Зона Притяжения

– В таком случае лучше сразу садиться на брюхо…

– А если попробовать на шоссе, – предложил японец, приподнявшись со своего места и заглянув вниз. – Черт, шоссе забиты машинами….

В таком случае Робертсон прав, единственный вариант – это сесть на поле.

– Добрынин, как на счет этого? – американец указал на желтую полосу поля окаймленную с трех сторон буферной лесополосой.

– Километра два-три будет. Вы уверены, что нам этого хватит?

– Нет, но остальные еще меньше, – он уверенно отвел штурвал от себя. –Я постараюсь сбросить лишнее топливо, посмотрим, что выйдет…

Пока Робертсон нарезал круги над полями, сжигая остатки топлива, я старался не думать о том, что произойдет, если он ошибся.

Наконец, челнок, сделав последний круг, стал быстро снижаться. Желтое поле надвигалось на нас со зловещей быстротой. Мне показалось, что мы летим слишком быстро, и спросил об этом Робертсона. На что тот ответил:

– Я опустил скорость до минимума!

– А если мы налетим на дренажную канаву! – вдруг опомнился я.

– Поздно, я уже не смогу поднять корабль обратно! Да поможет нам господь! – прокричал американец сквозь нарастающий рев двигателей.

Мурашки пробежали по моей спине, когда корабль, чуть не срезав верхушки тополей, пронесся над лесом и тяжелой тушей рухнул на поле. Затем меня чуть не вырвало из кресла, когда челнок начало трясти и подбрасывать. Поле оказалось вовсе не таким ровным, каким выглядело сверху. Несмотря на колоссальное трение, мы явно не вписывались в импровизированную «посадочную полосу».

– Держитесь! – успел выкрикнуть я, прежде чем челнок достиг подлеска, и удар чудовищной силы выбросил меня из кресла…

2 g

Первым ощущением было то, что я состою из одной только боли. Голова просто раскалывалась, на лбу и левой щеке чувствовалось неприятное жжение, во рту ощущался характерный привкус крови.

Я открыл глаза и обнаружил, что надо мной склонился Робертсон, - в руке он держал инъектор.

– Слава богу, вы очнулись! – обрадовался он.

В его руке появился кусок ваты, которой он стер с моего лица кровь. Но едва Робертсон коснулся носа, как я вскрикнул от острой боли.

– Простите, у вас, кажется, сломан нос…

– Надеюсь, что это самое страшное, – еле ворочая языком, произнес я. –А что вы мне вкололи?

– Вас с такой силой швырнуло на панель, что я думал – вам конец. Но ничего, боль скоро пройдет, я вколол вам антишок, через полминуты вы будете полны бодрости… но этого хватит минут на сорок не более, потом боль вернется.

Я пошевелил руками, а затем при помощи Робертсона принял сидячее положение. Боль понемногу утихала, и я почувствовал в себе силы встать на ноги. Голова, правда, кружилась, но я все равно встал и, придерживаясь о стенку, спросил у Робертсона:

– А где Осака?

– В соседнем отсеке начался пожар. Он пытается потушить его. Но, по-моему, это бесполезно. Необходимо как можно быстрее эвакуироваться!

Лишь после его слов я обратил внимание, что в кабину уже стал проникать дым. Мой разбитый нос был наполнен кровью, поэтому я не ощущал запах гари, но дышать от этого не становилось легче.

– Потерпите, я сейчас открою запасной выход!

Пока Робертсон мучался с люком, в кабину влетел взмокший от пота японец, а за ним ворвались клубы серого дыма. Затворив дверь в соседний отсек, прокашлявшись, он сказал:

– Все очень плохо! Я не сумел потушить пожар.

– Лучше помогите мне! – натужно прокряхтел Робертсон, силившийся открыть люк.

Наконец четыре руки повернули заклинивший замок, и запасной вход открылся. Пока Робетсон закреплял аварийную лестницу, Осака кинулся ко мне и предложил свою помощь.

– Ничего, как-нибудь сам, – отказался я и медленно двинулся к открытому люку.

Как мне показалось, японец развел слишком активную деятельность. Может быть, таким образом он пытался реабилитироваться за свое неадекватное поведение в первые минуты катастрофы.

– Добрынин, вы сможете спуститься самостоятельно? – спросил меня Робертсон.

– Постараюсь.

– Тогда я пойду первым, и буду страховать внизу, – сказал он и скрылся в проеме люка.

Едва я подошел к выходу и поглядел под ноги, как у меня закружилась голова. Челнок, подмяв под себя подлесок, словно траву, достиг основного леса и чудом остановился о полувековых елей и берез. Сквозь кроны деревьев виднелось залитое солнцем ржаное поле. Тишина. Лишь где-то в глубине чащи слышались тревожные голоса птиц. А ведь еще несколько минут назад этот мирный уголок сотрясал чудовищный рев реактивных двигателей. Теперь же природа, словно стремясь компенсировать противоестественный ей шум, исцелялась тишиной.

Да, я дома. Жаль, только запахов не чувствую. А как бы было хорошо вдохнуть полной грудью запахи родного дома после двух месяцев космической стерильности, а затем попасть в радостные объятия спасателей, прилетевших на вертолете. Вот как я представлял свое приземление. Но судьба распорядилась по иному.

Робертсон стоял на поваленной молодой осине, лежавшей как раз под запасным выходом, и озабоченно глядел на меня.

– Вам нехорошо? Может быть все-таки помочь?

Его вопрос вернул меня к реальности.

– Все нормально, ваше чудо-средство подействовало, - заверил я американца и стал спускаться.

Движения давались с трудом. Ненавистное притяжение опять превратило меня из бога в ползущую тварь, неповоротливое животное, навеки прикованное к поверхности.

Едва встав на землю, я умудрился тут же споткнуться о большой сук и рухнуть на Робертсона.

– Вам все-таки требуется помощь, чтобы идти, – констатировал американец, помогая мне встать.

Я ничего не ответил, рассудив, что Робертсон упертый мужик и спорить с ним бесполезно. Путь делает что хочет.

– Осака ну где вы там! Срочно покиньте корабль! – крикнул он, задрав голову кверху.

Я тем временем перелезал через поваленное дерево и обернулся, когда он закричал. Я увидел, что челнок лежал, накренившись на левый бок, и дымился. Местами языки пламени уже вырывались наружу. Холодок пробежал по спине, стоило мне подумать о том, что будет, если огонь достигнет топливных баков.

– Послушайте, Робертсон, нужно бежать! Корабль может в любой момент взорваться!

– Я слил остатки топлива перед посадкой, но бог его знает, вдруг там еще что-то осталось… Осака, двигайте вашу задницу, черт побери! – заорал он пуще прежнего.