Зови меня Златовлаской

— Ты счастлив? — перебила я его.

Отец не ожидал такого вопроса и озадаченно уставился на меня.

— Не знаю. Нет, — наконец ответил он.

Он рассказал о том, что бабушка с ним тоже не общается. Что он корит себя за содеянное и больше всего на свете хочет наладить отношения с нами. Говорил, что любит меня, и бесконечно извинялся.

С одной стороны, я ненавидела этого человека, но, с другой стороны, теплые чувства к нему не до конца умерли в моей душе. Все это время я сдерживала их. Но сейчас, глядя на него, разбитого, расстроенного и несчастного, я чувствовала жалость. А еще обиду. Детскую обиду за то, что папа ушел. За то, что папа бросил. К горлу подступили слезы. Я сделала глубокий вдох, чтобы не выпустить их наружу.

— Когда ты ушел, ты убил нас. Человек, который должен оберегать и защищать свою семью, убил ее! — мой голос перешел на крик. — Я ненавижу тебя! Ненавижу подлую шлюху, которую ты предпочел нам! Вы никогда, никогда не будете счастливы! Потому что на чужом несчастье своего счастья не построишь!

Каждое мое слово попадало в цель. Отец с ужасом смотрел на меня, и все его морщины на его лице показались мне вдруг очень глубокими.

Рывком открыв дверь, я выскочила из машины и бегом бросилась в подъезд. Оказавшись внутри, я дала волю слезам. Как же сильно мне было обидно! Прошло столько недель, мне казалось, что боль стихла, но нет, стоило мне минуту поговорить с отцом, как рана вновь стала кровоточить. Смогу ли я когда-нибудь простить его? Я не знала.

Мама была в курсе, что отец собирался встретиться со мной. Я пересказала ей наш диалог. Мама выглядела расстроенной и гладила меня по голове, пока я говорила.

— Мы подаем на развод, Саш, — вздохнула она, когда я закончила. — Отец оставляет нам с тобой квартиру. Он ни на что не претендует.

Впервые я задумалась о материальной стороне вопроса. Наша квартира принадлежала отцу, так как досталась в наследство от его дедушки. Мне даже в голову не приходило, что может произойти раздел имущества, хотя таких случаев вокруг тысячи. Хоть в чем-то мой отец оказался лучше остальных.

Мы проговорили с мамой весь вечер. Она утешала меня и говорила, что она примет любое мое решение, но в конце добавила, что умение прощать — это свойство сильных людей.

Все-таки моя мама была поразительной. После того, что сделал отец, она должны была поливать его грязью, обзывать последними словами и ненавидеть. Она имела на это право. Но вместо этого она говорила о прощении и силе. У меня в голове такое не укладывалось.

На следующий день в школе Ада в подробностях рассказала о вечере с Максимом. "Нектар" оказался крутым заведением с хорошей кухней. Ада, не стесняясь, заказывала все, что хотела. По ее словам, Максим был на удивление мил, смешно шутил и проявлял интерес к ее персоне. Им удалось обходить тем, из-за которых они могли поссориться, и подруга была максимально довольна свиданием.

— Он почти на крючке, — довольно заявила она. — В шаге от того, чтобы признаться мне в любви.

— А у тебя к нему по-прежнему никаких чувств? — поинтересовалась я.

Подруга отрицательно покачала головой. Но почему-то мне показалось, что она лукавит.

За прошедшую неделю Стас писал и звонил мне еще несколько раз, но я не отвечала. Каждый раз, когда он объявлялся, я вспоминала о том, что Влад дал ему мой номер. Внимание Стаса было доказательством того, что Влад ко мне равнодушен, и эта мысль ранила.

Как-то, направляясь из школы домой, я шла по школьному двору и услышала, как кто-то окликнул меня по имени. Это был Стас. Он приближался ко мне, и вид у него был довольно решительный. Выглядел он еще более эпатажно, чем в прошлый раз. Кислотно-розовая чудаковатая шапка, белая зимняя куртка, на ногах Тимберленды. Боковым зрением я замечала, что окружающие оборачиваются на него.

— Стас! Привет! Ты чего здесь? — я попыталась изобразить удивление.

— Привет, динамо! — он приблизился, пристально глядя мне в глаза.

— Прости, пожалуйста, я была так занята, ужасно занята, и еще… — сумбурно начала оправдываться я.

— Стоп-стоп! — он не дал мне договорить. — Мне показалось, мы неплохо поладили. Не убивай меня шаблонными отмазками, скажи прямо, в чем дело. О большем не прошу.

Я громко сглотнула, набираясь храбрости.

— Стас, ты отличный парень. Я не отвечала тебе, потому что мое сердце не свободно. Я не хотела давать ложных надежд. И вообще сейчас мне хочется побыть одной. Не в смысле прямо сейчас, а в данный период жизни.

— Ты с кем-то встречаешься? Влад говорил, что ты рассталась со своим парнем и что он был изрядным козлом, — в замешательстве произнес Стас.

— Нет, я ни с кем не встречаюсь. Просто…

— Просто что? Объясни толком!

— Просто мои чувства не взаимны, — тихо произнесла я.

Удивительно, что я призналась в этом перед человеком, которого вижу второй раз в жизни.

На лице Стаса застыло удивление. Затем он облегченно вздохнул и с улыбкой произнес:

— Все ясно. Знаешь, Саш, я готов стать клином. Ну, тем самым, которым другой клин выбивают.

Я посмотрела на него с укоризной.

— Ладно, я шучу, подруга, — он приблизился и обхватил мои плечи. — Я тебя понял. Клянусь, никаких приставаний, ни на что не претендую. Просто потусуемся вместе, а там, глядишь, и забудешь про свою безответную любовь.

Я неуверенно согласилась. Со Стасом было просто и уютно. Почему бы и нет.

До новогоднего представления оставалась неделя, и мы собирались на репетиции почти каждый день. Влад Ревков, хоть и согласился выступить с концертным номером, на репетиции не ходил. Сказал, что сделает нам всем сюрприз.

В этом году мы с Адой решили не выступать с танцем, так как обе были задействованы в театральной постановке.

В школе установили елку, и приближение Нового года, наконец, стало ощущаться. Все находились в приподнятом настроении. Булаткин всегда очень серьезно относился к праздникам и долго допытывался у нас с Адой, не будем ли мы возражать, если он преподнесет нам одинаковые подарки.

Вопрос был вызван тем, что в прошлом году Ада обиделась на него из-за того, что мне он подарил косметический набор, а ей кулинарный. Готовила Ада скверно, и всегда еле справлялась с заданиями по труду. Получив кулинарный набор от Булаткина, она посчитала его камнем в свой огород и разбушевалась. Я тогда откровенно не понимала Аду и жалела Булаткина, поэтому с легкостью дала согласие на то, чтобы в этом году мы с подругой получили идентичные подарки. Ада тоже согласилась, и на лице Антона изобразилось облегчение.

Когда мы с Адой в конце дня вышли из кабинета, моему взору предстала отвратительная картина: Полосова Даша ползала по коридору, собирая свои разбросанные повсюду вещи: пенал, тетради, книги, блокнот с ее рисунками.

После случая с украденной обувью я стала понемногу сближаться с Дашей. Она была тихая, забитая и, как оказалось, очень талантливая. Она рисовала поражающее воображение рисунки. Ее картины, изображающие иногда сцены с людьми, иногда просто предметы, а иногда и вовсе какие-то абстракции, отображали целый спектр эмоций: любовь и ненависть, боль и облегчение, страх и безмятежность. Своими рисунками Даша будто создавала параллельный мир, и казалось, что в нем ей было гораздо уютнее.