Зонтик для террориста
Шрифт:
Днем двадцать первого числа мы покинули восьмой корпус. Бросили оружие, Эндо и других девчонок поставили в центр и рядами вышли на университетскую территорию. На нас тут же набросился союз М. Их оказалось неожиданно мало. Меньше двухсот человек. Наемный отряд предпочел не высовываться средь бела дня, когда могли пострадать простые студенты. Нас стали прицельно избивать и пинать. До сих пор парням из М. крепко доставалось. Вот они и озверели. Я шел в последнем ряду. Только дубинки свои они уже сожгли. Боялись, что их привлекут за применение оружия, если власть введет войска. Теперь жалеют, поди, что ничего не осталось, кроме голых рук. Тут я заметил, как Кувано встал ко мне за спину. «Наверное, основные удары придутся на тебя. Половина из них – моя», – сказал он перед отступлением. Свое обещание он выполнил. Наши глаза встретились. Его избивали, а он с довольным видом подмигнул мне.
Несколько дней спустя мы перешли к сопротивлению. Снова начали забастовку на университетской территории в Комабе, продолжая столкновения с союзом М. Мы несколько раз повторяли забастовки и стачки, и численность наша уменьшалась. Так проходили дни. Вскоре университетское руководство объявило о проведении
В марте мы отправились в Киото. Собрали отряд человек пятьсот, чтобы поддержать движение, выступавшее за отмену вступительных экзаменов в Киотоском университете. Эндо с нами не поехала. Мы спали вповалку в университетской общаге Кумано и в здании Университета Досися, [25] бросили пятьдесят тысяч бутылок с зажигательной смесью, участвовали в столкновениях с отрядами особого назначения, а потом отступили. Экзамены в Киотоский университет сорвать не удалось.
25
Университет Досися –крупный частный университет в Киото.
Нужно было возвращаться в Токио, но мы с Кувано остались в Киото. Вечером прошлись вдвоем по району Синкёгоку, поели лепешек окономияки. [26] Кувано вырос на Хоккайдо и к окономияки не привык. Так что жарил я. Он же смотрел на мои руки и восхищался. Я жил у дяди в Осаке вплоть до старшей школы, поэтому лепешек этих нажарил несколько тысяч, не меньше. Мы болтали с Кувано о вкусах Канто и Кансая, [27] грея руки над тэппаном.
26
Окономияки –японское национальное блюдо, букв:,«пожарено на ваш вкус», лепешка, или, как ее иногда называют, японская пицца, с овощами, курицей и другими ингредиентами по вкусу, посыпается стружкой из сушеного тунца и сушеными водорослями, подается со специальным соусом. Часто сами клиенты жарят окономияки на металлической плите, тэппане.
27
Канто– крупный экономический регион Японии, на востоке острова Хонсю, в него входят Токио, Ибараки, Тиба и др. префектуры. Кансай –крупный экономический регион на западе Японии, в него входят Осака, Киото, Нара, Кобэ и проч. Канто и Кансай отличаются диалектами, кулинарными пристрастиями, характером и манерой поведения жителей.
И тут Кувано бросил неожиданно, вне всякой связи с предыдущим разговором:
– Слышь, Кикути. Я выхожу.
Он произнес это так небрежно, что мне потребовалось время, чтобы понять смысл его слов. Нельзя сказать, что я абсолютно не предполагал такого развития событий.
– Да? – Вот и вся моя реакция.
– Ветер сменился, – тихо ответил он. – В любых делах наступает момент, когда меняется ветер. Похоже, у нас этот момент наступил.
– Ты уверен? – Я перевернул лепешку лопаткой.
– Ради чего мы боролись? Ты как думаешь?
– Мы боролись с университетской администрацией, с государственной властью, а также с союзом М. и партией. В учебниках напишут так.
– Неужели действительно? Знаешь, я запутался.
– В каком смысле?
Я полил соусом готовую лепешку. Посыпал сушеными водорослями и сказал:
– Ешь.
Кувано кивнул.
– Смотри, часть наших дошла до полного отрицания своих идей. Меня это не прельщает. Наверное, мы боролись с какой-то глыбой, не укладывавшейся в рамки власти и сталинизма. Короче, не с так называемым режимом. И, уж конечно, не с идеологией. А с мировым злом. Злом как составным элементом мира, необходимым для его существования. Как воздух. И что бы мы ни делали, эта расплывчатая глыба оставалась целой и невредимой. Скорее всего, с ней ничего не случится и впредь. Заниматься самоотрицанием в этом случае абсолютно бесполезно. Не имеет никакого смысла. В конечном счете мы вели игру, ты согласен? И игра эта заключалась не в том, победим мы или будем раздавлены. С самого начала мы знали, что проиграем. И все равно решили попробовать и начали игру. Но пока нас окружает неотделимое от мира зло, которое остается непобедимым и неразрушимым, у нас нет способа бороться с ним. Вот о чем я думал. Стоит только пуститься в подобные размышления, и приходишь к выводу, что сам ты ничего сделать не можешь. Попросту говоря, я сломался. Вот такие дела.
– Прямо фатализм какой-то, – сказал я. – И к тому же слишком абстрактный.
– Так и есть, – ответил Кувано.
– Одним словом, наступило истощение.
– Видимо, да. Точнее, упадок.
– То есть игра закончена.
– Да, игра закончена. Ты, может, думаешь иначе.
– Я тебя не брошу.
Мы заказали жареной лапши. Ели молча. С тех пор мы никогда больше не говорили о борьбе. Нас окружали тишина и запах подгоревшего соуса.
Игра закончена.
