Зов Чернобога

— Какой гад нынче ворота чистил? — вскинул глаза купец.

— Э… — Рядович замялся, но тут же выкрутился: — Кудеслав-отрок, батюшка! Эвон он, по лево-конь стоиша. — Тужир кивнул в сторону одного из отроков, хотя, конечно же, точно не помнил, кто там чистил эти ворота, Кудеслав иль кто другой. Какая разница? Давно усвоил Тужир: любит хозяин, чтоб отвечали сразу, да четко и ясно.

— Кудеслав? — нехорошо ухмыльнулся Торольв. — А ну, отроче, пойди-ка сюда!

Испуганный отрок — худенький, светлоглазый, с копной пшеничных волос — бросился на колени, даже не пытаясь оправдываться. Знал — не любит того купец.

— А вот тебе, вот! — Выхватив из-за пояса плеть, Торольв задрал отроку рубаху и несколько раз с оттяжкой стегнул по спине, да так, чтоб лопнула кожа. Кудеслав еле сдержал крик, помнил — будешь кричать, еще сильней разозлится хозяин, уж лучше потерпеть. Торольв — купчина рачительный, зря терзать слуг не будет.

И в самом деле, немного постегав слугу — так, для острастки, — купец успокоился и, убрав плеть за пояс, пнул отрока ногой. Не сильно пнул, для порядку больше — зачем свое добро портить?

— Пшел вон, — глядя на всхлипывающего отрока, добродушно произнес Торольв. — Смотри, чтоб к моему возвращению блестели воротца!

— Сполню, господине! — Кудеслав снова бухнулся в ноги.

— То-то! — Торольв с помощью второго слуги — чернявого Евмала — взгромоздился в седло и, тронув уздечку, неспешно поскакал к пристани. Чернявый Евмал побежал рядом.

Рядович Тужир кланялся, пока широкая спина хозяина совсем не скрылась из виду. Потом выпрямился — орел! — обернулся к отроку.

— Ну, чего ждешь? Хватай песок да тряпку… Повезло тебе, тля, с хозяином — милостив. Другой бы вообще прибил.

— Да уж, повезло, — утирая слезы, согласился Кудеслав. Еще бы не повезло — Торольв хоть и варяг, а человек справедливый, даже, можно оказать, добрый — насмерть еще никого из слуг не забил. Что и говорить — сердит, да отходчив. Однако ворота-то и впрямь почистить надо.

— Дядько Тужир, а белого песка у вас не осталось?

— Водяной тебе дядька! — обиженно дернул бородецкой рядович — Сколько раз сказано — зови «господине». А песка белого не осталось, весь счистили… Бери уж с дороги-

— Так, может, за Найденову усадьбу сбегать, к оврагу? Там уж песок, так песок, а на дороге-то одна пыль да глина.

Тужир дожал плечами.

— Беги, коль успеешь.

Обрадованный Кудеслав, прихватив с собой прохудившуюся кадку, со всех ног бросился со двора. С Тужира станется — может еще и воды наносить заставить, да месить глину, да помогать бабам полоть, да мало ли дел ни усадьбе найдется. Так что, может и хорошо, что прибил его сегодня хозяин. Знал отрок — уж если какую работу поручил Торольв, так делай на совесть, неторопливо. Вот так и собирался отрок — неторопливо. Вернется хозяин обратно — а он, Кудеслав, уж у ворот вовсю трудится. Ну, а поскольку Торольв раньше полудня уж никак не вернется, так пока можно и не спешить, сбегать в заовражье, захоронку проверить. Забежав за поросший орешником холм, у которого располагалось небольшое дворище наместничьего тиуна Найдена, отрок спустился в овраг и, поставив кадку, осторожно стянул через голову рубаху — чтоб не прилипла к кровавым рубцам. Поморщился — больно все же, подставил солнцу спину — подсушить кровь, — бил Торольв на славу. И, между прочим, зря — ворота-то Евмал чистил. Запамятовал про то Тужир, а может, и не запамятовал, нарочно подставил — не очень-то он благоволил Кудеславу. Немного посидев, отрок выстирал в ручье рубаху, разложил рядом с кадкой — сушиться — и, оглянувшись, выбрался по крутому склону наверх, в заовражье. Далеко видно было с холма — и городские стены, и хоромы наместника и пристань, и седой Волхов с заросшими ольхой берегами, а за ним — угрюмые серо-зеленые сопки. У самого склона оврага росли три березы, под корнями одной из них, средней, и устроил Кудеслав захоронку — были там уже и несколько медных ромейских монет — оболов, и зеленая бусина, и даже две жемчужины, правда небольшие, едва разглядишь — бисер. Незнамо зачем копил это все отрок. Уйти от хозяина, заплатив выкуп? Так куда идти-то? Ни рода у Кудеслава, ни племени — пять лет назад спалили их селище злобные колбеги, взрослых поубивали, детей в рабства продали. Так и оказался отрок у Торольва — сперва гусей пас да уток, а как подрос, и другие дела доверять стали — скот, поле, скорняжий промысел, да мало ли работ не усадьбе. Тяжело приходилось — сильных рабов специально не держал Торольв, так что все на отроческие плечи ложилось. Однако — и защита, и кров, и пища. А один-то, поди, проживи попробуй! Всякий обидит. Вот и не знал Кудеслав, зачем свои «сокровища» собирает. В изгои уж никак не хотел подаваться. А с другой стороны, кто знает, может, и выпадет какой случай? Вот хоть в дружину — гриди, «детские», «отроки»… Правда, тогда воевать придется, а уж очень не любил Кудеслав крови, вообще не представлял, как это можно кого-нибудь взять да убить. Хотя, конечно, иногда и хрястнул бы поленом по загривку тому же Тужиру, ух и противный мужик!

