Зоопарк в моем багаже

– Это мистер Даррел? – удрученно спросил низкий голос.

– Да, я вас слушаю.

– С вами говорят из полиции. Одна из ваших обезьян вырвалась на волю, и я спешу известить вас об этом.

– Боже мой, какая именно? – спросил я.

– Не берусь сказать точно, сэр. Такая большая, коричневая. Очень у нее свирепый вид, сэр, и я решил, что лучше позвонить вам.

– Да-да, большое спасибо. Где она?

– Сейчас она в одной из витрин магазина. Но я не знаю, сколько еще она там пробудет. Она кусается, сэр?

– Вообще-то это не исключено. Не подходите к ней близко. Я сейчас приеду, – сказал я, бросая трубку.

Я поймал такси, и мы помчались в центр, пренебрегая всякими скоростными ограничениями. Как-никак, мы вроде бы выполняли задание полиции.

Рассчитываясь с водителем, я повернулся лицом к магазину Аллена и сразу увидел неописуемый беспорядок в одной из больших витрин. Художник-оформитель постарался в самом выгодном свете показать обстановку спальни. Широкая кровать, постель, высокий торшер, на полу эффектно разбросаны перины. Вернее, так было, когда кончил свою работу оформитель. Теперь можно было подумать, что через витрину пронесся смерч. Опрокинутая лампа прожгла большую дыру в перине, постель сдернута с кровати, на подушках и простынях причудливый узор следов. Георгина сидела на матраце, весело подпрыгивая на пружинах, и строила дикие рожи столпившимся на тротуаре богобоязненным горожанам, которые направлялись в церковь. Я вошел в магазин. Там, за горой мохнатых полотенец, лежали в засаде два рослых полицейских.

– А! – с облегчением воскликнул один из них. – Это вы, сэр. Мы решили, что не стоит ее ловить, ведь она нас не знает, и мы только все испортим.

– Она и без того испорчена, – ответил я. – А вообще-то она не опасна, хотя и любит скандалить. Вид у нее очень свирепый, но все это только один вид, честное слово.

– Честное слово? – повторил полицейский учтиво, однако не очень уверенно.

– Я сейчас попробую поймать ее в витрине, но, если она прорвется, вы должны перехватить ее. Ради бога, не пускайте обезьяну в посудный отдел.

– Она там уже побывала, – с мрачным удовлетворением сказал один полицейский.

– Что-нибудь разбила? – спросил я слабым голосом.

– Нет, сэр, к счастью, нет. Только пробежала через него. Мы с Билом гнались за ней, не давая ей остановиться.

– Ладно, больше она не должна туда попадать. Один раз вам повезло, но это еще не значит, что и второй раз повезет.

К этому времени на другом такси подоспели Джеки и моя сестра Марго. Теперь нас было пятеро. Неужели не справимся с Георгиной! Я оставил полицейских, сестру и жену охранять подступы к посудному отделу, а сам направился к витрине. Георгина по-прежнему прыгала на кровати, развлекая зевак непотребными гримасами.

– Георгина, – начал я спокойно, увещевающе, – ну, иди сюда, иди к папочке.

Обезьяна удивленно посмотрела на меня через плечо, внимательно изучила мое лицо и решила, что его выражение не согласуется с моим медоточивым голосом. Тогда она вдруг подпрыгнула в воздух, пролетела над тлеющей периной и ухватилась за самый верх стопки мохнатых полотенец в задней части витрины. Но это сооружение, не рассчитанное на вес крупного бабуина, обрушилось, и Георгина шлепнулась на пол вместе с каскадом разноцветных полотенец. В ту самую минуту, когда я нырнул вперед, чтобы схватить ее, она выбралась из груды и, истерически взвизгнув, выскочила в торговый зал. Кое-как выпутавшись из полотенец, я погнался за ней. Пронзительный вопль Маргарет помог мне определить местонахождение обезьяны. Между прочим, в критические минуты голос моей сестры всегда уподобляется свистку паровоза. Георгина проскользнула мимо нее и теперь сидела на прилавке. Глаза обезьяны сверкали, она упивалась игрой. С мрачной решимостью мы дружно двинулись на нее. Над прилавком с потолка свисала рождественская декорация из падуба, фольги и картонных звездочек. Она напоминала люстру, а с точки зрения Георгины, это были идеальные качели. Обезьяна отступила на конец прилавка, прыгнула и ловко уцепилась за декорацию. Вы можете представить себе этот прыжок, если видели фильмы с молодым Фербенксом. Падуб оборвался, Георгина плюхнулась на пол, вскочила на ноги и убежала с фольгой на одном ухе.

