Зови меня моим именем
Шрифт:
Он открывает мне почти сразу. Уже подвыпивший, в банном халате и с бокалом шампанского в руке. Ему лет 45, коротко стриженные волосы уже прилично тронуты сединой. Под халатом легко угадывается очень сильное накаченное тело.
— Проходи, детка, это для тебя, — он секунду сканирует меня своим профессиональным взглядом разведчика и протягивает бокал шампанского.
Я улыбаюсь ему голливудской улыбкой, беру бокал и тут же спешу сделать глоток. Прохожу в номер, где четыре другие проститутки уже оголили некоторые части своего тела и так же, как я, пьют шампанское. Мне нужно их усыпить.
Роджерс берет
Через 10 минут они все засыпают. Массажистка так вовсе сваливается на Роджерса. Когда он резко оборачивается, заправляя халат, я уже навела на него пистолет с глушителем. Он пристально смотрит мне в глаза, а затем начинает тихо смеяться.
— У тебя глаза твоей матери, — говорит мне, делая медленный глоток виски. — И подбородок твоего отца.
Я хмыкаю. Узнал во мне дочь людей, которых он убил, только когда я навела на него оружие.
— Вот только я не убивал Сергея и Татьяну. Тебя обманули.
— Лжешь.
Он снова тихо смеется и делает еще глоток. Странно, он совсем мне не сопротивляется. Зачем я вообще его слушаю? Нужно поскорее пускать в него пулю и убираться отсюда.
Но отчего-то я не могу сделать это так быстро. И не потому, что я боюсь убить. Нет, я не боюсь лишить кого-то жизни. Все дело в том, что он — убийца моих родителей. И я хочу насладиться этим моментом.
— Не лгу. Я всегда уважал Сергея, хоть и конкурировал с ним. И я не убивал его.
Теперь уже моя очередь смеяться.
— И кто же тогда убил моих родителей? Раскроешь секрет?
— Ваши. — Он говорит это как что-то само собой разумеющееся. — Ты разве не знала, что иногда свои убивают своих? Твой отец слишком много знал и в какой-то момент стал слишком опасен для вышестоящего начальства. Вот его и убрали. А вместе с ним и твою мать, потому что она тоже слишком много знала. Они ведь были полковниками. А в российской разведке выше майора подниматься нельзя, если хочешь пожить подольше. Иначе свои же тебя и уберут.
— Я не верю ни единому твоему слову, — цежу ему сквозь зубы и нажимаю на курок.
Я делаю три выстрела и, когда в Роджерса попадает последняя пуля, по его взгляду я понимаю: он не врал.
Но мне сейчас некогда с этим разбираться. Нужно срочно уносить отсюда ноги. Через восемь часов у меня самолет в Москву, а через сутки очнутся проститутки и поднимут тревогу. Я быстро возвращаю на голову парик, а в глаза засовываю линзы. Делаю на пальцах порезы лезвием, чтобы изменить свои отпечатки, и тут же заклеиваю их пластырями, чтобы не оставить свою кровь. Бросаю в сумку пистолет и бокал, из которого я пила шампанское, запахиваю плащ и как ни в чем не бывало выхожу из отеля.
Я иду по центру Бостона спокойным шагом, абсолютно никак не привлекая к себе внимания. Но проходя мимо одного из баров, я резко останавливаюсь. Потому что вижу через огромное окно его.
Илья пьет пиво, ест картошку фри и разговаривает с какой-то девушкой. Но я на нее даже не смотрю. Я прикипела глазами к нему.
Пиво в его стакане уже подходит к концу, и он порядком захмелел. Он что-то
увлеченно говорит своей собеседнице и смеется. Я умею читать по губам, но сейчас я этого не делаю. Я просто смотрю на него в упор и даже не двигаюсь.У него все хорошо. Он невозмутим. Он счастлив. У него жизнь удалась.
Я наблюдаю эту картину будто в замедленном действии. Вот он делает еще глоток и снова смеется. Девушка начинает что-то рассказывать, он ее внимательно слушает и снова тянется к картошке фри. Макает ее в кетчуп и закидывает в рот. Делает из кружки еще глоток и подзывает официанта, чтобы ему принесли еще пива.
Он сидит весь такой веселый и радостный и даже не подозревает, что сломал мою жизнь, что сподвиг меня стать беспощадной машиной. Я только что убила человека и, я уверена, это мое не последнее убийство. Я буду убивать еще, а он будет продолжать счастливо жить. Как и сейчас, будет ходить в бары, пить пиво и смеяться.
А у меня из-за него никогда не будет детей. У меня из-за него навсегда перечеркнута жизнь.
Мне нужно поскорее избавиться от пистолета и делать отсюда ноги, но я не могу. Я все продолжаю стоять на тротуаре и смотреть на Илью. И в какой-то момент я больше не могу контролировать свою ненависть к этому человеку.
Я тянусь в сумку за пистолетом. Сейчас я пущу ему пулю в лоб. И мне плевать, что меня тут же схватят и дадут пожиненное заключение за двойное убийство. У меня все равно нет будущего. Я никогда не смогу жить, как обычный человек. Я никогда не буду счастлива.
Я убью его сейчас так же, как он убил нашего ребенка. Моего ребенка. Мою надежду на светлое будущее.
Ладонь уже нащупала ручку пистолета и потянула его из сумки, как вдруг спутница Ильи резко ко мне обернулась и посмотрела прямо в глаза.
Что я прочитала в огромных синих глазах этой смутно мне знакомой девушки? Бескрайнюю боль. Эта девушка поломана так же, как я.
Меня сломал Илья. А кто же сломал ее?
Она отворачивает от меня голову обратно к Илье, открывает рот что-то сказать, и я решаю прочитать, что она говорит. Внимательно смотрю на ее губы.
— Илюша, спасибо тебе большое. — Они разговаривают на русском. — Если бы не ты, даже не знаю, что бы со мной было. Ты меня спас. Я так благодарна, что ты ко мне тогда пришел и вытащил меня с самого дна.
Он ей грустно улыбается и крепко сжимает ее ладонь. А на глазах у этой девушки выступают слезы.
И я понимаю, что если сейчас пущу Илье пулю в голову, она это не переживет. Он для нее самый близкий человек. Он ей как брат.
Я не знаю, что заставило меня тогда отпустить пистолет и вытащить из сумки руку. Жалость к этой девушке? Но я давно не испытываю жалости к людям. Страх за то, что меня тут же схватят? Но я не боюсь умереть.
Я не знаю, что тогда сподвигло меня оставить Токарева жить. Я не знаю, что в самый последний момент сдержало меня от того, чтобы пустить ему пулю в лоб. Но я поспешно отвернулась от этого бара и быстро зашагала по тротуару.
Сегодня я сделала Токареву подарок, который он не заслуживает. Сегодня я подарила ему жизнь.
Последующие годы работы профессиональной шпионкой я пыталась выяснить правду о смерти своих родителей. А еще начала готовить почву для ухода из разведки.