Мы с Кувано остались на второй год. Перестали ходить на занятия и не думали о том, вернемся когда-нибудь в университет или нет. Мы начали работать. До нас доходили слухи, что студенческая борьба утихла, а борьба партийных группировок за власть усилилась. Кувано и я перестали встречаться со своими прежними друзьями. Не виделись мы и с однокурсниками. Даже с Эндо.
Кувано устроился продавцом в магазин при фабрике по пошиву верхней одежды на Сибуе. Я стал работать в небольшой хлебопекарне неподалеку от Икэбукуро. [28] Каждый день я выходил на работу в пять утра. Закидывал в миксер смесь пшеничной муки с дрожжами. Перемешанная мука превращалась в резиновую глыбу. Я раскладывал куски этой глыбы на металлические подносы квадратной формы. Десятки таких подносов попадали на конвейер, медленно делали круг по
огромной печи – и хлеб готов. Я надевал асбестовые перчатки, вытаскивал подносы, сортировал хлеб и укладывал его в деревянные ящики. Потом на грузовике доставлял ящики с хлебом в столовые младших школ. В два работа заканчивалась.28
Сибуя –крупный район Токио, популярный среди молодежи, где много модных магазинов, кинотеатров и проч. Икэбукуро– крупный торговый район Токио.
Остальное время я проводил на боксерском ринге. Однажды по дороге на работу я заглянул в зал для бокса, и мне стало интересно. Когда я отзанимался где-то с месяц, директор клуба подозвал меня к себе.
– Сдавай экзамен на профи. У тебя отличное чутье, – сказал он.
Иногда я виделся с Кувано. Он жил в Комагомэ [29] и. несколько раз в месяц заходил ко мне. Встречаясь, мы всякий раз болтали о какой-то ерунде.
– Меня перевели из торгового зала в отдел продаж. Наверное, я надолго останусь на нынешнем месте, – рассказывал Кувано.
29
Комагомэ –тихий район Токио, находящийся достаточно близко от Икэбукуро.
Он, как и я, устроился на работу с аттестатом об окончании старшей школы. При этом в компании, похоже, ценили его способности.
Юко Эндо пришла ко мне где-то через год после того, как у меня началась такая жизнь.
В моей квартирке в квартале Сиина-тё [30] помещалось четыре с половиной татами. Двадцать минут пешком от вокзала, аренда невысокая. Был жаркий и душный вечер. В дверь постучали. Я подумал: «Газеты принесли», – и открыл дверь. Передо мной стояла Юко. У ее ног – чемодан. Мы не виделись целый год, но она, словно мы расстались вчера, спросила как ни в чем не бывало:
30
Сиина-тё– квартал в районе Икэбукуро, рядом с вокзалом Икэбукуро.
– Можно я поживу у тебя?
– С чего бы это?
– Мне некуда идти.
– Ладно, живи, – коротко ответил я и не стал расспрашивать ее о причинах.
Так началась наша совместная жизнь. Она по-прежнему подтрунивала над моей беспечностью – «без царя в голове», как она говорила. Когда я сдал экзамен на профи, она сказала:
– Может, ты нашел единственный путь развития твоих достоинств.
Ее абсолютно не интересовали никакие домашние дела. Готовил я. Убирал и стирал тоже я. А она молча наблюдала за мной, как будто так и надо. Погрузилась с головой только в одно дело: чтение. По нескольку раз перечитывала книги, которые брала с моей полки. Книг у меня было немного. И все одного жанра. Сборники стихов, выпущенные в шестидесятых. Современная поэзия и современные танка. [31] Мне казалось, в ту пору никакая другая литература не была мне более близка. Я потихоньку пополнял свою коллекцию. Когда я заговаривал с ней во время чтения, она огрызалась:
31
Танка – букв.:короткая песня. Пятистишия традиционной японской поэзии, состоящие из 31 слога: 5 + 7 + 5 + 7 + 7.
– Не мешай.
Однажды она сказала:
– Вот уж не думала, что у тебя такие книги. Значит, часть твоего мозга все-таки функционирует нормально.
Наверное, единственная похвала, которую я когда-либо слышал от нее. И почему она поселилась у меня, не знаю. Она говорила, что подала заявление об уходе из университета. В газетах я прочитал, что ее отец, уйдя с поста замминистра финансов, выдвинул свою кандидатуру в палату представителей парламента от одной префектуры региона Тохоку. [32] Может быть, ее участие в студенческой борьбе могло повредить рейтингу отца в избирательных округах консервативного толка. Мы уже тогда знали, какое положение он занимал. Но никто из представителей Всеуниверситетского объединенного фронта не поднимал этот вопрос. Мы не говорили с ней об отце и после того, как она стала жить у меня. Поэтому я ничего не знал о ее личной жизни. Но в наших отношениях не было неловкости и фальши. Мы много болтали. Не о том, что она прочитала. Обычный разговор, который бывает между молодыми парнем и девушкой. И ее суровая критика в мой адрес казалась всего лишь одной из особенностей нашей жизни. Наши увлечения совпадали в одном: кино. По субботам мы ходили в «Бунгэйдза» [33] в Икэбукуро смотреть ночную программу. Среди пяти фильмов компании «Тоэй» [34] в одном обязательно показывали якудза. В те времена с экранов не сходили Кодзи Цуруда, Кэн Такакура, Дзюнко Фудзи. [35] Именно в кино сильнее всего обнажались те перемены, которые мне удалось учуять в Юко. Когда она увлекалась театром, я несколько раз слышал ее категоричное утверждение:
32
Тохоку– северный район Японии.
33
«Бунгэйдза» –популярный кинотеатр в районе Икэбукуро.
34
«Тоэй» –крупная японская кинокомпания.
35
Кодзи Цуруда, Кэн Такакура, Дзюнко Фудзи –имена известных японских актеров, популярных в 60 – 70-е годы.