой в Чимкент, а Сергею в Джамбул? Я не напутала? – её умный взгляд остановился на Острогоре, поперхнувшегося пепси-колой от нежданного женского внимания.
– В Джамбул, в Джамбул! – ответил за однополчанина Арсений. – Там тепло, там его мама!
Все рассмеялись, а девушка принесла из холодильника бутылку «Посольской», которая стала быстро покрываться холодной испариной.