Зоосити
Шрифт:
Миссия Ливингстон [для: eloria@livingstone.drc]
21 марта 2010, 08.11
Кому: адресат не указан
Тема: послание в бутылке
Всем, кого это касается!
«Меня зовут Элория Бангана. Я живу в ДРК, или Демократической Республике Конго. Мне 13 лет. Моих родителей убили, и я встала перед выбором: стать проституткой или переодеться мальчиком и работать на колтановых [1] рудниках.
Мне повезло, потому что для своего возраста я очень маленькая. На вид мне можно дать 9 или 10 лет. Поэтому я пошла работать на рудники. Я заползаю в узкие шахты с лотком для просеивания руды и лопатой. Но чаще я работаю просто руками. Пальцы у меня потрескались и часто кровоточат,
1
Колтан — сокращенное название колумбита-танталита, ценной руды, сырья для получения тантала, ключевого элемента в производстве конденсаторов, применяемых во многих электронных устройствах. В Конго находятся 80 % всех разведанных мировых запасов колтана.
Нам сказали, что из колтана делают сотовые телефоны. Не знаю, как можно сделать сотовый телефон из грязи. А еще колтан нужен для компьютеров и компьютерных игр. Получается, вся техника работает на грязи. Правда, смешно?
Мой двоюродный брат Фелипе рассказывал, что играл в компьютерную игру в Киншасе. Нажимаешь кнопки — и стреляешь, ходишь, наносишь удары кулаками или ногами. Фелипе это быстро надоело.
Больше компьютерных игр Фелипе любил футбол. Раньше я тоже играла с ним в футбол, только не по-настоящему. Мы называли игру „три жестянки“, потому что мы пинали банки из-под консервов. Правила такие же, как в футболе. Может быть, когда-нибудь я вас научу. Больше мы в жестянки не играем: повстанцы говорят, что на игры нет времени. Мы здесь для того, чтобы работать, а не играть. Мой двоюродный брат Фелипе попробовал убежать, и его убили выстрелом в спину. Он умер. Мне было очень грустно. Мы все очень испугались.
За килограмм колтана мне платят семь американских центов. Повстанцы взвешивают колтан на весах, но они жульничают. Сестра Мерсия — она работает в миссии — говорит, что колтан стоит в сто раз больше, чем нам платят. Она говорит, что нас используют как рабов.
Иногда мне бывает трудно ее понять, потому что она из Америки. Она перевела мое письмо, ведь я говорю по-французски, а по-английски совсем не так хорошо. Сестра Мерсия очень добрая и милая. Она учит меня работать на компьютере. А еще штопает мне одежду и иногда дарит апельсины.
Может, вам интересно, почему я вам пишу? Сестра Мерсия говорит, что весь мир должен узнать о том, что у нас здесь происходит. Она просит передать, чтобы вы не беспокоились. Мы не просим денег. Мы просим о помощи.
В наш сиротский приют, где работает сестра Мерсия, — я живу здесь после того, как меня спасли, — пришла беда. Повстанцы перерезали телефонные провода и отрезали нас от мира. У нас остался один сотовый телефон, который мы от них спрятали; в телефоне есть WAP-протокол для выхода в Интернет, поэтому мы можем посылать электронные письма, только надо подняться повыше, на гору, там повстанцы не видят.
Мое письмо — как послание в бутылке. Мы пускаем его в океан и надеемся, что кто-нибудь его найдет.
Но главная беда не в этом. Заведующего нашим приютом, отца Кихота, похитили повстанцы. Они требуют, чтобы мы заплатили им 200 тысяч долларов, и тогда он вернется к нам целым и невредимым.
Отец Кихот не только очень храбрый, но еще и очень умный. Он перевел все приютские деньги на свой банковский счет в Америке, и теперь повстанцы не могут до них добраться. Правда, и мы тоже не можем — ведь у нас только сотовый телефон с WAP-протоколом.
У нас есть пароль и код авторизации (сестра Мерсия говорит, вы знаете, что это такое). А значит, добрые самаритяне могут нам помочь.
Нам нужны деньги, чтобы кормить других детей (здесь много совсем маленьких, даже младенцев, и много раненых или больных) и чтобы заплатить выкуп за отца Кихота.
