Зорге. Загадка «Рамзая». Жизнь и смерть шпиона

«Лицо Чан Кайши исказилось от гнева – он всегда выходил победителем. Да и кто бы осмелился обогнать генералиссимуса! – излагали это событие биографы Зорге С. Голяков и И. Ильинский. – Рихард гнал свою машину на полкузова впереди Чан Кайши. Лишь у самого финиша он смирил азарт спортсмена – сбросил газ. Машина Чан Кайши первой пересекла заветную линию. Генералиссимус сиял. Он подошел к Зорге, пожал руку достойному сопернику поинтересовался, кто он и откуда. Отныне Зорге мог надеяться на благосклонность Чан Кайши». Впрочем, не только поэтому.

Помимо профессионализма и энергии, Агнес Смедли сопутствовало еще и везение. Она сумела подружиться с вдовой Сунь Ятсена Сун Цинлин. Эта женщина происходила из семьи китайского банкира, ее сестра была женой самого Чан Кайши, муж другой сестры занимал должность министра промышленности, торговли и сельского хозяйства, родной брат был министром финансов в Нанкине. Сам Чан Кайши не питал теплых чувств к своей родственнице, однако между сестрами отношения были хорошими. Используя связи Сун Цинлин, Агнес имела самые точные данные о китайской экономике, госбюджете и многие другие достаточно секретные сведения, а также знала «тайны двора», сплетни и прочие крайне полезные вещи.

Где-то в ноябре 1930 года в офисе Одзаки появился японец, живущий в Китае, по имени Кито Гиничи, и сказал, что он только что прибыл из Соединенных Штатов через Индокитай. Спустя некоторое время Кито предложил Одзаки познакомить его с «блестящим американским репортером» по имени «Джонсон». Кто он? Он «хороший человек».

Осторожный Одзаки произнес это имя в разговоре со Смедли.

Через несколько дней мисс Смедли сообщила Одзаки, что «Джонсон» действительно «хороший человек», и сама представила ему Одзаки в китайском ресторане на Нанкин-роуд. Атмосфера встречи отличалась непосредственностью и взаимным доверием. В конце разговора «Джонсон» попросил Одзаки снабжать его подробностями о внутренней ситуации в Китае и японской политике в отношении различных политических групп. То, что «Джонсон» был на самом деле Рихардом Зорге, оставалось неизвестным Одзаки в течение нескольких лет, хотя эти двое впоследствии встречались, по крайней мере, раз в месяц на квартире мисс Смедли или в китайских ресторанах где-нибудь за городом.

Зорге нашел своего самого ценного сотрудника, «первого и самого важного помощника».

Одзаки часто посещал собрания ячейки внутри Восточно-Азиатской школы режиссуры, и на одном из них познакомился с японским журналистом по имени Каваи Текиши, приехавшим в Пекин в 1926 году и ныне работавшим в газете «Шанхай Уикли».

Японское вторжение в Маньчжурию в сентябре 1931 года изменило декорации на дальневосточной политической сцене. Станет ли этот «инцидент» прелюдией к дальнейшему продвижению Японии в провинции Северного Китая? Как скажется японская агрессия на судьбе борющихся политических сил в других частях китайской земли? И, самое главное, каков риск начала русско-японской войны? Как однажды сказал Зорге Клаузену в Шанхае, «японская армия захватила Мукден, что осложняет нашу работу в Китае».

«Зорге, Смедли и я обсуждали все эти события», – позднее говорил Одзаки. Потом он привлек Каваи. Встреча состоялась в одном из излюбленных мест – в китайском ресторане на Нанкин-роуд. Одзаки выступал в качестве переводчика, и он же, вероятно, подготовил Каваи для интервью. Зорге попросил Каваи совершить поездку на север Китая и в Маньчжурию, чтобы ответить на четыре вопроса: как идет становление нового «независимого», контролируемого японцами государства Маньчжоу-Го; какова позиция, занятая после маньчжурского инцидента полуавтономным японским гарнизоном, расположенным в этом районе и известным как Квантунская армия; какова политическая реакция «белых» русских, мусульманских и монгольских меньшинств; и, самое главное, умонастроения в этом северном пограничном районе по отношению к Советскому Союзу.

