Зовите меня королем
Шрифт:
— А скажи не так! Мы когда появились он весь в кровище был! Смотрю ты вошел во вкус! Тебе нравится мучить и пытать! Мог бы и простить Бессмертным этот проступок! Они знаешь натерпелись в свое время от Сияющего! Они на том чертовом дубе из-за него висели, а отомстить они права не имеют!? Так!? — Фил эмоционировал, свирепо глядя на Лацифа.
— Значит мне нужно было потерять шанс оставить эту тварь на глазах и пожить спокойно в угоду минутной радости солдат? — начал яриться Лациф. — Значит мне стоило простить всем этот поступок и проявить милосердие к неисполнению приказа? А успокаивать обнаглевших сорнов ты потом будешь? — наступал на рыцаря король. — Или мне их похвалить? Пусть творят все, что захотят, а я на троне посижу и великодушно им буду все прощать! Тогда
— Я имел в виду не это!
— А что ты имел в виду?
— Иногда можно проявлять и милосердие! Ты и правда превращаешься в демона. Ребята тебя уже боятся! Эрик и тот носится от тебя! Зато Венера и тот огненный ни на шаг не отходят! Новых друзей себе завел!?
Лациф вздохнул и ошалело уставился на Фила:
— Ты ведешь себя как баба. Уйди с глаз моих. Поговорим когда успокоишься.
Тот хмыкнул и вылетел из зала, громко хлопнув за собой дверью.
— Ты же знаешь как он к тебе относится-подошел к сыну Хоске. — Просто Фил переживает, что ты больше не считаешь его другом.
— Пап, да брось-устало нахмурился Лациф, — что за детский сад?
— Просто поговори с ним.
— Ты тоже считаешь, что я не прав?
— Нет конечно-улыбнулся недорослик и подпрыгнул, чтобы сесть на стул, рядом с усевшимся двухметровым сыном. — Ты принимаешь сложные решения, но верные. Король-это многодетный отец. А уж кому как не мне знать, как сильно ты любишь свою семью и на что ты готов ради своих детей. Знаешь, как бы ужасно это сейчас не прозвучало, но я благодарю судьбу за то, что твои родные родители бросили тебя. Ведь благодаря им у нас появился ты-Хоске ласково улыбнулся печальному сыну и похлопал его по спине. — Тебе одному по плечу устроить встречу осени и лету!
Лациф кивнул:
— Спасибо пап. И прости за розги.
— Ой, да не переживай ты-махнул рукой недорослик, — сам виноват. Так зол был на эту тварь, что не сдержался.
У Лацифа сердце билось как сумасшедшее, он растерянно и тоскливо посмотрел на отца:
— Он сказал, что есть способ вернуть Тома и Натиэлль. Нужно заменить их души другими.
Хоске посерьезнел и внимательно поглядел на сына:
— И что ты решил?
Глава 13
У Лацифа губы дрожали. Его взгляд, полный надежды и страха был обращен на отца. Хоске растерянно смотрел на этого сильного, могучего гомокула снова больно укушенного судьбой. Еще с детства Лациф редко показывал свои истинные чувства. Он всегда был довольно скрытным.
Впервые они с ним встретились в детском доме. Небольшой сиротский приют с узкими длинными коридорами насквозь пропитанными одиночеством, тоской и страхом ненужности. В тот день все дети смотрели на пришедшую семейную пару. Кто с надеждой, а кто-то с ненавистью, и только один мальчик не обращал никакого внимания на этих двух улыбчивых людей.
Тогда было солнечно, Хоске помнил это как вчера. После ночного осеннего дождя в окошко светило яркое полуденное солнце. Оно заливало золотыми лучами стол, за которым сидел мальчик. Тихий, задумчивый паренек глядел куда-то вдаль через стеклянный проем. Тонкая хрупкая фигура, темные волосы немного вились и разнились с бледной кожей, делая ее от этого еще светлее, но запомнилось Ричарду не это. Ему запомнились глаза мальчонки, проницательные голубые глаза, наполненные до краев разочарованием.
— Привет, — присел он перед ним. — Не хочешь к нам в гости?
Этот мальчик был молчалив и зажат. Он долгие недели отказывался довериться, то и дело повторяя, что вы все равно меня бросите.
