Зов Армады
Шрифт:
Пока Треш делал настой трав в кружке вместо чая, девушка вернулась, вынула из своих закромов кусок ржаного хлеба и ломоть сала. И еще диковинку Пади – маленькую шоколадку. Неслыханный завтрак по современным меркам по-братски разделили на двоих. Разговорились, шутили, даже толкали играючи друг друга, словно давние и близкие друзья. Что послужило причиной таких отношений, что укрепило взаимную тягу, никто сказать не мог. Да и не задумывались над этим. Но спонтанные, неожиданно теплые отношения росли и крепли с каждой минутой.
Когда далеко на юге раздался новый гул, Треш уже не на шутку встревожился. Даже вскочил на ноги. Этот походил на грохот взрывов.
– Откуда в лесу, да и вообще в Пади, взяться взрывам такой мощности? В лесу… А почему в лесу-то хоть? Там же поселе… Там Южный форт!
– Треш, это точно в Южном форту! Давай
– По рации тебе нельзя светиться, сама же говорила. А мне – тем более, раз в бегах. Но ты права, нужно выяснить причины этого грома. Я выйду на связь.
– Не-а, лучше я. Заодно доложу Совету Оружейников о твоей якобы гибели в схватке с рогачом. Этим сниму подозрения и статус беглеца. Да и себя внесу в разряд вольного ходока после выполнения задания и пойду с тобой. Ты же не против, так?
– Оп-пачки. Кто сказал, что мне помощь нужна, да еще и баб… женская? Я один работаю.
– Ага, видела, как один! Отрядом шли и весь растеряли. Погибли мужички, выполняя интернациональный долг. – Злата усмехнулась, начав собирать вещи и оружие. – Пистолет-то вернешь или мне шишками кидаться?
– Я фигею с тебя! Вот точно, наглость – второе счастье! Ты намекаешь, что отряд из-за меня сгинул? То есть я виноват в их смертях? – Треш застыл в согнутом положении, протягивая девушке ее пистолет и подрюкзачный плоский ранец с БК.
– Они вызвались добровольцами и сами выбрали свой путь. Не нужно искать виноватых и корить себя! Падь забрала их, она решает, кому жить дальше, а кто должен уйти навсегда! Она… Она всегда заставляет платить цену. И берет не золотом, а жизнями, понял?!
– Они были хорошими бойцами и отличными друзьями… – Сталкер запнулся, вспомнив слова Гура о дружбе и выборе попутчиков, о неминуемых потерях и возможных утратах. – Я потерял друзей! Поэтому их смерть и на моей совести. Я найду оставшихся в живых, соберу всех вместе, отдам дань павшим, верну артефакты и найду отца. Пацан сказал – пацан сделал! Все. Минута на сборы, и спускаемся в ущелье. Забираем рожки рогача, затариваемся водой и дуем в форт. Живей, золотая моя!
Злата вышла на связь с Третьим Оружейником, доложилась ему, ковыряя прутиком засохшую грязь с высокой кроссовки. Сообщила о своих намерениях посетить Южный форт, отдохнуть там сутки, запастись провиантом, а уж затем двинуть обратно. Связи с Южным фортом не было, Треш неоднократно запрашивал их позывной. И это не могло не насторожить. Там явно что-то случилось – скорее всего, взрыв оружейных складов или нападение.
Напарники затушили остатки костра, стравили вниз со скалы веревку и по одному спустились вниз, на череду мелких уступов. С них парочка перебралась еще ниже, Треш высвободил веревку, распрощавшись с драгоценным клином, оставшимся наверху. Выбрались из нагромождения скользких камней на дно ущелья. Мелкое зверье, начавшее грызть мертвого рогача, Треш разогнал резким свистом, эхо которого волной разошлось по всей впадине. В сумерках расщелины груда шерсти и мяса казалась огромным мохнатым валуном, и только один не выклеванный падальщиками глаз блестел на разбитой морде, будто фара на ржавой машине. Злата кинулась с фляжками к небольшому водопаду, вокруг которого благодаря первым лучам солнца начала разрастаться широкая радуга, а сталкер взгромоздился на тушу рогача и крикнул ей вдогонку:
– Вот где вчера селфи нужно было сделать, да нечем, ешкина-кочерыжка! Я б портрет маслом нарисовал, а, симпатяшка?
– Иди ты! Некогда, Даня. Режь давай быстрее, и пойдем!
– Даня? Ишь, дает стране угля! – прошептал Треш, вынул штык-нож и начал пилить рога монстра.