Когда Каваи вернулся из этой поездки, потребовалось несколько встреч, чтобы прочитать его письменный отчет, причем одна из этих встреч состоялась на квартире мисс Смедли. Зорге никогда не задавал уточняющих вопросов о деталях, не был дотошен в мелочах, но желал услышать впечатления Каваи о ситуации в целом. «У меня есть и другие источники», – говорил он. Вскоре Каваи был арестован японской полицией в Шанхае, которая допрашивала его, но потерпела неудачу в попытках раскрыть его подпольную деятельность. Через три недели он был освобожден.

Сражение, разразившееся в Шанхае 28 января 1932 года между японским военно-морским гарнизоном и 19-й китайской пехотной армией, обнаружило в драматической и концентрированной форме силу и слабость нанкинского режима, отношение британского и американского правительств к Чан Кайши, а также цели и задачи экспансионистской политики Японии в отношении Китая – той самой главной мишени Зорге, на которую ему указали в Москве.

Как писал сам Зорге:

«Начало сражения в Шанхае в 1932 году отметило новую тенденцию в политике японской дипломатии, хотя, конечно, в то время мы не знали определенно, была ли это просто случайная стычка или же это была японская попытка захватить Китай вслед за приобретением Маньчжурии. Было также невозможно сказать, двинется ли Япония на север, по направлению к Сибири, или же на юг, в Китай. Моя работа стала намного более важной после «шанхайского инцидента». Мне пришлось вскрывать истинные намерения Японии и подробно изучать боевые приемы японской армии на примере сражения в Шанхае.

…Я видел китайские оборонительные позиции, и я видел также и японские ВВС, и морской флот в действии. Китайские солдаты были очень молоды, но весьма дисциплинированны, хотя большинство из них были вооружены одними гранатами».

В волнении, с ностальгией по окопам, сам Зорге передавал гранаты китайским солдатам. Он сам наблюдал за сражениями, которые велись в разных районах города, а затем получил еще и информацию о японской боевой тактике от немецких военных советников, прикомандированных к китайским войскам.

Относительно главного направления японской политики Зорге получил «весьма полезную информацию» от Одзаки, который сразу же после инцидента написал специальный отчет, в основу которого были положены интервью с японским военным атташе, служившим в японском консульстве в Шанхае.

На японцев произвела большое впечатление реакция китайцев на инцидент. За инцидентом последовало создание нового коалиционного правительства в Нанкине, а также значительно расширилась и укрепилась база режима Чан Кайши, о чем Одзаки также удалось узнать достаточно подробно.

Все эти данные послужили основанием для подробного отчета, который Зорге сам написал и отправил в Харбин весной 1932 года для дальнейшей передачи в Москву. Информация, изложенная в отчете, представляла для России особый интерес. Советская политика в отношении Китая зависела от оценки относительной силы Чана и коммунистов, и если, анализируя «шанхайский инцидент», можно было бы сделать вывод, что Чан в состоянии возглавить сопротивление японскому проникновению на китайскую территорию, то в таком случае отношение Советов к Китайской коммунистической партии выглядело бы несколько неискренним.

Главным достижением Зорге в Китае стало снабжение Москвы жизненно важной информацией, «которая помогла определить политику Коминтерна по отношению к Китайской коммунистической партии».

Кроме китайских и японских информаторов, Зорге в своей деятельности полагался также и на европейские источники информации. Это были, главным образом, немецкие бизнесмены, сотрудники консульств, члены группы военных советников в Нанкине. Но общение с ними ни в ком случае не подразумевало попытку вербовки агентов – источники эти были обычными рабочими контактами профессионального журналиста.