Зов Уршада

— Твоя подруга совсем чокнутая, еще хуже, чем ты, — похвалила меня Маргарита Сергеевна. — Ладно… видать, не зря мне трижды гадали, что придется черную телку резать. Заводи свою ворожбу, чернявая, пока нас тут псами не потравили!

20 Зоран Ивачич

— Это невозможно! — Аркадий с отвисшей челюстью следил за тем, как высокий усатый мужчина встает.

— Помогите же ему! — дернулся Ромашка, но центавр усадил его обратно железной рукой.

— Он мужчина и воин. Он встанет сам. Дом Саади, переведи мои слова лекарям. Скажи им, что неважно, сколько шагов пройдет воин. Каждый его шаг — это шаг навстречу врагу, а не трусливое бегство. Спроси их, дом Саади, они поняли, что я говорю?

— Они поняли тебя, гиппарх.

Зоран Ивачич поднялся сам с третьей попытки. Из едва затянувшихся ран сочилась кровь. Кровь капала с губы, которую он закусил, чтобы не кричать. Спутанные мокрые волосы падали на глаза, по сравнению с их антрацитовым блеском кожа Ивачича казалась пугающе бледной. Больничная одежда повисла мешком на отощавших плечах. Забинтованное ухо превращало красивую голову в нелепый шар. От прежнего Зорана, каким его помнил Рахмани, остался лишь рост, огненные глаза и тяжелый нагрудный крест, передаваемый в семье по наследству. Даже бравые усы обвисли, точно пересохшие кукурузные початки.

— Ра… Рахмани, это правда? — Запекшиеся губы раненого со свистом выталкивали слова. — Вам удалось вы… вынуть из меня са… сахарную голову?

— Это правда, брат мой. Мы нашли спасение, брат мой. Люди на четвертой тверди не боятся уршада.

— Это… это… — Ивачич облизал губы, покачнулся, но удержался на ногах. — Ра… Рахмани, мне нужно увидеть правителя…

— Мы сами ищем его, брат. Говорят, что правителя нет в городе. Он уехал, но скоро вернется. Как только он вернется, мы вместе отправимся к нему.

— По… почему мы тут?.. — Зоран обвел мутным взором заплесневевшие стены подвала и рухнул на руки друзей.

— Это невероятно, — как эхо, повторял Аркадий, пока Ромашка готовил два последних бинта. — Чем вы его намазали? Что это за дрянь? Спросите у вашего… э-э-э… ги… кентавра, это ведь он плевался и мазал его. Я видел, как он плюется.

Всю грудь и живот Ивачича покрывала остро пахнущая, спекшаяся корка желто-коричневого цвета. Под коркой виднелись вздувшиеся, кое-где лопнувшие шрамы. Раны заживали буквально на глазах.

— Поликрит намазал его лечебной травой, они всегда носят ее в подсумках, — объяснил Рахмани. — Эта трава не спасает от смерти, но быстро заживляет. Центавры разводят особую породу псов и сцеживают у них слюну, чтобы из дюжины трав и слюны приготовить жвачку. Он ее размачивал во рту и плевал…

— Теперь все понятно. — В восхищении Ромашка прищелкнул пальцами. — Нам бы рецепт этого плевательного зелья, нитки бы не понадобились…

— Скажи честно, он умрет? — придвинулся к лекарю Саади.

— У него внутреннее кровоизлияние, — невольно понизил голос Ромашка. — Я вам ничего не могу обещать. Для нас фантастика уже то, что он сумел подняться. Мое мнение — он уже должен был умереть. Вторая пуля где-то в брюшной полости. Я не понимаю, как ваш друг дышит.

— Либо мы немедленно кладем его на стол, либо в любую секунду… — Аркадий выразительно воздел руки.

— Если вы его отнесете наверх?..

— Нас всех арестуют. Пока мы сумеем объяснить, что ему нужна срочная операция… — Ромашка в отчаянии махнул рукой.

— Мы ничего им не сумеем объяснить, это к бабке не ходи, — мрачно подтвердил Аркадий. — Там наверху — четыре трупа.

— Тише, тише, тсс, — замахал руками водомер. — Дом Саади, кто-то проник в соседний подвал. Они еще не добрались до той стены, что я распилил, но если приведут собаку…

— Я убью их всех. — Поликрит выломал из рентгеновского аппарата длинный заостренный угол.

— Ра… Рахмани, — Ивачич снова пришел в себя, — здесь носят кресты?

— Да, брат. Прошу тебя, лежи спокойно, ты еще слаб. Мы попали во владения руссов. Ты не поверишь, их почти сто миллионов… На четвертой тверди живет очень много людей, Зоран.

— Они… они молятся Спасителю?

— Да, Зоран. Они молятся твоему богу.

— Раз они носят кресты, они помогут мне?

— Конечно, помогут. Зоран, на этой тверди тоже есть Балканы, и здешние руссы уже помогали твоему народу.

Ивачич снова тревожно приподнялся. Центавр уложил его на кривом запыленном столе, под бездействующей рентгеновской установкой. Лампочки в подвале погасли и загорелись вновь.

— Что же тут… что же им удалось? Они изгнали султана?

Саади беспомощно переглянулся с хирургами. Те старательно вслушивались в балканскую речь, но не понимали. Снорри с самодельным факелом исследовал заваленные мусором коридоры. Центавр в поисках оружия рвал на части автоклав.

— Да, Зоран. Здешние руссы помогли балканцам изгнать султана. На твоей родине мир и радость.

— Всюду… всюду мир и радость, только на Хибре пламя… только на проклятом Хибре… — прохрипел Ивачич. — Ра… Рахмани, кто эти… кто эти двое?

— Это лекари, они спасли тебя. Здесь замечательные лекари, Зоран, они возвращают к жизни даже тех, кто носил уршада.

— Я… я умираю, брат.

— Ты будешь жить. Лекари вынули из тебя последышей.

— Не лги мне, Рахмани. Ты… неужели ты повстречался с Продавцом улыбок?

— Он сам нашел меня. Лежи тихо, прошу тебя.

— Я скоро умру… Не лги мне, Рахмани. У меня внутри огонь. Мне надо повидать правителя… Молчи, молчи, слушай. Мне надо повидать его. Не наместника, а самого сатрапа. Ты видел его? Нет, ты не видел… Слушай, слушай меня. Я собрал двадцать семь миллионов золотом, я поделил их на три части. Где спрятана треть, известно Марте, еще треть я раскидал в королевских банках на Зеленой улыбке… Девять миллионов заберешь ты. Слушай, слушай, молчи! Нужно найти правителя в стране руссов, нужно говорить с ним. Если я не сумею… обещай, что ты наймешь тут солдат.

— Зоран, ты сам справишься. Ведь я не полководец, как ты. За тобой всегда идут люди, а кто пойдет за мной, да еще воевать в чужой стране? Нет, ты обязан выздороветь, иначе некому спасти Балканы…

— Рахмани, не ду… не дури мне голову. Ты найдешь герцога… Когда он увидит пятьдесят тысяч конницы и столько же пехоты… ему некуда будет деваться. Ему придется возглавить поход. Марта назовет тебе верных людей, на которых можно положиться…

— Хорошо, Зоран, я обещаю. Ты только не кричи, тебе нельзя кричать.