Зов странствий. Лурулу
Шрифт:
2
По какой-то причине в «Путеводителе по планетам» Нахариусу была посвящена лишь краткая и не слишком содержательная статья. За перечнем геофизических характеристик планеты следовали четыре небольших параграфа:
«Плотность населения Нахариуса, по множеству причин, невысока и становится существенной лишь в окрестностях Тражанса, частично урбанизированного населенного пункта неподалеку от космического порта.
В нескольких километрах к востоку от Тражанса над грядой холмов возвышается потухший вулкан, гора Мальдун. По склонам этой горы струятся три ручья, которые, согласно местным верованиям, «заряжаются» достопримечательными свойствами, просачиваясь сквозь лесную подстилку
Самыми магическими характеристиками, однако, славятся воды сакральных родников, пробившихся у подножия горы. Настойчиво распространяются слухи о том, что эти воды, в сочетании с целебными процедурами местных лекарей, нейтрализуют нежелательные возрастные явления и восстанавливают — по меньшей мере в какой-то степени — внешние признаки молодости. Достоверность этих сведений не подтверждена независимыми источниками, но они привлекают на Нахариус, со всех концов Ойкумены, многих немощных и пожилых людей, надеющихся на чудо.
Насколько соответствует действительности реклама лечебниц, приглашающих пациентов на Нахариус? Отсутствие каких-либо сведений об этих лечебницах, опубликованных заслужившими высокую репутацию медицинскими журналами, не позволяет сделать определенные выводы. Редакция «Путеводителя по планетам» рекомендует относиться с осторожностью к любой саморекламе».
3
«Гликка» приземлилась в космопорте Тражанса. На дальнем краю взлетного поля выстроились несколько других звездолетов; яхты «Глодвин» среди них не было.
Винго и Шватцендейл поехали на омнибусе в город, а Малуф и Мирон отправились узнавать все, что можно было узнать о судьбе леди Эстер Ладжой. В первую очередь они навели справки в трех крупнейших клиниках, после чего, оставшись с пустыми руками, стали опрашивать персонал менее известных — то есть более сомнительных — заведений.
Вечером второго дня им посоветовали обратиться в «Странноприимную богадельню» — безрадостный комплекс серых бетонных корпусов на окраине городка, предоставлявший кров и пищу неимущим умирающим больным и старикам. Санитар провел их в обширное, полутемное и плохо пахнущее помещение, вдоль стен которого были расставлены узкие койки — многие из них пустовали. Санитар указал на койку в дальнем конце зала, после чего вернулся к своему посту и предоставил посетителей самим себе.
Малуф и Мирон приблизились к указанной койке. На ней лежала фигура настолько тощая и хрупкая, что она едва создавала рельеф на прикрывавшей ее простыне. Из-под простыни высовывалась голова, больше напоминавшая туго обтянутый трещиноватой кожей череп, нежели вместилище живого мозга. По бокам на простыне лежали руки, похожие на сочлененные сухие прутья с птичьими когтями на концах.
Глядя на этот костлявый призрак, Мирон оцепенел — ему стоило большого труда сдерживать охватившие его тошнотворные спазмы ужаса и жалости. Длинные и спутанные каштановые лохмы, заостренный выступ подбородка и некое скрюченное щупальце, некогда служившее хищным носом, позволяли распознать в этом привидении то, что осталось от Эстер Ладжой.
Едва заметное перемещение простыни вверх и вниз свидетельствовало о том, что в ней еще таились какие-то признаки жизни. Когда Мирон заглянул в потускневшие глаза, ему показалось, что Эстер его узнала. Ее губы пошевелились, кожа на шее подернулась, она что-то прохрипела. Наклонившись к старухе, Мирон едва разобрал слова: «Ты все-таки приехал!» Леди Эстер замолчала, но через некоторое время отдышалась и прошептала: «Ты опоздал. Из меня вытянули все деньги, надо мной надругались, все мои надежды обмануты — и вот я здесь. Здесь кончится моя чудесная жизнь, у меня ее отняли».
