Золотые закаты

По мере того как поднимаешься вверх, человеческий муравейник вдруг исчезает. Высота не может кормить столько людей, сколько кормит равнина. Редкие деревеньки. Щепотка домиков на уступе горы — желтеют початки кукурузы на плоских крышах, пашня, отвоеванная у гор, кружевными террасами окаймляет деревню, у околицы бродят низкорослые буйволы, мальчишка-пастух стоит на уступе. Другая деревня напротив — через ущелье. Если в гости, по тропке вниз, а потом вверх — полдня пути.

Но меж деревьями над ущельем натянут канат. В подвесной тележке по воздуху можно добраться минут за двадцать.

Выше — еще деревни, но реже и реже. А дальше встретишь лишь пастухов. Выше их — мир охотников. Ну а к снегам и дальше по ним ходят лишь альпинисты. «Стационарная» жизнь человека в Тибете и в американских Андах теплится на высоте четырех тысяч метров. Выше, сознательно обрекая себя на трудности, живут монахи в монастырях либо добытчики серебра.

Высшая точка «стационарной» человеческой жизни как рекорд отмечена на высоте шести километров. Для равнинного человека, у которого на высоте уже трех километров болит голова, жизнь в монашеском поднебесье немыслима. Только альпинисты, утверждая силу человеческого духа, поднимаются еще выше, часто расплачиваясь за это здоровьем и даже жизнью.

Ну а животные и растения, как высоко они поднимаются? Тот нам родственный мир, не озабоченный ни мыслью о Боге, ни спортивными достижениями, на горных этажах размещается в соответствии с температурой, влажностью, характером почвы и силой ветра. Эти условия определяют каждому свое место.

Край жизни. Альпинистов сюда сопровождают лишь вороны.

Ламы — жители высокогорий Южной Америки.

Кто поднимался в горы с подножия, видел плодоносящие заросли в самом низу. Повыше лес станет лиственным, как в средних широтах, к зиме пожелтевший наряд свой он сбрасывает. А выше — лес хвойный. Пролетая в Саянах к жилищу Лыковых, я всегда вижу эту границу. За хвойным лесом следует смесь — пестрота деревьев и луговин, а выше — сплошные луга. (Закономерность распространения жизни по высоте изучали в первую очередь в Альпах, поэтому всюду луга в горах называют альпийскими.) За ними выше — лишь травка между камнями, потом лишь голые камни, а выше — камни, покрытые снегом. Жизнь практически тут кончается — никаких тебе эдельвейсов, никакой даже низкорослой, стойкой к ветрам и морозам березки.

Смена растительных зон на земле — от пустынь, степей, лесостепи к широколиственным, а потом к хвойным лесам, к тундре и арктическим льдам — занимает сотни или даже тысячи километров. В горах же смена перечисленных зон (поясов) растительности происходит быстро — через сотни метров! В течение дня или двух можно побывать в субтропиках и приблизиться к «Арктике». (Важно заметить: эта «лестница жизни» неодинакова для гор экватора или, например, для Альп, Кавказа, Алтая, Саян, Памира, где высотные пояса-зоны обозначены очень четко.)

А мир животных привязан к миру растительному и вместе с ним также к температурам, давлению атмосферы, убывающей «густоте» воздуха. Лося вы встретите в самом низу у пойменной речки. (Пролетая в тупик к Агафье, я видел лосей всегда на одной высоте.) Кабаны тоже внизу. Олени поднимаются выше, их часто видишь на границе леса и альпийских лугов.

Хищники — волки, лисы, шакалы, рыси — тоже держатся в этой зоне, не поднимаясь туда, где холодно, ветрено и пустынно. Эти звери, имея места излюбленные, могут, однако, мигрировать по сезонам, спускаясь зимою в нижние горизонты, где потеплее и посытнее, и поднимаясь летом за прохладою кверху. Но тоже где как. В Саянах в июне — июле видишь медвежьи свадьбы в лугах, чуть ниже каменных осыпей. А на Камчатке в это же время медведи спускаются в самый низ к рекам — рыба идет!

В Африке в поисках прохлады и сочной еды слоны поднимаются ввысь (и довольно легко!) до двух километров. Но эти перемены мест совершаются в поясах «жизненного комфорта». А животные, обитающие выше, приспособлены к жизни очень суровой. Например, у крошки колибри, собирающей нектар с цветов в верховьях реки Амазонки, температура тела ночью падает почти наполовину. Лягушки в тех же местах окрашены в черный цвет, чтобы скорее согреться с восходом солнца. Некоторые ящерицы в горах приспособились размножаться однополым путем (без оплодотворенья). Сурки и суслики на холодное время впадают в оцепененье (анабиоз), когда жизнь в организме теплится еле-еле. А симпатичный грызун пищуха (прозвище — сеноставка) запасает на суровое время сухую траву.

Но есть наверху и такие, что даже в морозное и ветреное время не засыпают и не спускаются к спасительному теплу. В первую очередь это горные козлы и бараны, пищевое довольствие которых — сухие редкие травы в камнях. В азиатских горах привязан к ним хищник — снежный леопард ирбис. Он тоже держится выше лесного относительно теплого пояса.

И есть в горах благодетели человека, помогающие ему существовать у самой границы возможного. В Южной Америке это безгорбые верблюды альпака и ламы, а в азиатских горах — знаменитые яки. И те и другие сохранили дикие формы жизни, но, став домашними, служат людям.

В цепочке: олень — для севера, лошадь — для средних широт, слон — для джунглей, верблюд — для пустыни, ослик — для жарких предгорий, як служит человеку в горах с такой же отдачей, как северянам служит олень.

Во-первых, як — это транспорт. Стокилограммовый груз и двух ребятишек между тюков и мешков несет это медлительное, похожее на корову животное. Длинная шерсть яка — это кошма, теплая одежда, чулки, веревки и всякие покрывала, защищающие от стужи. Мясо яка — главная пища зимой. Кожа идет на обувку, некоторые внутренности — на лекарства. И молоко!

Дает его ячка немного — всего один литр в сутки, но оно настолько жирное, что прямо из него сбивается масло, варится сыр. Даже навоз — «лепешки» яков на высоте выше более пяти тысяч метров, где нет ни единой веточки, — драгоценность, топливо для костра и жилища. При всем этом як не требует сена зимой, сам находит в снегу щетинку скудных высохших трав.

В природе есть дикие яки. Никто не знает, сколько их сохранилось. Одомашненных яков в Азии больше двенадцати миллионов. Это самое крупное из млекопитающих, способное жить в почти безжизненной обстановке.

Теперь мысленно пробежим взглядом горы от подножий, где жизнь замешена очень густо, до мест, где леса исчезают и все живое уже начинает специализироваться, приспосабливаться к высотам. Выше альпийских лугов все живое уже можно считать по пальцам.

Кто же забирается выше яков, козлов и баранов? Практически только птицы: в Америке — кондоры, в Азии — грифы, бородачи. С высоты они осматривают огромные пространства, зорким глазом замечают поживу — погибших и падших животных.

За альпинистами в зону снежных вершин поднимаются вороны. Но этим спутникам верхолазы не очень рады — ворон норовит похозяйничать в лагере, где все на счету, на пределе, да и промысел птицы в этих местах зловещий.