Зов орды

Она взглянула на своего противника. Мастер Земли, Тигр-оборотень. Большой, очень большой, сильный и самоуверенный. Как ты смотришь на всех вокруг, когда ты – такой? Сверху вниз? Однако он тигр-оборотень, а значит – не допущен в высшее общество, невзирая на уровень владения свой Ци, невзирая на достижения и подвиги, таким одна дорога – в Вэй, то есть в армию. Такой как он – никогда не станет чиновником высокого ранга, никогда не будет принят при дворе Императора или хотя бы наместника провинции, а значит, несмотря на все свои достижения – испытывает постоянное, грызущее чувство собственной неполноценности…

– Лучше бы ты сама отложила свой меч в сторону, девчонка. – говорит ее противник, взвешивая в руке свою булаву: - мой «Гаруда» не оставляет легких ранений, если я куда попаду, то могу испортить твое красивое личико.

– «Гаруда»? Ты назвал булаву таким именем? Впрочем, чего ожидать от неуча. Тебя, наверное, даже к экзаменам не допустили? Ты хоть читать-то умеешь? Видимо придется показать разницу между образованными людьми из высшего света и неграмотными бродягами, недостойными даже…

– Ах ты тварь! – и исполин сорвался в атаку, вскинув тяжелую палицу над головой. Грохот! Доски палубы проламываются от удара его огромной булавы! Ляосянь – стряхивает кровь с кончика меча и делает один шаг в сторону. Если бы он не разозлился настолько, чтобы забыл о защите – у нее никогда бы не получилось… но сейчас…

– Аргххх…- хрипит здоровяк, хватаясь руками за шею, но кровь пульсирует и просачивается, бежит сквозь его пальцы и с каждым следующим толчком – его покидает жизнь.

– Школа Змеи. Искусство легкого касания. – говорит она, глядя как он – оседает на палубу в лужу собственной крови.

Стало необычайно тихо, хотя мгновения назад звенела сталь, рвали воздух проклятьями и стонами. А сейчас скрипели лодки щербатыми бортами, билась об мореные доски волны, и выходила розовой пеной энергия земли из поверженого тигра. Он ещё не верит, что мертв, из последних сил подтягивая оружие. Простое действие полностью опустошило источник Ци. Великан испустил дух, стоя на коленях и не выпуская палицу из рук.

Пираты переглянулись, а затем рванули в самоубийственную атаку. Они шли не за лодкой и наживой. Им нужна лишь наследница дома.

— Госра! Сложи воду и ветер вместе! — с восторгом вскрикнул Максуд. Он все понял, когда бился с оборотнем, смешав поспешность кочевника и осторожность уханьцев. Подхватив с палубы свой меч, ринулся в бой.

Стелящий вправо, поза лучника. Прямой цэй. Затем поменял стиль на родную стихию, рванув по кругу, нещадно калеча ударом с доворотом. Вновь оттянул противника на себя мягким переходом на стиль воды. Отпрыгнув, бросил взгляд на брата.

Посох удивлённо вскинул брови на предложение мечника, немного подумал, а затем улыбнулся так кровожадно, что даже мечнику стало не по себе. То, что произошло потом, трудно поддавалось объяснению. Волны вдруг стали захлестывать высокий борт водой, сбивая с ног пиратов. Досталось и защитникам. Смешавшись с пролитой кровью, стихия Шуй с интересом ожидала просьбу "говорящего с водой". То, что ей предложил смертный было необычно и интересно. И она отозвалась.

Кудесник закрутил посохом, начиная с длинного витка, а затем ускоряясь, толкнул на врага подготовленное заклинание. Водяная плеть, толщиной в кулак, искрилась от напряжения, сорвалась с навершия, а позже впечаталась в речных разбойников. Удар стихией, усиленный ветром, отбросил врага назад, как совсем недавно Чжао Тун раскидывал матросов своей палицей. Дробя кости и разрывая внутренности, ломая тела, словно сухой камыш. Все, что оставалось защитникам корабля, так это добить умирающих, даруя милость. Через короткое время все было кончено.

Стихия Шуй ушла также внезапно, как и появилась, оставив после себя лишь мокрую палубу, продрогших выживших и скрюченных в смертельных судорогах пиратов. Казалось, они по чужой воле крутились в безумных танцах, а лишившись сил, упали навзничь. Раскинутые в разные стороны ноги, сложенные под неестественным углом тела, вывернутые руки.

Двух братьев и сестру поблагодарили очень сухо и с большим опаской. Никто не хлопал по плечам и не жал руки. Их сторонились и чурались, неумело и фальшиво подбирая слова. Искренним был только страх и отвращение. Если Ляосянь это смущало, то кочевники, живущие по принципу: пусть ненавидят, лишь бы боялись, откровенно потешались. Капитан и кормчий единственные, кто горячо и искренне произнёс слова. Но все изменилось после требования Максуда передать факельное масло. Когда первый горшок разбился об лодку пиратов, капитан понял, что собирался сделать этот варвар.

— Не сметь! Вся прибыль и убытки по пути следования принадлежат мастеру пути! Всё будет посчитано, реализовано и каждому участнику начислена доля за участие! — прокричал старый моряк.

— Это моя добыча! Мой трофей! Мое возвышение! — рычал в ответ Максуд. Ситуация изменилась в очередной раз. Все матросы и оставшиеся в живых воины перешли на сторону капитана, хоть со страхом, но оголив оружие, а напротив стояла лишь троица кочевников, да не находил себе места кормчий у руля.

— А это мой корабль! Пока на тебе гуань, ты взял на себя ответственность за сохранность груза на протяжении всего пути! Ты продал свой меч и кровь! — не испугался хозяин джонки.

— Он прав, брат, — примирительно положив руку на плечо мечника, произнесла Ляосянь. — Мы взяли на себя обязательства. Опусти меч.

***

В самую большую лодку посадили семерых гребцов, а позже привязали её к джонке, тем самым придав ускорение гружёному кораблю. Медленно, но уверено торговый корабль набирал ход, а за ним болтались на сцепке, треща бортами, еще четыре лодки. Изначально было на три больше, только слишком близко к перу руля закручивало корму затянутых к бортам , и был риск поломки в результате удара.

Легкораненым оказали помощь, кое как перемотав порезы, позже отправив их расчищать палубу. Трупы пиратов просто и без затей перевалили за борт, предварительно освободив от всех ценных вещей, включая обувь и оружие. И из наваленной кучи трофеев предложили пятерым героям битвы выбрать себе по одной вещице.

Максуд долго выбирал оружие, но прямого меча в предложенном не было, потому забрал элементы брони поверженного оборотня. Ляосянь демонстративно отвернулась, а вот Госра с огромным любопытством тщательно перебирал прибыток казне мастера пути. Радостно вскрикнув, он достал простую холщовую веревку с затертой бронзовой пластиной. Затем хитро улыбаясь, подошел к сестре.

— Максуд говорил, что твои уши нас накормили, вот ответная благодарность, — с этими словами протянул девушке ладонь. Две серьги, щедро инкрустированные нефритовыми камнями, перекочевали в руку Ляосянь. А у нее выступили слезы на глазах. Братья решили, что это из-за подарка, не зная основной причины.

Память вновь перенесла ее в недалекое прошлое. Когда в комнату шумно зашел отец, пропахший потом и дымом, в полном боевом доспехе. Поспешно прошелся, раздавая приказы прислуге, а затем, оставшись вдвоем, опустился возле нее на колени. С той же улыбкой, что сейчас у колдуна, он протянул ей эти же самые серьги.