Посмотрев на жемчужины и монеты, отрок осторожно завернул их в тряпицу. Засунул за корни и вздрогнул, услыхав за спиной девичий голос:

— Чего это ты тут делаешь, а?

Обернулся — позади, в овраге, стояла девица в одной поддернутой до колен рубахе из выбеленного холста — темноволоса, смугла, тонки, станом, глаза — словно искорки, на вид лет на пять Кудеслава постарше, и вообще приятна. Никакой угрозы от девицы не исходило.

— Тебе какое дело, чего я тут? — хмуро буркнул отрок.

— Да так, — Девушка улыбнулась, отбрасывая волосы за плечи. —– Эвон, спина-то у тебя раскровянена. Дай-ко приложу подорожник.

Кудеслав повел плечом.

— С чего это ты такая добрая?

— Саму когда-то били, — потупив глаза, негромко сказала девица. Вскинув голову, приказала: — Слезай, говорю! Помогу.

Подорожник и впрямь оказался тем, что и надобно было отроку. Рубцы на спине постепенно переставали саднить, боль утихла. Девица между тем набрала из ручья воды в кадки. И зачем, спрашивается? Колодца, что ль, во дворе нет?

— А здесь вода слаще, — обернувшись, пояснила дева. — И, схватив кадки, с натугой полезла наверх. Видно было, как на тонких смуглых руках ее набухли синие жилы.

— Постой. — Кудеслав нагнал ее и решительно отобрал кадки. — Дай теперь я помогу.

Девчонка лишь улыбнулась, отдавая отроку тяжелую ношу. Двор, куда они пришли, оказался невелик и угрюм. Слишком уж высок был частокол из тонких осиновых кольев, настолько высок, что загораживал солнце.

— Никак не попрошу мужа, чтоб переставил, — кивнула в сторону кольев дева. — Ну, чего стал? Входи.

Громыхнув цепью, во дворе зарычала собака. Огромный такой пес… Кудеслав попятился.

— Не бойся, не укусит, — сказала девчонка. — Кадки к амбару поставь… Эй, эй, куда ж ты? Возьми-ка лепешек! Ешь, ешь, вкусные… Квасом запей. Да бери еще, по пути перекусишь… Хозяин-то твой кто?

— Варяг Торольв.

— А, Торольв Ногата, знаю. Купчина изрядный. С чего это он так тебя?

Кудеслав не ответил.

— Ты вот что. — Прощаясь, девушка подошла ближе. — Если уж сильно забижать будет, приди. Попрошу мужа — в обиду не даст. Да со временем и нам рукастый слуга сгодится… Как звать то тебя?

— Кудеслав. А муж твой кто?

— Найден, тиун наместничий. — Девушка гордо тряхнула волосами.

— Наместничий тиун?! — ошарашенно переспросил отрок и поспешно покинул двор. Ну их, этих тиунов, от них простому человеку, уж ясно, добра вовек не дождаться. Вот так попал! Хорошо, убрался вовремя. Хотя, конечно, девчонка эта вроде не злая. Как хоть ее зовут, запамятовал… А ведь она говорила. Вроде как ягоду — Малина… Или Малена…

Спустившись в овраг, Кудеслав натянул высохшую рубаху, набрал в кадку песка и, поднявшись на холм, зашагал обратно в усадьбу. Мимо орешника, мимо заросшей чертополохом и репейником пустоши, так и не застроенной после давнишнего пожара, мимо кузницы Онфима Лося, мимо небольшой усадьбы Вячки-весянина, мимо мастерской стекольных дел мастера Твердислава, что умеет вытягивать из стеклянной нити хрупкие цветные браслетики, которые так нравятся девам. Кудеслав неожиданно улыбнулся — нет, все ж таки эта Малена хорошая. И, говорит, в скором времени ее , супругу, тиуну, понадобятся слуги. Вот бы к ним! Хотя, конечно, кто его знает, что за человек этот тиун? Вообще-то, хозяин Торольв говорит — умный, а он редко кого хвалит. Отрок перевел взгляд на Волхов — у пристани покачивались на волнах ладьи: вчера пришли и купцы, и дружина самого князя. Вот бы посмотреть на дружинников, да не отпустит без дела Ногата. Он, кстати, и сам туда направился, к старому своему знакомцу, варяжскому купцу Гнорру, по прозвищу Ворон. Гнорр этот Кудеславу не нравился — заезжал к Торольву прошлый год, — вислоусый, носатый, с недобрым рыскающим взглядом — и впрямь ворон. Добра от такого не жди. Ну, да то все дела хозяйские. Пора бы и о своих подумать — ворота-то еще не чищены.

Отрок прибавил шагу и едва успел угнездиться у ворот с кадкою, как со стороны кузницы послышался стук копыт — возвращался хозяин. За конем бежал Евмал… и еще один незнакомый отрок, на вид чуть помладше Кудеслава.

— Еще один раб, — на бегу шепнул Евмал, — Хозяин купил у Ворона.

Судя по довольному лицу Торольва, нового раба он приобрел за вполне приемлемую цену. Спешившись, Ногата передал коня Евмалу, что-то негромко приказал подскочившему с поклоном Тужиру и, вспомнив, не поленился проверить ворота. Оценил все — и показную старательность Кудеслава, с высунутым от усердия языком яростно натирающего песочком медную полосу, и сам песок, взятый явно не с дороги, а специально принесенный откуда-то в кадке. Хмыкнул одобрительно, почесав пузо, бросил: