Зовем вас к надежде

Просигналило такси.

Он обернулся. Автомобиль собирался остановиться на том месте, которое он только что расчистил от снега. Хаберланд отошел в сторону. Шофер открыл дверь. Торопливо подбежали носильщики, чтобы взять вещи из багажника. Из автомобиля вышла женщина. Это была Эллен. Лопата выпала у Хаберланда из рук.

— Ах, Роман, любовь моя, — сказала Эллен с улыбкой, нисколько не удивившись.

Он смотрел на нее. Она очень изменилась. Ее лицо было накрашено по-другому, ее волосы были уложены по-другому, на голове у нее была маленькая норковая шапка, а сама она была одета в норковое пальто и сапожки.

— Что с тобой? Ты не рад видеть меня? — спросила Эллен.

Хаберланд не произнес ни звука.

Эллен повернулась: носильщики что-то спросили ее.

— Спальный вагон в Париж, — сказала она. — Купе тридцать два. Идите вперед.

Носильщики исчезли. Эллен заплатила шоферу такси, и машина уехала.

А снег все падал, и лопаты скоблили булыжную мостовую, и вокруг слышались ругательства и смех. Загруженные снегом грузовики отъезжали, другие, пустые, подъезжали. На Хаберланда и Эллен никто не обращал внимания.

Она обняла его и поцеловала в губы. Напрасно ее язык пытался проникнуть в его рот. Губы его были плотно сжаты. Она посмотрела на него удивленно и даже весело, отступила на шаг и спросила, как у него дела.

— Спасибо, хорошо, — сказал Хаберланд.

— Ты должен простить меня, — сказала она.

Снег ложился им на плечи.

— За что?

— За то, что я ушла.

— Забудем, — сказал он, — тебя не за что прощать. Ты поступила совершенно правильно. Посмотри на меня. У меня все еще практически нет денег, и я все еще не знаю, что мне делать.

— Где ты живешь?

— В общежитии. Но только до весны. Потом я должен буду уйти.

— На что ты живешь?

— Да так, перебиваюсь, — сказал он, заставив себя улыбнуться. — Ты же видишь. Еще я даю уроки латыни, греческого, математики и физики… А как ты?

— Ах…

— Я вижу, у тебя дела идут хорошо. Я рад. Никогда бы не подумал, что администратор в меховом магазине так много получает!

Она опять подошла вплотную к нему.

— Я больше не администратор. Я должна сказать тебе правду, Роман. Потому что и я не могу забыть то время, когда мы были вместе. Это продолжалось так недолго…

— Да, — сказал он, — действительно недолго…

— У моего школьного товарища больна жена. Я не знала этого, когда он позвал меня. Она не может… Я имею в виду, она не имеет возможности быть ему женой. Мой друг порядочный человек.

— В этом я убежден.

— Ему нужна женщина. Это ведь естественно, правда? — сказала Эллен.

Хаберланд кивнул.

— Ну а я его подруга. Он сказал мне, что никогда не подаст на развод. Очень порядочно с его стороны, ты не находишь?

— Очень порядочно, — сказал Хаберланд и подумал: «Когда же наконец она прекратит эту болтовню?»

— И поэтому он меня балует, понимаешь? Он покупает мне одежду и драгоценности, дает мне возможность путешествовать куда захочу…

— Это прекрасно, — сказал Хаберланд. Он поднял лопату, которая выскользнула у него из рук, и оперся на черенок. — А сейчас ты, стало быть, едешь в Париж.

— Да, он купил мне там роскошную квартиру… на Елисейских полях… Не грусти и не обижайся, Роман… Если бы ты тогда не был таким бедным…

Он перебил ее:

— И ты останешься в Париже?

— Только на праздники. Он постарается выкроить время для меня. Потом я поеду заниматься зимним спортом в горы, в Шамони…

— Куда?

— В Шамони, у Монблана. Я уже один раз там была. А потом, подумай только, он подарил мне на день рождения поездку в Америку! Я могу там оставаться сколько захочу. У него там друзья, и их семьи позаботятся обо мне… А после Америки…

Зазвучали голоса из громкоговорителей внутри вокзала.

— Ты должна идти, — сказал Хаберланд. — Твой поезд…

— Да, я должна идти… — Внезапно она снова обняла и поцеловала его. — Прощай, Роман… Разве то время не было чудесным?

А снег все падал на них обоих.

— Тебе действительно пора, Эллен.

— Да, пора. Береги себя. И не забывай.

— Что?

— Нашу любовь.

— О да, — сказал он. — Конечно.

— Никогда не было и не будет большей любви, никогда. Моя жизнь сейчас? Да, сейчас это приятно — а потом? Роман, я любила только тебя, и всегда буду любить только тебя.

— Разумеется, — сказал он. — А теперь иди.

Он смотрел, как она поспешно удалялась, так ни разу и не обернувшись. Он стоял долго. Старший рабочий бригады закричал на него:

— Что случилось? Ты впал в зимнюю спячку? За что тебе деньги платят? Пошел! Вперед!

Два часа, оставшиеся до конца смены, Хаберланд работал как сумасшедший. Потом он получил свое ничтожное вознаграждение и сквозь ночь и снег пешком проделал путь от Западного вокзала до общежития в Хитцинге. Только одна мысль была у него в голове: «Так, должно быть, все выглядит, когда человек мертв. Так, должно…»

9

— …быть, все выглядит, когда человек мертв, думал я все время, — сказал Хаберланд много-много лет спустя, сидя в хижине на другой стороне планеты, во втором «Божьем государстве», на участке земли недалеко от районного города Чандакроны, в Восточной Индии, севернее Калькутты. Все, что здесь написано, он рассказал очень красивой девушке Нарканде Фарпинг, которая сидела за его спиной на примитивной лежанке и за все это время не произнесла ни слова.

В «Божьем государстве» была ночь, где-то вдали горели два маленьких огня.

— На следующий день, — сказал Хаберланд, — я был в таком отчаянии, что пошел в церковь, чтобы рассказать священнику свою историю и поискать утешения. Ведь говорится же, что священники для того и существуют, чтобы утешать тех, кто в печали, в болезни или в нужде, не так ли? Но тот священник очень торопился и поэтому был очень нетерпелив. Он неохотно выслушал мою историю, а потом, как и полагается, сказал, что подобные и гораздо худшие вещи случаются с каждым человеком, и что это совсем никакая не случайность, а закономерность, и что таким образом Бог подвергает нас испытанию… — Он вздохнул. — Это был очень ограниченный священник, и я ушел от него очень рассерженный. И в этот день я решил сам стать священником… лучшим — да простит мне Бог мою гордыню! Я дал обет, который обязан дать священник, Нарканда, я выполнял этот обет до сегодняшнего дня и буду выполнять его и дальше, хотя я никогда не забывал эту женщину из Вены — я сразу вспомнил о ней, когда увидел тебя в первый раз. Ведь вы так похожи, и мне от этого тяжело. — После небольшой паузы он спросил: — Теперь ты поняла, в каком положении я нахожусь?

Ему никто не ответил.

— Нарканда!

Ни звука. Ни шороха.

Он обернулся и увидел Нарканду. Она лежала на его постели, сняв с себя всю одежду.

— Нарканда… — с трудом проговорил Хаберланд.

Она лежала перед ним абсолютно обнаженная, и в ее глазах была мольба.

— Я не та другая женщина, — сказала она. — Я буду любить тебя, пока живу, а если это возможно, буду любить еще больше, когда умру.

Хаберланд хрипло сказал:

— Сейчас же оденься!

— Пожалуйста, отец…