Зубы дракона

— Мы тратим слишком много денег? — спросила она у Бо.

— Там, откуда они поступают, их более чем достаточно, малышка.

— Это чудесный сон! Прямо волшебная сказка! Чем больше ты тратишь денег, тем больше их получаешь. Ну, может быть, не совсем так… Эллери, я говорила вам, что получила известия от Уолтера Руэлла? Он вернулся домой в Огайо и чертовски этому рад. Бедняжка…

— Керри, я получил три телеграммы от Гуссенса. — О четвертой телеграмме, от Эллери, Бо не упомянул. — Он не понимает, что нас здесь удерживает. Я пытался объяснить…

— О, дорогой, так скоро уезжать!

— И не называйте меня «дорогой»!

— Почему? — Керри была удивлена.

— Это скверная привычка для девушки, которая обещала не связываться с мужчинами, — пробормотал Бо.

— Но, Эллери, я ведь не говорю «дорогой» ни одному мужчине, кроме вас. А вы ведь не притянете меня к суду за нарушение обещания, не так ли? — Керри рассмеялась.

— А почему вы выбрали для этого меня? — сердито осведомился Бо.

— Потому что вы мой самый дорогой… — Внезапно Керри умолкла. После паузы она заговорила сдавленным голосом, не глядя на Бо: — Хорошо, Эллери. Мы уедем, когда вы скажете.

После этого Керри стала необычно тихой. Улыбка исчезла, лицо заострилось и стало серьезным. Бо не беспокоил ее. Он купил билеты, договорился насчет багажа, взял из банковского сейфа документы, удостоверяющие личность Керри, повидал управляющего банком и телеграфировал Гуссенсу.

Оставалось ждать следующего дня — дня прощания Керри с Голливудом.

Но пока Бо занимался приготовлениями к отъезду, Керри закрылась в одной из комнат и отказывалась выходить даже к Вай.

— Не могу ее понять, — обеспокоенно сказала Вай в тот последний вечер, обращаясь к Бо. — Она говорит, что все в порядке, но…

— Возможно, это похмелье.

— Думаю, это мысли об отъезде. В конце концов, в Голливуде похоронена ее мать, здесь находится единственный дом, который у нее когда-либо был, а теперь она смотрит в лицо совсем новому миру… Очевидно, причина в этом.

— Может быть.

— Почему бы вам не повести ее на прогулку или еще куда-нибудь? Она весь день сидит взаперти.

— Я не думаю… — покраснев, начал Бо.

Но Вай уже пошла в комнату Керри и оставалась там очень долго, пока Бо беспокойно бродил взад-вперед перед дверью. Наконец Керри вышла, одетая по голливудской моде в черные брюки, длинное пальто и без шляпы, довольно кисло улыбнулась и осведомилась:

— Хотите повести меня на прогулку, мистер?

— О'кей, — ответил Бо.

Они молча прошли до угла и свернули на Голливудский бульвар. На перекрестке с Вайн-стрит они остановились, глядя на транспортный водоворот.

— Здесь, как всегда, кипит жизнь, — промолвила Керри. — Я… мне нелегко отсюда уезжать.

— Понимаю, — кивнул Бо.

Они углубились в лес неоновых вывесок.

— Приятный вечер, — заметил Бо немного погодя.

— В самом деле, — согласилась Керри. Снова замолчав, они прошли китайский ресторан Граумана и вскоре очутились в полумраке жилого района.

— У меня болят ноги, — наконец заговорила Керри. — Вам не кажется, что туфли, стоящие двадцать два с половиной доллара, должны быть удобными?

— Проклятие золота, — усмехнулся Бо. — Впрочем, оно имеет свои преимущества.

— Давайте немного посидим.

— На обочине?

— Почему бы и нет?

Они сели рядом. Иногда мимо мчался автомобиль; один раз на них кто-то сердито крикнул.

— Я еще не поблагодарила вас, — сдавленным голосом промолвила Керри, — за ваше великодушие. Вы были для меня… как брат.

— Братец Крыса, — проворчал Бо. — Так меня иногда называют.

— Пожалуйста, Эллери! Я…

— Мне за это платят, — сказал Бо. — Практически из ваших же денег. Так что не благодарите меня.

— Деньги — это еще не все… — Керри умолкла, испугавшись собственных слов.

— Вот как? — усмехнулся Бо. — Миллион девушек отдали бы правую руку, чтобы иметь возможность ходить в ваших туфельках — не важно, жмут они или нет.

— Я знаю, но… Конечно, приятно иметь возможность помогать людям и покупать что угодно, не думая о цене, особенно если ты всю жизнь выискивала дешевые распродажи и переделывала старые платья, но…

— Никаких но. Это чудесно, и вам чертовски повезло. Так что не надо портить все вашими… беспокойствами.

— Я и не беспокоюсь! — быстро сказала Керри. — Просто я подумала о… — Она не договорила.

Бо рассмеялся:

— Только не рассказывайте мне сказки, будто вы уже сожалеете об этом антибрачном условии!

— Ну, при определенных обстоятельствах такое условие может оказаться ужасно трудным для девушки… если она влюблена.

Керри взвизгнула и вцепилась в Бо. Что-то мокрое и холодное ткнулось ей в затылок. Но это оказался всего лишь добродушный шнауцер, выбежавший на вечернюю прогулку.

Руки Бо крепко обняли девушку. Она прижалась к нему, откинув голову назад и полуоткрыв рот.

— Керри! — Бо с трудом мог узнать собственный голос. — Не уезжайте из Голливуда! Оставайтесь здесь! Откажитесь от денег!

Они посмотрели в глаза друг другу, и их губы едва не встретились. Керри чувствовала, что он вот-вот сделает ей предложение. Он не хочет увозить ее на восток! Ведь дело только в деньгах, стоящих между ними! Но он для нее важнее любых денег! Если это и есть любовь, значит, она влюблена!.. Пусть он только попросит ее выйти за него замуж!..

Бо отодвинулся от девушки и поднялся так резко, что она снова вскрикнула, а встревоженный шнауцер заскулил и убежал.

— Вы бы смогли отказаться от двух с половиной тысяч в неделю?

— Может быть, и смогла бы, — прошептала Керри.

— Тогда вы просто дура!

Она закрыла глаза — внутри у нее все дрожало.

— Если бы это случилось со мной, — заорал Бо, — вы думаете, я бы отказался? Черта с два! Вам бы стоило обследоваться у Фрейда! [15]

— Но вы… вы просили меня…

15

Фрейд, Зигмунд (1856–1939) - австрийский психолог, основатель психоанализа.

Бо сердито посмотрел на девушку сверху вниз. Он был в бешенстве на самого себя и на нее за то, что она заставила его потерять голову. Ее объятия, тепло ее дыхания, радостная надежда в глазах вырвали у него эту просьбу. Он представил ее себе одной из тысяч девушек Голливуда, мечущихся в поисках работы из одной студии в другую, голодных, в дешевых накрахмаленных платьях и с застывшими улыбками на лицах.

Бо заставил себя усмехнуться.

— Вы, женщины, все одинаковы. Мне казалось, что хоть вы отличаетесь от других. Но вы так же слабовольны, как остальные!