Зоя

— Саша! — вне себя от ужаса кричала мать, когда, вернувшись домой, обнаруживала, что дочь нацепила ее лучшие жемчуга или вылила на себя целый флакон ее любимых духов, которые Клейтон всегда дарил ей. — Никогда так не делай!

Даже няня, молодая француженка, которую они привезли с собой из Парижа, с трудом с ней справлялась.

На маленькую графиню не действовали ни упреки, ни ласки, ни уговоры.

— Она ничего не может с собой поделать, мама, — словно бы извинялся за нее Николай. К тому времени ему исполнилось восемь лет, и он был красив, как его отец. — Она ведь девочка. А девочки любят носить красивые вещи. — Он встретился с Зоей глазами, и она улыбнулась. Он был таким добрым, таким отзывчивым, так был похож на Клейтона. Она любила их всех, но именно Александра — Саша, как все ее называли, — испытывала ее терпение.

Вечером они собирались идти в знаменитый «Коттон-клаб» на танцы, а всего несколько месяцев назад они побывали в бесподобном особняке на Парк-авеню у неподражаемого Конде Наста. Разумеется, там были Коул Портер и Элси де Волф, которая уговаривала Зою построить дом на Палм-Бич, но у Зои была нежная кожа, и она не любила солнца — ей вполне достаточно было ежегодных поездок на Палм-Бич к Уитнисам, В тот год Зоя покупала туалеты у Лелонга и была в восторге от его очаровательной жены княгини Натальи, дочери Великого князя Павла, русской, как и Зоя.

А Таллал Бэнкхед не раз упрекал Зою, что она мало пользуется косметикой.

В те годы модными стали костюмированные балы, Клейтону они особенно нравились. Ему было 57 лет, и он безумно любил свою жену, что не мешало ему часто подшучивать над ней, говоря, что теперь, в свои тридцать, она наконец «подходит ему по возрасту».

Гувер был избран президентом, победив на выборах губернатора Нью-Йорка Алфреда Смита. Калвин Кулидж решил не выставлять снова свою кандидатуру.

А губернатором Нью-Йорка стал Франклин Рузвельт, интересный мужчина с умной, хотя и не очень красивой женой. Но Зое нравилось ее общество, и ей всегда было приятно, когда Рузвельты приглашали их на обед. Они вместе были на премьере «Каприза». Клейтону пьеса показалась скучной, а вот Зое и Элеоноре она понравилась. Потом они вместе с удовольствием смотрели «Уличные сцены», получившие Пулитцеровскую премию. Клейтон же признался, что ему больше по душе кино. Он был в восторге от Колин Мур и Клары Боу. А Зоя восхищалась Гретой Гарбо.

— Тебе просто нравятся иностранцы, — подшучивал он, однако сама Зоя больше уже никому иностранкой не казалась; она уже десять лет жила в Нью-Йорке и стала полноценной американкой. Она обожала театр, балет и оперу и в январе взяла с собой на «Кавалера роз» Ники, который был потрясен, увидев женщину, игравшую мужскую роль.

— Но это же девушка! — громко прошептал он, и сидевшие в соседней ложе заулыбались. Зоя сжала его ручку и, как могла, объяснила мальчику, что вокальная партия написана для женского голоса. — Это отвратительно, — заявил малыш и сел на место, а Клейтон улыбнулся: он-то, пожалуй, был согласен с сыном.

Николая куда больше интересовали полеты Линдберга. А Клейтон и Зоя получили приглашение на свадьбу Линдберга с Анной, дочерью посла Морроу, — было это в июне, незадолго до отъезда на Лонг-Айленд.

Дети любили проводить лето на Лонг-Айленде, да и Зое нравились длительные прогулки вдоль берега с Клейтоном или с друзьями, а иногда и в одиночестве — вспоминались летние каникулы в Крыму, в Ливадии.

Эти воспоминания по-прежнему посещали ее, и довольно часто. Образы ушедших близких все еще жили в ее сердце, но память о них постепенно стиралась, и иногда она с трудом вспоминала их лица. В спальне на камине в рамках работы Фаберже стояли фотографии Марии и ее сестер. Но больше всех Зоя любила фотографию, где все они висели вниз головой, любил эту фотографию и маленький Николай, он знал всех Зоиных родственников по рассказам матери. Ему нравилось слушать, какими они были, что они говорили и делали, об их детских шалостях, и его удивляло, что у него и у царевича день рождения в один и тот же день.