Мирон ничего не мог сказать.
Хрипя и задыхаясь от приступов
кашля, леди Эстер поведала историю своих последних лет. Сначала — после того, как с нее взяли плату вперед — ей казалось, что лекари стремились добиться обещанного результата. Ей предписали режим, с ее точки зрения слишком строгий, но персонал клиники отказывался допустить какие-либо послабления. Ее заставляли до упада выполнять гимнастические упражнения; ее кормили черными сухарями из зерна грубого помола и жидким овощным супом, попахивавшим травой. Ежедневно ей натирали кожу ничтожным количеством воды из «магического» источника, ежедневно она проглатывала наперсток вонючего, на вкус напоминавшего гной экстракта, выпаренного из воды трех самых «сильнодействующих» ручьев.Проходили недели и месяцы. Лекари брали с нее все больше денег, но она не замечала никаких существенных изменений ни в своей внешности, ни в своем общем состоянии. Персонал клиники советовал ей проявлять терпение и строго соблюдать предписанный режим, но преображение леди Эстер Ладжой в юную красавицу заставляло себя ждать.
Она жаловалась, но ответ был только один: «Дайте больше денег!» В конце концов леди Эстер отказалась от их услуг и занялась лечением по собственному рецепту. Вместо одного терапевтического курса она стала проходить три одновременно; обтирания несколькими драхмами драгоценной магической воды она заменила ежедневными купаниями в бассейне того или иного целебного источника; каждый день она выпивала несколько литров воды из целебных ручьев.
Она ничего не добилась — напротив, ее одолела апатия, она чувствовала себя все хуже. Оздоровительные процедуры окончательно подорвали ее здоровье, и ей пришлось снова проводить время в клинике — теперь уже в постели. Когда лекари обнаружили, что у нее не осталось денег, они отказались оказывать ей дальнейшую помощь, заявив, что она свела на нет все их усилия, прибегнув к самолечению, и что теперь ей придется самой решать проблему, вызванную нарушением рекомендованного режима. В конечном счете ее перевели в богадельню.
Вздохнув, леди Эстер прохрипела: «Ужас, ужас! Просто кошмар!» Она отдышалась, сжимая и разжимая пальцы-когти, и снова стала шептать. Теперь, по ее словам, все еще можно было исправить, если Мирон увезет ее как можно скорее обратно в Саалу-Сейн, где ее здоровье несомненно восстановится и все будет, как прежде.
Мирон осторожно спросил: «Что случилось с Марко Фассигом?»
Хрупкое тело задрожало, хриплый шепот стал возбужденным и прерывистым: «Предатель! Худший из всех, кто меня предал! Он присвоил «Глодвин» и сбежал на нем в Запределье. Потом я узнала, что его прикончили пираты — об этом я нисколько не сожалею, но моя яхта пропала безвозвратно. Неважно! Дома, в Саалу-Сейне, мы купим новый «Глодвин», лучше прежнего!» Старуха замолчала, ее веки закрылись. Когда она заговорила снова, шепот стал спокойным, фразы — связными: «Я поступила с тобой несправедливо, теперь меня мучает совесть. Когда мы вернемся в Саалу-Сейн, я возмещу тебе ущерб». Шепот затих, веки снова опустились. Старуха лежала не шевелясь, больше не было заметно никаких признаков дыхания.
«Она в коме», — мрачно и глухо произнес Малуф.
Мирон разглядывал неподвижное тело: «Нет, тут что-то не так».
Прошло несколько секунд. Застывшая фигура конвульсивно вздрогнула, глаза старухи широко раскрылись. «Вздор! — гортанно выдавила она. — Больше ничего не будет, я умираю. Никогда больше я не вдохну свежий ветер родной планеты. Нужно сделать то, что я обязана сделать, пока еще не поздно». Дрожащая рука старухи протянулась к тумбочке, стоявшей у койки; она взяла самопишущее перо и торопливо набросала несколько слов на листе бумаги. Закончив, она выронила перо; ее рука упала на койку. Эстер закрыла глаза и снова впала в оцепенение.