Следующие полчаса мы с шумом носились взад и вперед по пустому магазину, причем Георгина все время была на прыжок впереди. В отделе канцелярских принадлежностей она свалила груду бухгалтерских книг, потом проверила вкусовые качества кружевных салфеток и оставила большую, живописную лужу возле главной лестницы. Наконец, когда дыхание полицейских стало затрудненным, а я уже начал сомневаться, что мы когда-нибудь поймаем это негодное животное, Георгина сделала промах. Резво улепетывая от нас, она заметила отличное, как ей показалось, укрытие среди поставленных торчком рулонов линолеума. Георгина забежала за рулоны и очутилась в западне, потому что линолеум стоял сплошной стеной. Мы не замедлили перекрыть выход. С грозным видом я пошел на обезьяну. Она сидела и дико взвизгивала, моля о пощаде. Я попытался схватить ее, но Георгина проскочила у меня под рукой. Резко повернувшись, я задел один из тяжелых рулонов. Он качнулся и, прежде чем я успел его поймать, ударил одного из полицейских прямо по макушке шлема. Бедняга зашатался и попятился. В эту секунду Георгина, бросив на меня взгляд, решила, что пора искать от меня защиты у полиции. Она метнулась к пострадавшему и крепко обхватила его ноги, беспрестанно оглядываясь на меня и визжа. Я сделал бросок, поймал обезьяну за волосатые конечности и загривок и оторвал от ног полицейского.

– Господи! – с чувством произнес он. – Я уж думал, она меня сейчас разорвет на клочки.

– Что вы, она вообще не кусается, – заверил я его, стараясь перекричать хриплые вопли Георгины. – Она рассчитывала на вашу защиту.

– Господи! – повторил полицейский. – Слава богу, что теперь все это кончилось.

Мы водворили Георгину обратно в клетку, поблагодарили постовых, навели порядок, почистили клетки, накормили животных и отправились домой, где нас ждал заслуженный отдых. Но весь этот день, стоило зазвонить телефону, как я подскакивал до потолка.

Шимпанзе Чамли Синджен тоже изо всех сил старался поддерживать нас во взвинченном состоянии. Освоившись в доме и всецело подчинив себе мою мать и сестру, он для начала ухитрился схватить сильную простуду, которая быстро перешла в бронхит. Когда бронхит прошел, осталась хрипота, поэтому я велел сделать для Чамли потеплее одежду, во всяком случае на первую зиму. Взяв его в дом, мы сразу же надели на него пластиковые штаны с бумажными салфетками, поэтому он уже знал, что такое одежда.

Мама с радостью принялась исполнять мой приказ. Под неистовый звон спиц она в рекордно короткое время обеспечила нашего шимпанзе набором шерстяных штанишек и курточек, которые радовали яркой расцветкой и причудливыми экзотическими узорами. И теперь Чамли Синджен – каждый день в другом костюмчике – сидел, развалясь, на подоконнике гостиной и небрежно грыз яблоки, начисто игнорируя гурьбу восхищенных ребятишек, которые висели на калитке не в силах оторвать от него глаз.

Мне было очень интересно узнать, как люди воспринимают Чамли. Для детей он был попросту животным, умеющим смешить их и удивительно похожим на человека. Откровенно говоря, взрослые явно уступали детям в сообразительности. Сколько раз рассудительные, казалось бы, люди спрашивали меня, умеет ли Чамли говорить. Я неизменно отвечал, что у шимпанзе, конечно, есть своего рода язык, хотя и очень ограниченный.

Но они подразумевали другое – может ли он говорить по-человечески, обсуждать политическое положение, холодную войну или другие, не менее захватывающие, злободневные темы.

Но самый необычный вопрос задала мне пожилая женщина, которую мы встретили на местной площадке для игры в гольф. В хорошую погоду я выводил туда Чамли, чтобы он мог размяться, лазая по соснам. Сам я сидел на земле под деревьями и читал или писал. В тот день, о котором идет речь, Чамли, порезвившись с полчаса в ветвях, спустился и сел мне на колени. Он рассчитывал подбить меня на веселую возню. Вот тогда и вышла из кустов эта странная женщина. Наткнувшись на меня и Чамли, она застыла на месте, однако смотрела на нас без того удивления, которое обычно выказывают люди, обнаружив на английской спортивной площадке шимпанзе в экзотическом свитере. Дама подошла поближе, рассмотрела как следует сидящего у меня на коленях Чамли и заглянула мне в глаза.

– У них есть душа? – спросила она.

– Не знаю, мэм, – ответил я. – Я и за себя-то не ручаюсь, как же вы хотите, чтобы я поручился за шимпанзе.

– Гм, – сказала она и зашагала прочь.

Вот как Чамли действовал на людей.

Жить вместе с ним было, конечно, презанимательно. Индивидуальность и ум Чамли делали его одним из самых интересных животных, каких я когда-либо держал.

Особенно меня поражала прямо-таки феноменальная память Чамли.

У меня тогда был мотоцикл с коляской, и я решил, что смогу вывозить Чамли на прогулки в окрестности города, если он будет сидеть спокойно, не пытаясь выскочить. В первый раз я ограничился одним кругом на площадке для гольфа, просто проверил, как Чамли будет себя вести. Он чинно сидел в коляске, по-королевски обозревая мелькающий ландшафт. Если не считать того, что он все время норовил схватить рукой едущих рядом велосипедистов, поведение его было вполне образцовым. Я заехал в местную автомастерскую, чтобы заправиться. Мастерская пленила Чамли, а Чамли пленил механика. Высунувшись из коляски, шимпанзе внимательно смотрел, как отвинчивают крышку патрубка. А когда подсоединили шланг и забулькал бензин, Чамли даже тихонько прогудел "у-у-у" от удивления.