Он любил рассказы и о «печальных событиях», как он называл их… рассказы о дедушке, который, вероятно, был очень хорошим, и о забавном Николае, в честь которого был назван. Мать рассказывала ему об их досуге, о шутках, о ссорах и уверяла сына, что она дралась с Николаем почти так же часто, как и он с Сашей.

Мальчик считал, что в свои четыре года сестра «слишком много себе позволяет». Этой же точки зрения придерживались и другие домочадцы. Сашу сверх всякой меры избаловал отец, но ругать девочку в его присутствии никто не решался.

— Она еще маленькая, Зоя. Не обижай ее.

— Клейтон, в двенадцать лет Саша превратится в чудовище, если мы не будем воспитывать ее сейчас.

— Дисциплина — для мальчиков, — возражал Клейтон, но у него не подымалась рука наказывать и Николая. Впрочем, Николай был сама доброта, в то лето он ни на шаг не отходил от родителей.

Английский король Георг выздоровел, и Зое становилось не по себе, когда она видела его фотографии.

Он был настолько похож на своего двоюродного брата, Николая II, что у Зои всякий раз начиналось сильное сердцебиение. Его внучка Элизабет была всего на год моложе Саши.

В то лето на Николая неизгладимое впечатление произвело выступление в Нью-Йорке Иегуди Менухина. Ребенок изумительно играл на скрипке и был всего на три года старше Николая, который был потрясен искусством своего сверстника и еще долго, к радости Зои, вспоминал его.

Клейтон же часами просиживал на берегу, читая «На Западном фронте без перемен»; в то лето он увлекся также игрой на бирже. С марта акции то подымались, то резко падали, и некоторые наживали на этом целые состояния. Везло и Клейтону: за последние два месяца он подарил Зое два бриллиантовых колье; а в августе из Вены до них дошло известие — умер Дягилев. Казалось, для Зои закрылась еще одна, столь важная страница ее жизни.

— Если бы не Дягилев, — сказала она Клейтону во время прогулки, — мы действительно умерли бы с голоду. Больше ведь я ничего не умела. — Она с грустью посмотрела на Клейтона, и он взял жену за руку, вспоминая, какой тяжелой была тогда ее жизнь, в какой ужасной квартире она жила, ведя полуголодное существование. Это было нелегкое время, но оно ушло в прошлое, и Зоя с улыбкой взглянула на мужа. — А потом появился ты, любимый… — Она никогда не забывала, что спас ее он.

— Нашелся бы еще кто-нибудь.

— Никого я не смогла бы полюбить так, как тебя, — прошептала она. Он наклонился поцеловать ее, и они долго стояли, прижавшись друг к другу, в ярких отблесках летнего заката. На следующий день они возвращались в Нью-Йорк. Николаю надо было идти в школу, а Саше предстояло впервые пойти в детский сад: Зоя в отличие от Клейтона считала, что ей полезно пообщаться с другими детьми. Впрочем, в таких вопросах Клейтон полностью доверял жене.

Вскоре после возвращения в Нью-Йорк Клейтон и Зоя снова обедали у Рузвельтов, которые и сами только что вернулись из своего летнего дома в Кампобелло. А спустя неделю Эндрюсы устраивали у себя прием в честь открытия зимнего сезона. Был, как всегда, князь Оболенский, были и многие другие — сливки нью-йоркского общества.

Сентябрь пролетел незаметно — в приемах, премьерах и балах, и вот наступил октябрь. Обеспокоенный тем, что его акции падают, Клейтон позвонил Джону Рокфеллеру, но тот уехал на несколько дней в Чикаго, и предстояло дожидаться его возвращения. А еще спустя две недели советоваться с Рокфеллером было уже поздно: акции Клейтона продолжали стремительно падать. Зоя не знала, что муж вложил в них все свои сбережения. Ведь раньше все шло хорошо, и Клейтон был уверен, что сможет укрепить материальное положение семьи.