Зона испытаний

– Донат Кузьмич! Со спаркой нелады! Давай на КДП!

– Что говорят?

– С двигателем чего-то!

– Тянут на аэродром?

– Да.

– Врача вызвал?

– Побежала!..

– Разворот вправо и на обратный курс! – напомнили с земли

– Понял. Разворот вправо и на обратный курс.

Это был конец зоны, и на контрольном пункте опасались, что они могут выскочить на трассу Аэрофлота.

Но Чернорай уже делал боевой разворот и, когда спарка легла курсом на аэродром, Долотов взял управление.

– На сегодня все.

Все так все. Чернорай откинулся на сиденье. Можно было отдохнуть до посадки, которую по заданию надлежало сделать ему. Но вскоре звук двигателя изменился, стал расслабленно пульсирующим, и Чернорай невольно посмотрел на приборы. Стрелка одного из них стояла на критической отметке.

– Температура? – спросил он.

– Да.

Чернорай вспомнил Юру Владимирова, на самолете которого прогорела жаровая труба и огонь покоробил привода рулей.

– Как управление? – спросил Чернорай.

– В порядке.

Чернорай хотел напомнить Долотову о случае с Владимировым, но промолчал: задача второго – не мешать первому.

Долотов прибрал обороты почти до минимальных, затем выключил двигатель и доложил на аэродром о неисправности. В самолете стало тихо, как в планере. Спарка неслась к земле со скоростью почти тридцать метров в секунду.

– Сто девятый, ваша высота? – послышалось с земли.

– Высота четыре тысячи пятьсот, – ответил Долотов.

– Ваше решение?

– Готовьте полосу.

– Вас понял, полоса обеспечена!

– И проследите за мной. Дайте пеленг и удаление. Как погода над полосой?

– Ваше удаление двадцать километров. Облачность восемь баллов. Нижняя кромка пятьсот метров, верхняя тысячу семьсот. Выходите на привод!.. Ваша высота?

– Высота четыре тысячи.

После небольшой паузы снова заговорил руководитель полетов:

– Сто девятый, предупреждаю: согласно инструкции вы должны катапультироваться. Как поняли?

– Вас понял.

– С ходу можете не выйти к полосе! Повторяю: плотная облачность!

Некоторое время Долотов молчал, затем обратился к Чернораю:

– Я могу промазать… Слышишь?

– Ну?

– В крайней случае один я успею выскочить. Вдвоем нет.

– Успеем оба.

– Нет. Ты покинешь самолет перед входом в облака. – И, не дождавшись ответа, сказал: – Приготовься. Как понял?

– Понял. Ты на подходе попробуй запустить двигатель – Тогда, может быть, удастся довернуть на полосу.

– Да. Ты когда-нибудь пользовался этой адской машиной?

– Бог миловал.

– Если не сработает автоматика, фонарь сбрасывай вручную.

– Да. Скорость снижения вроде нормальная?

Долотов не ответил – заговорила земля.

– Я – первый! Сто девятый, как на борту? – Долотов узнал голос Гая-Самари.

– Я сто девятый. Засеките место, сейчас катапультируется второй!

– Вас понял!.. – Земля замолчала.

– Приготовился?

– Да. – Чернорай поглядел на высотомер: стрелка миновала отметку 2000.

– Пошел!

– Понял. – Он мысленно повторил все необходимые операция и с удовлетворением убедился, что хорошо помнит все, чему его учили «спасенцы». Помнит, что он должен делать сам и что сработает автоматически; помнят, как освободиться от кресла в падении; как подключается к маске парашютный кислородный баллончик, который, впрочем, на этой высоте не понадобится… Вспомнил даже, что в чаше сиденья, где раньше помещался запасной парашют, теперь упаковано все необходимое, чтобы подкрепиться, в случае, если придется долго добираться к людям.

– Ну! – напутственно сказал он себе и, опустив на лицо светофильтр защитного шлема, потянул кверху снятые с предохранителя красно-белые ручки катапульты.

С резкий хлопком оторвалась и улетела остеклененная крышка кабины, ремни плотно прижали его к сиденью и спинке кресла, ручка сама собой отодвинулась вперед, Убрались до упора педали управления.

Сжавшись в предощущении толчка, Чернорай решительно надавил на полосатые рукоятки.

Удар!..

Его резко подтолкнуло вверх. Перед глазами метнулось облако дыма… В голову тупо ударило встречным потоком…

Чернорай не сразу понял, что остался на борту: катапульта вытолкнула его всего лишь до пояса.

Наклонив голову, он взглянул вниз, под ноги.

В кабине метался дым, а когда он рассеялся, можно было разглядеть у педалей маслянистую лужу топлива.

«Что это? Заело что-то? Нет, что-то разорвалось… Видимо, цилиндр стреляющего устройства. Да. и осколки пробили бак…»

Чернорай прижал голову к подзатыльнику.

У него не было связи с Долотовым, не мог он и покинуть самолет, даже если бы попытался выбраться собственными силами: расположенный в спинке кресла парашют мог быть поврежден взрывом. Беспомощней положения не придумаешь. Ко всему прочему, Чернорай сам посоветовал Долотову запустить двигатель на подходе к полосе, и он непременно попытается сделать это. И тогда…

«Достаточно искры от электрического провода – и самолет загорится. А затем… Затем Долотову ничего не останется, как покинуть спарку».

Время от времени он поглядывал на фонарь передней кабины и с обидой, неприязнью вспоминал разговоры о везении Долотова: у него был выход. «Зачем гробиться двоим, если одному можно выбраться?»

– Я первый! – услышал Долотов. – Как на борту? От самолета что-то отделилось!

– Вас понял. Не сработала катапульта второго. Второй в кабине. Пробит бак, под ногами топливо.

– Вас понял!

– Ваше решение?

– Буду сажать, как выйдет. Возможно – на грунт. Как поняли?

– Я первый, вас понял! Действуйте по своему усмотрению! Желаю удачи! Желаю удачи!..

Спарка неслась вниз.

…Девушка-врач стояла у белой «Волги» за кромкой посадочной полосы и смотрела в ту сторону, откуда ждали появления самолета. За несколько лет работы на летной базе ей не однажды приходилось видеть последствия аварий, катастроф, но ждать вот так, стоя на полосе, чтобы оказаться возможной свидетельницей несчастья, ей еще не приходилось. Волнуясь, она то и дело поворачивалась к пожилому шоферу «скорой помощи»:

– Не видно?

В той стороне, откуда должен был появиться самолет, сквозь облачность проглядывало небо, и врач до боли в глазах всматривалась в небесную синеву, в которой не за что было зацепиться взглядом.

Время от времени девушка опускала глаза к земле, давала им отдохнуть и снова запрокидывала голову.

– Э-эвон! Летит!.. – сказал шофер.

На фоне далекого облачка мелькнула несущаяся к земле темная точка. Нет, врачу совсем но показалось, что самолет летит, она была уверена, что он падает. Воображение отказывалось принимать это падение за посадку. И в ожидании страшного удара она закрыла глаза руками и не видела, как у самой земли падающая точка описала кривую, пронеслась немного над полосой, а затем плотно прижалась к ней.