Зови меня - Виктор
Шрифт:
— П-простите, господин Разгул Аль. — повинился министр.
— Мы заставим его самого к нам прийти прямо в руки. Есть у меня одна идея. Передайте в ОНП* вот эти вот бумаги. — протянул старик Мартышкину папку с документами, что появилась прямо из воздуха.
* (ОНП — Отдел по Надзору за Переселенцами)
— Что это такое? — спросил министр, несмело приняв папку.
— Это то, что нам поможет в решении многих вопросов. Большего вам знать пока не обязательно. — ответил старик и растворился в воздухе.
— Черт бы побрал эту наглую тварь. — зашипел Полевкин. —
— Не твоего ума дело, зачем я имею с ним дело. И я бы на твоем месте лишний раз рот не раскрывал с оскорблениями великого господина Аль. У него везде есть глаза и уши. — рявкнул Мартышкин. — Я надеюсь после провала вы убрали за собой все следы?
— Д-да. И в академии тоже наши люди все хорошо подчистили. Мы выставили все так, что это вина местного привратника. Он уже в преклонном возрасте, но все никак не хочет уходить на покой. Теперь его просто отстранят, и мы сможем, наконец, поставить на его место верного нам человека. — ответил, мерзко улыбаясь и потирая ладошки, Полевкин.
— Хорошо. Это очень хорошо. — откинулся в кресле министр. — Продолжайте работать. И чтобы больше никаких косяков. Иначе…
— Я все понял, Альберт Ринатович. — не дал договорить министру Полевкин. — Разрешите идти?
— А ты до сих здесь? Вали с глаз долой. — махнул рукой Мартышкин и человек перед ним поспешил исчезнуть.
* * *
В комнате была полная разруха. Здесь как будто торнадо прошел, или сильное землетрясение произошло. Почти вся мебель раскидана, или переломана. Дверь в спальню вынесена вместе с частью стены, в которой ранее была установлена. Что тут вообще случилось? На нас кто-то напал?
Ошарашенный увиденным я прошел в комнату, оглядываясь по сторонам. Мирабель была на кухне и что-то рассказывая неизвестной мне девчонке, что занимала последний уцелевший в комнате стул, готовила.
Девчонка же слушала Миру и ела нашу колбасу, вгрызаясь в деликатес особого копчения своими острейшими зубами. Прямо от палки грызла. Вот так вот сидела и жрала как не в себя. Нет чтобы нормально бутерброды нарезать.
— Что тут у вас произошло? Кто здесь все разнес, мать вашу? — вспылил я, осознавая, что в комнате нет почти ничего целого.
— Ой. Виктор. Вы уже приехали? — вздрогнула Мирабель и обернулась. — Не слышала, как вы вошли. Знакомься — это Светлана. Она… Как бы это так сказать…
— Я твоя истинная любовь, дуралей. — обернулась вдруг девчонка и оскалила свои острейшие, как бритва, зубы в подобии улыбки. — А-а. Ну и прости. Это я немного вспылила тут и чуть-чуть побуянила… В общем… Ой да ладно. Какое это имеет значение, когда мы, наконец, встретились. — отмахнулась она, не задумываясь выбросив колбасу в сторону и кинулась прямо ко мне на шею с объятиями.
Пол палки, блин, не доеденной колбасы. Моей колбасы. Краковской. Высшего сорта. Просто полетело на пол и покатилось под шкаф с теперь уже разбитой посудой. Я ее даже попробовал не успел.
Девчонка бросилась на меня, растопырив в стороны руки с перепонками между пальцев и, когда ей оставалось всего ничего, чтобы удушить меня в объятьях, я просто взял и
использовал "Прыжок", переместившись в другую часть комнаты. Девчонка же, не успев остановиться, когда я пропал, лишь вытаращила свои ярко желтые глаза и со всего маху вошла головой в стену. И пробила ее к чертям.— Ой. Что за? — вытащила Светлана голову из стены и замотала ей, стряхивая штукатурку с волос. — Куда это ты вдруг пропал?
Лиза, Алиса и уже подошедший Григорий так и остались стоять у входа, наблюдая за происходящим. Светлана же продолжала озираться, пока снова не увидела меня.
— Виктор! — вскрикнула она и снова кинулась с своими обнимашками.
Я же повторил маневр, снова в последний момент, избегая контакта и в этот раз мы потеряли холодильник. Милая на вид девушка с акульей улыбкой теперь и его пробила своей головой. Да что же такое то, а? Она решила до конца тут все разнести?
— Так! Угомонись, совершенно незнакомая мне женщина. — завопил я, когда голова девушки показалась из пробитого холодильника с очередной колбасой в зубах.
Да ты, мл*ть, издеваешься? Теперь мы потеряли и премиальную ветчину. Да сколько можно "????? ??? ?????" (жрать мое мясо?)
— Ум-ном-ном. — сказала девушка, проглатывая килограмм ветчины целиком. — Вкусня. А что это было? Какая необычная вкуснятина. И хватит уже убегать от своего счастья, Виктор. Бери меня всю. Я вся только твоя.
Все, на что меня хватило — это ударить себя ладонью в лоб и громко выдохнуть.
— Свет. Не перебивай аппетит. Обед уже скоро будет готов. Лучше вон… стол почини, а то нам есть не где будет. — сказала Мирабель.
— Ага. Сейчас. — ответила некто Света и кинулась чинить стол, но сделала только намного хуже.
— Так. Оставь уже это. С ним уже ничего нельзя сделать. Только выбросить. — махнул я рукой на попытку Светы собрать обломки стола в единое целое. — Кто ты вообще и что тут делаешь?
— А? Что значит кто я? Я твоя будущая жена, Светлана Дар Одинсон. — непонимающе ответила Света, уставившись на меня с обломками стола в руках. — Ты что? Не узнаешь меня?
— Чего? С чего это я должен тебя узнавать? Я тебя вообще впервые вижу. Кто тебе вообще сказал эту дурь про жену? Я вообще тоже Одинсон и никак твоим мужем быть не могу. — уставился я на девушку.
— Как? Мама моя сказала, что артефакт приведет меня к моему избраннику. Ты должен обо мне знать. Хотя. Подожди. Это же я должна о тебе знать, а ты обо мне… — девушка задумалась. — И почему ты тоже Одинсон? Разве моим избранником может быть кровный родственник? Может артефакт сломался? Наверное, я его слишком сильно сдавила.
Обалдеть. В этой "железной" голове, кажется, есть подобие мозга, и он способен о чем-то думать. Страшно только представить, до чего же он в результате сможет додуматься.
Лиза и Алиса, наконец, отмерли и прошли на кухню, встав подле меня. Григорий исчез в остатках спальни и начал там чем-то шуршать. Светлана продолжала пытаться думать. Мирабель, наконец, закончила со своей готовкой и пригласила нас к… Да не к чему тут больше приглашать. Стол безнадежно утрачен. Мы с печалью посмотрели на остатки кухни и сдвинув в сторону кучу, когда-то бывшую нашей мебелью, уселись прямо на пол.