Пожалуйста, помогите нам! Если вы сможете войти в банковский счет отца Кихота, переведите нам часть денег телеграфным переводом. Сестра Мерсия говорит: мы не рассчитываем, что вы поможете нам бесплатно. Она говорит: тому, кто рискнет нам помочь, мы заплатим 80 тысяч долларов. Она просит ответить
ей напрямую по электронной почте: dogood@livingstone.drc.Сестра Мерсия говорит, что мы должны молиться, чтобы мое послание прочел человек добрый, хороший и сильный. Молюсь, чтобы им оказались вы.
Искренне ваша,
Глава 3
Мы с инспектором Тшабалалой сидим в кабинете для допросов. Между нами на столе лежит кольцо миссис Лудицки. Вот уже двенадцать с половиной минут мы молчим. Я считаю секунды: один аллигатор… Два аллигатора… Семьсот пятьдесят один аллигатор…
Инспектор Тшабалала забывает, что я уже сидела за решеткой. Семьсот шестьдесят шесть аллигаторов… Те, у кого есть голова на плечах, занимают за решеткой выжидательную позицию. Если надо, я умею ждать. Я умею выжидать, как никто. Семьсот семьдесят четыре аллигатора… Суетиться начинает Ленивец. Он пыхтит мне в ухо и массирует лапами спину. Восемьсот аллигаторов…
Инспектор Тшабалала ждет, когда же я занервничаю. Когда нарушу молчание. Восемьсот двадцать шесть аллигаторов… От страха я невольно скажу что-нибудь лишнее, проболтаюсь. Восемьсот тридцать девять аллигаторов… Поэтому нужно занять мозги чем-нибудь полезным. Например, счетом. Восемьсот сорок два аллигатора…
Лицо инспектора безупречно, нарочито непроницаемо, как трехмерный макет, который движется лишь с помощью аниматора. Восемьсот шестьдесят аллигаторов… Я наблюдаю за тем, как она наблюдает за мной; пользуюсь возможностью рассмотреть ее получше. Лицо у нее круглое, щеки выпирают, как яблоки, а под глазами как будто набитые мешки. Многочисленные косички на голове заколоты «невидимками». Не очень-то практичная прическа для сотрудницы полиции — правда, она ведь инспектор, а не простая патрульная. В носу, там, где раньше было кольцо, остался шрамик. Восемьсот восемьдесят четыре аллигатора… Может быть, когда она не на дежурстве, она носит в носу бриллиантовый «гвоздик»? А может, она вообще ведет двойную жизнь. Например, придя со службы, балдеет под панк-рок или пишет диссертацию по философии. Девятьсот два аллигатора…
На лацкане ее темно-синего пиджака пятно — похоже, от томатного соуса. Девятьсот одиннадцать аллигаторов… А может, это кровь. Может, перед тем, как идти допрашивать меня, она в соседнем кабинете для допросов зверски избила другую подозреваемую. Девятьсот двадцать два аллигатора… Я бы просканировала ее на предмет потерянных вещей, но все полицейские участки в обязательном порядке оборудованы блокираторами магии — специальным инфразвуковым устройством. Человеческий слух не способен воспринимать сверхнизкие частоты, хотя организм все равно реагирует на низкочастотные звуковые волны. Именно поэтому, как считали ученые, люди испытывают необъяснимый ужас в местах, где обитают привидения и различные божества. Низкие частоты испускают не только потусторонние силы, но и вполне человеческие изобретения: лопасти вентилятора, например, или трубы самого низкого регистра в церковных органах. Девятьсот тридцать два аллигатора… Так считалось раньше, до того, как мир изменился. Тот мир, каким мы его знаем, очень хрупок. Вот появился некий афганский полевой командир с Пингвином в бронежилете — и вся мудрость, накопленная за долгие годы наукой и религией, летит в тартарары. Девятьсот сорок восемь аллигаторов…
Инспектор Тшабалала наклоняется, берет со стола кольцо и рассеянно вертит его между пальцами. Девятьсот пятьдесят три аллигатора… Она вздыхает. Девятьсот шестьдесят один аллигатор… Опускает голову.
— По-моему, оно того не стоит, — говорит инспектор. Ленивец от неожиданности икает. Похоже, он уже задремывал — а что тут такого? Он спит часов по шестнадцать в день.
— Вы так думаете? — Мне приходится откашляться, и от этого я злюсь сама на себя.
— Ты, наверное, думала, что неплохо на нем заработаешь. За него можно выручить пять тысяч рандов — если докажешь, что кольцо твое. Но никаких документов у тебя нет. Максимум, на что ты могла рассчитывать, — восемь сотен в ломбарде. Неужели у тебя так туго с деньгами, Зинзи?