Вскоре взбодренные влажной взвесью водопада путники зашагали по ущелью к выходу на равнину и дороге в крепость. Только на миг Треш приостановился, обернулся назад, окинул прощальным взглядом высокий серый утес, ставший им пристанищем прошлой ночью, посмотрел вдаль, между двух крутых стен горного проема. И тихо сказал, играя желваками на небритых щеках:
– Отец, подожди еще чуть-чуть! Я скоро приду…
Громовые раскаты раздавались не случайно: восставшие зеки в крепости взорвали цистерну с горючкой, огонь от которой охватил часть поселения и вызвал переполох жителей. С выскакивающей на передовую линию укрепрайона охраной расправлялись жестоко и быстро, а развернутые
вовнутрь турели ураганным пулеметным огнем сметали с улочек форта всех зазевавшихся. В крепость через Реку устремились основные силы противника: ренегаты и Черные Каратели. Причем последние использовали более хитрую тактику, чем их твердолобые союзники. Пока бандиты на лодках и плотах преодолевали водную преграду, бойцы полковника Харда на одном канатном пароме перебрались на другую сторону и пустили вперед свору псевдоволков, запряженных в обыкновенные нарты, загруженные камнями с песком. Первую кучу зверей смело взрывом противопехотной мины почти сразу, вторую разнесло метров через пятьдесят. Остальные три разорвало в клочья дальше, на оставшейся дистанции до окопного бруствера. По протоптанному следу Черные Каратели легко достигли форта и проникли в поселение, где уже полыхал пожар и шумела уличная бойня. Ренегаты не успевали вовремя, но их было значительно больше, и вскоре армия отморозков вторглась в крепость.Защитники Южного форта дрались отчаянно. Священник Совета, пожилой седовласый мужчина в длинной белой рясе, с горсткой единоверцев попытался забаррикадироваться в храме возле центрального здания, где находились покои Совета старейшин и штаб охраны. Но преследовавшие их зеки во главе с человеком в маске клоуна плотно наседали, норовя покончить со всеми. Незнакомец-клоун махал рукой, отдавая команды нескольким восставшим, сам стрелял из АКСУ и упорно продвигался вперед, по трупам и стонущим раненым, обыскивая закоулки помещений. Чувствовалось, что у него есть определенная цель и он настойчиво и усердно добивался ее. Это был кто-то из своих, местных жителей, из тех, кто находился в форту давно и затесался в ряды защитников крепости.
Священник в белой рясе, перепачканной кровью братьев по вере, лихорадочно искал путь к спасению, а еще спасал реликвию поселения – тотем Южного форта. В его руках сверкал серебром череп архара, глаза которого горели ярко-синим, словно внутри находился источник света. Изящные, витиевато изогнутые рога, отливающие позолотой, мешали священнику тащить драгоценную ношу, постоянно цеплялись за стены и косяки, но он не сдавался и не бросал тотем. Лучше сразу умереть! Трое из его оставшихся в живых помощников, молодых людей с куцыми бородками и длинными гладкими прическами, следовали за ним, в буквальном смысле прикрывая своими телами старшего монаха. Залы, коридоры, лестницы, снова коридоры. Мимо пробегали обезумевшие от страха люди, ничем не вооруженные и плохо разбирающиеся в ситуации. На улице их ждала смерть в облике таких же двуногих, но озверевших и безумных нелюдей.
Троица из отряда Заслона восприняла кошмар в крепости более мужественно, чем большинство сонных и обескураженных жителей. Правда, Малой долго тер глаза, а после крика Добрыни за дверью опочивальни суматошно одевался, не попадая в рукава и штанины. Но все трое встретили врага в полной готовности и понимании происходящего. Добрыня одной рукой искусно справлялся с набегавшими зеками, его секира летала в воздухе, сметая на своем пути все живое.
Огнестрельное оружие по внутреннему распорядку форта охрана изъяла в первый же день и хранила в отдельной каптерке, поэтому биться с неожиданными врагами приходилось тем, что попадалось под руку и носилось в ножнах. Малой бросился к настенному ковру огромного зала, обвешанного сувенирным холодным оружием разных времен. Крепление не выдержало, ковер со всем хламом повалился и придавил паренька. В этот момент в помещении оказался монах с реликвией форта, но уже без своих сопровождающих. Вместо них в зал заскочил враг в маске с окровавленной рукой, плетью висящей вдоль тела. Старец дернулся влево, вправо, но комната была тупиковой, а дверь тайного хода он открыть уже не успевал или боялся выдать секрет лаза. Малой вспотел, борясь с пологом ковра, и на минуту затих, собираясь с силами, когда услышал слова, от смысла которых он замер.
– Тотем сейчас же дай мне. Живо! – крикнул клоун, потрясая еще дымящимся после выстрелов пистолетом.
– Окстись, окаянный! Изыди прочь, сатана! Прочь! – запричитал старик, обхватив череп архара руками и дико дрожа. – Не ваша святыня и никогда вашей не будет. Вы зло! И передай своему Демону, этому дьяволу во плоти – Нумизмату, что он никогда… ты слышишь, ирод? Никогда-а…
– Заткнись, старое полено, и отдай тотем! Иначе я не ручаюсь за себя. Не хочу брать грех на душу…
– Ты уже взял его, продав свою душу геенне огненной! Гори в аду, червь проклятый…