Зови Меня Златовласкои? – 2
Шрифт:
Отношения на расстоянии оказались более сложным делом, чем я предполагала вначале. Я всегда ждала от Ревкова чуть больше звонков, сообщений и внимания, чем он мог мне дать. Влад был центром моей вселенной, занимал девяносто процентов моих мыслей, и тоска по нему порой сводила меня с ума.
Раньше я всегда снисходительно относилась к девушкам, которые были одержимы своими отношениями. "В жизни слишком много интересного, чтобы зацикливаться на каком-то парне," – однажды сказала я своей приятельнице, которая находилась в активной фазе любовной лихорадки.
Тогда мне было легко рассуждать таким образом,
Еще немного понежившись на солнышке, я побрела домой. В моих планах были чипсы, сериал и чай со льдом. С этими ребятами я проводила большую часть своих летних вечеров.
– В субботу ты идешь со мной на митинг, – поставила меня перед фактом Ада, позвонившая ближе к ночи.
– Не, я в политике не разбираюсь. Это скучно. И к тому же на этих митингах сплошное вранье и пыль в глаза! "Власть народу! Землю крестьянам! Фабрики рабочим!" И что из этого вышло?
– Саш, это митинг, а не революция, – цокнула Ада. – Муслимов меня не позвал. Даже не упомянул, что будет там выступать. А значит, мне непременно надо пойти.
– Плюсую за логику, – заталкивая в рот гигантскую чипсину, усмехнулась я.
Мотивы действий моей подруги постоянно вызывали у меня вопросы. Но я давно перестала их задавать. Знала, что все равно ничего не пойму. Некоторые вещи нужно принимать просто как данность. Тогда жить становится гораздо легче и приятнее.
Глава 2
Летом мой режим сбивался настолько, что просыпаться в девять утра было подобно подвигу. Я нехотя разлепила глаза и злобно уставилась на будильник, которой своей трелью прервал прекрасный сон в, котором я летала над золотистыми полями. Ощущения были будоражащие, и возвращаться в серую реальность совсем не хотелось.
Мама уже отчалила на работу, так что завтракала и собиралась я в одиночестве. Уже почти год мы жили с ней вдвоем: отец ушел из семьи, влюбившись в другую женщину, с которой в конечном итоге у него ничего не вышло.
Наши с ним отношения нормализовались лишь недавно. Поначалу простить отца и принять развод родителей было трудно. Но через какое-то время мне все же удалось отпустить обиду на папу и помириться с ним.
Ада зашла за мной полдесятого, и мы вместе отправились на центральную площадь, чтобы присутствовать на митинге, который, насколько я поняла, был связан с предстоящими выборами.
Представители оппозиционной партий, в которой состояли Муслимовы, как старший, так и младший, планировали склонять массы голосовать за них. Повсюду стояли люди с флагами, транспарантами и иными средствами наглядной агитации. В центре площади возвышалась небольшая сцена с микрофоном на стойке, с которой, судя по всему, планировали вещать выступающие.
Народу, как ни странно, собралось много. И мы с Адой, протискиваясь через толпу, удивлялись, неужели всем этим людям есть дело до политики?
Однажды я в шутку сказала Максу, что на выборы ходят только те, кому нечем больше заняться. А он заявил, что моя позиция называется "гражданской импотенцией". После этого я решила, что больше не буду озвучивать
ему свои политические взгляды. А точнее их отсутствие.Пробравшись поближе к сцене, мы увидели стоящего неподалеку Максима. Выглядел он впечатляюще. Элегантный серый костюм и белая рубашка красиво оттеняли его загорелую кожу и темные, почти черные волосы.
Рядом с ним стоял его отец Герман Анатольевич, высокий, серьезного вида мужчина с сединой на висках. Под руку его держала стройная блондинка чуть за сорок. Очевидно, мать Максима. Женщина выглядела ухоженной и полной внутреннего достоинства.
– Это его предки? – прошипела на ухо Ада, сжимая мою ладонь.
– Похоже на то, – подтвердила я.
– Мне подойти? Как я выгляжу? – она вопросительно посмотрела на меня, поправляя прическу.
Выглядела подруга как всегда прекрасно. Идеально прямые темные волосы аккуратно обрамляли ее узкое лицо с резко очерченными скулами и черными глазами, в которых горел хитрый огонек.
– Хочешь, подойдем вместе? – предложила я.
– Да, наверное, так будет лучше.
Ада, расправив плечи, двинулась в сторону своего парня и его родителей. Я поправила топ, натянув его чуть ниже, чтобы прикрыть оголившийся пупок, и направилась следом за ней.
– Привет, – поздоровалась подруга с Максом.
Она потянулась, чтобы обнять его, но тот лишь коротко пожал ей руку, перехватив ладонь в воздухе.
– Привет, – сдержанно улыбнувшись, ответил он.
Выглядело это, мягко говоря, странно. И я решила сгладить неловкую ситуацию, перетянув внимание на себя.
– Здравствуйте! – я обратилась к родителям Муслимова, обнажая зубы в широкой улыбке.
– Здравствуйте, – холодно отозвалась его мать, сохраняя спокойное и равнодушное выражение лица.
Тем временем Герману Анатольевичу кто-то позвонил, и он, поднеся трубку к уху, отошел от нас на пару метров.
– Мама, это Ада и Саша. Мои школьные знакомые, – объявил Макс и повернувшись к нам добавил. – Ирина Геннадьевна, моя мать.
– Очень приятно, – кивнула я.
Почему-то под ледяным взглядом этой женщины мне становилась не по себе.
– Знакомые?! – с нажимом повторила Калинина, глядя на Максима в упор.
– Вы пришли выразить свою гражданскую позицию? – не обращая внимания на поднятые чуть ли не до волос брови Ады, спросила Ирина Геннадьевна.
Она смотрела оценивающе и, как мне показалось, довольно пренебрежительно. Наверное, считала нас малолетними дурочками, пришедшими на митинг, чтобы поглазеть на ее сына.
– О, да! Мы активно поддерживаем, – я скользнула взглядом по ближайшим плакатам, – честные выборы! Народ ждет перемен! Хватит решать за нас! Не дадим украсть наши голоса!
Должно быть, я немного переборщила с перечислением лозунгов, изображенных на транспарантах, потому что рот Ирины Геннадьевны скривился в ироничной усмешке.
– Дорогой, – она положила руку на плечо сына. – Тебе пора готовиться к выступлению.
– А о чем будет ваша речь, Максим Германович? О правде и честности? – ядовито поинтересовалась Ада, складывая руки на груди.
– И об этом тоже, – улыбнулся Муслимов, сделав вид, что не заметил подкола.
– Удачи! Смотрите, не подавитесь! А то, знаете, иногда не в то горло пойдет, и так закашляешься, – Ада испепеляла взглядом своего парня.