Двухлетнего ребенка по имени Генри Элоун няньки нашли на пороге детдома
с документами о рождении в руках. Потом он долгими ночами плакал и звал маму, годами ждал ее возвращения, однако за ним так никто и не вернулся. Слезы сменились отчужденностью и он закрылся в себе.Но Майеки искренне старались и мальчонка остался с ними. Он стал частью их семьи, но они его семьей не стали. Им понадобился год, чтобы доказать, что они его не оставят. А помог случай в школе. Парень разбил мячом классное окно и Ричарда вызвали к директору. В кабинете Генри был как всегда спокоен и молчалив, а вот когда они сели в машину тогда-то Ричард впервые и увидел этот отчаянный, напуганный до чертиков и полный призрачной надежды взгляд:
— Теперь вы отдадите меня обратно? Я больше вам не нужен?
В тот момент он не смог ничего ему сказать. Он просто не смог. Все что пришло на ум, это крепко сжать мальчонку в объятиях и клятвенно пообещать, что никогда и ни за что они его больше никому не отдадут.
— Генри не важно кровные мы или нет. Я твой отец, а ты мой сын! Никогда не забывай об этом! Ты больше не один!
На том тогда и порешили и об этом вопросе забыли. С того дня они стали его мамой и папой, а Элизабет превратилась в младшенькую. Он всегда берег свою сестру и заботился о Бетти. Изо дня в день он несся, сломя голову, стоило ей только позвать. Он не слыл хулиганом, но и беспомощным его тоже никто не считал. У Генри всегда было свое мнение абсолютно на все жизненные ситуации и советов он не просил. Он усердно учился, затем работал и кажется за годы, проведенные с ними оттаял. Но это крепкая нужда в семье навсегда засела в его сердце и потому Ричард не был удивлен, когда узнал, что его сын покончил жизнь самоубийством, потеряв своих любимых жену и дочь. Он можно сказать ожидал этого. Может поэтому и смог пережить его смерть. Его мальчик не умеет жить для себя. Он просто не видит смысла в подобном существовании.
И вот сейчас, спустя столько лет отцовское сердце снова так больно заныло от того самого детского отчаявшегося взгляда.
Голос Лацифа дрожал:
— Я хочу их вернуть…Что же мне делать, пап?
Недорослик молчал.
— Если за Томаса заберут меня, то это будет честно!
— Но мы не можем быть ни в чем уверены! Да и мальчик! Лациф! На что ты его обрекаешь! Хотел бы ты проснуться с мыслью, что жертвой за тебя пал отец?
— Так и должно быть! — гомокул резко поднялся. — Это правильно! Он поймет!
— А Натиэлль? Чья душа займет ее место в могиле?
Лацифа передернуло.
— А если это будет Верммут? А если и за Томаса пойдет не твоя душа? А если погибнет Фил? А если Алекс? Неужели ты спасал его, чтобы потом принести в жертву? А наша младшенькая? — Хоске говорил спокойно и крайне осторожно. Он знал своего сына. Нельзя делать необдуманных выпадов. Нельзя загонять его в угол.
— Никогда не поверю, что ты хочешь им навредить.
— Конечно не хочу! — закричал Лациф и растерянно зашагал по комнате. — Но у меня есть шанс, неужели я должен его упустить? Пап- Лациф поглядел на отца, — если бы ты мог, неужели ты бы меня не вернул?
Хоске вдруг виновато опустил голову, улыбнулся и кивнул:
— Ты прав. Я бы тебя вернул. Но твоя мама мне этого никогда бы не простила. Она сошла бы с ума осознавая, что я убил другого ребенка ради своего. А ты знаешь как сильно она вас с Элизабет любила.
У Лацифа больше не было слов. До крови закусив нижнюю губу, он вылетел из комнаты и растворился в фиолетовом сиянии, желая исчезнуть, развеяться прахом по ветру и больше не терзаться этими мучительными сомнениями.
На рассвете Верммут следом за Хоске отхватил прутом по спине и теперь лежал еле живой на кровати, пока Венера колдовала над ним. Боли он уже не чувствовал, но раны затягивались довольно медленно с его мизерным совершенно не каченым исцелением. Банки использовать было нельзя. На наказанных Лациф их не переводил и теперь Верммут, мысленно ругаясь, уже в пятый раз шептал заклинание. Наконец тело перестало хрустеть и хиты вернулись к отметке сто. Эльф сел и поглядел на деву, что не отрывала от него своих рубиновых очей.