Зубы тигра

— Сколько ему лет?

— Шестнадцать.

— Но раз вы переменили комнату, значит, вы боитесь нападения? Где же ваши враги? В отеле? Кто-нибудь из слуг?

— Завтра, завтра, — упрямо повторял Фовиль.

— Но почему не сегодня?

— Потому, что мне нужны доказательства, иначе будет хуже… и я боюсь… боюсь…

Он в самом деле дрожал и был так жалок, что дон Луис больше не настаивал.

— Хорошо, — сказал он, — но я все-таки попрошу у вас разрешения для себя и для своего товарища провести ночь вблизи вас, чтобы вы могли позвать нас в случае необходимости.

— Как вам угодно. Быть может, это и к лучшему.

Раздавшийся стук в дверь предупредил о приходе мадам Фовиль. Это была женщина лет тридцати — тридцати пяти, красивая какой-то лучезарной красотой, такое впечатление создавали ее голубые глаза, пышные вьющиеся волосы, все ее лицо, маловыразительное, но прелестное. Она приветливо кивнула головой дону Луису и Мазеру. На ней было широкое вечернее манто из тяжелого шелка, накинутое на бальное платье, открывающее прекрасные плечи и шею.

Муж с удивлением спросил ее:

— Как, ты выезжаешь сегодня?

— Но ведь ты сам просил меня заехать на вечер к мадам д'Эрзингер? А перед тем я побываю в опере, меня пригласил к себе в ложу Овераки.

— Ах, в самом деле, я и забыл! Я так заработался.

— Ты не заедешь за мной к д'Эрзингерам? Это доставило бы им удовольствие.

— Зато мне ни малейшего… Нет, я слишком плохо себя чувствую.

Она красивым жестом запахнула манто и еще немного постояла, как бы ища слова. Наконец сказала:

— А где же Эдмонд? Я думала, что он работает с тобой?

— Он устал.

— И лег уже?

— Да.

— Я хотела бы поцеловать его.

— К чему? Ты только разбудишь его. Да вот и автомобиль… Иди, милая, веселись…

— О! Веселиться! В опере и на вечере.

— Все же лучше, чем сидеть у себя в комнате.

Наступило неловкое молчание.

Чувствовалось, что супружество это недружное и что муж — человек больной — враг светских развлечений, которые жену могут привлекать.

Мадам Фовиль вышла, поклонившись двум посетителям. Тотчас после этого послышался шум автомобиля. Ипполит Фовиль позвонил и велел вошедшему слуге приготовить все на ночь. Тот постелил на большом диване постель, принес графин с водой, тарелку с пирожными и вазу с фруктами. Господин Фовиль погрыз пирожное, потом разрезал яблоко и отложил его. Оно было зеленое. Очистил и съел грушу. Перенна, все отмечавший про себя, подсчитал, что в вазе осталось три груши и четыре яблока.

— Эти господа ночуют здесь, — сказал Фовиль лакею, — не говорите об этом никому и не приходите утром, пока я не позвоню. — Когда лакей ушел, Фовиль поднялся по винтовой лестнице в комнату сына.

— Спит крепким сном, — сказал он сопровождавшему его дону Луису.

Комната была маленькая. Окно забито деревянными ставнями.

— Мне пришлось прибегнуть к этой мере предосторожности в прошлом году, когда я производил в этой комнате кое-какие опыты, — пояснил Фовиль и добавил — за мной ведь давно следят.

Они вернулись в кабинет.

Фовиль посмотрел на часы.

— Четверть одиннадцатого. Я очень устал. Прошу извинить меня.

Было решено, что Перенна и Мазеру расположатся в коридорчике, соединяющем кабинет с вестибюлем отеля. Они поставили себе два кресла и собирались уже пройти туда, как вдруг Ипполит Фовиль, до сих пор прекрасно владевший собой, слегка вскрикнул. Обернувшись к нему, дон Луис увидел, что он весь дрожит как в лихорадке, и пот струится у него по лицу.

— Что с вами?

— Мне страшно… мне страшно…

— Это безумие! Ведь мы же с вами!

— Мы готовы даже ночь провести у вашего изголовья.

Инженер вцепился руками в плечо дона Луиса и зашептал:

— Вы думаете — будь вас хоть десять, хоть двадцать человек — это помешает им? Они все могут… Вы понимаете? Все могут! Они убили Веро… Они убьют меня… убьют моего сына. О, негодяи! Боже, сжалься! Какой ужас! Как я страдаю.

Он упал на колени и бил себя в грудь, повторяя:

— Сжалься! Сжалься!

Потом вдруг вскочил на ноги и потащил Перенну к одному из стеклянных шкафчиков. Легко отодвинув его в сторону, он указал на вделанный в стену сейф, вынул из кармана ключ и открыл его. На одной из полок лежала среди бумаг толстая тетрадь в клеенчатом переплете, перехваченная резинкой.

— В этой тетради вся моя история, день за днем записанная… Мои сомнения… потом уверенность. Этого достаточно, чтобы уличить их, поймать… вы не забудьте. Я положу тетрадь на место.

Он понемногу успокаивался. Поставил шкафчик на прежнее место, привел в порядок бумаги на столе, зажег лампочку у дивана и выключил люстру. Дон Луис тем временем обошел комнату и осмотрел железные ставни на окнах. Он обратил внимание на вторую дверь, напротив входной.

— Она выходит в сад, — пояснил инженер. — Этой дверью иногда ко мне ходят постоянные клиенты.

— Хорошо ли она заперта?

— Убедитесь сами. Замок обыкновенный и замок английский, ключи так же, как и ключ от садовой калитки, вот на этом кольце.

Дон Луис, не задумываясь, взял ключи, открыл дверь и по ступенькам спустился в сад. Обогнув узкую клумбу с цветами, он подошел к калитке, она была запертой. За увитой плющом решеткой были видны силуэты двух полицейских.

— Все в порядке, — объявил он вернувшись. — Вы можете быть спокойны.

— До завтра, — сказал инженер, провожая дона Луиса и Мазеру. Кабинет от коридора отделяла двойная дверь, притом обитая войлоком, затянутая сукном. Дверь, ведущая из коридора в вестибюль, была завешена портьерой.

— Можешь спать, — сказал Перенна своему товарищу, — я посторожу. Мы, правда, приняли все меры предосторожности, но ты слышал, что предсказывал Веро? Считал ли ты его способным поднимать шум из-за пустяков?

— Нет, патрон.

— Значит, надо быть начеку.

Они обменялись еще несколькими словами, после чего Мазеру уснул. Дон Луис сидел неподвижно, чутко вслушиваясь. В отеле стояла тишина. Снаружи порой доносился шум автомобиля или дребезжание фиакра.

Дон Луис несколько раз поднимался и подходил к дверям кабинета. Там тоже было тихо.

«Прекрасно, — думал он, — доступ со стороны бульвара охраняется. Проникнуть в кабинет можно было бы только этим коридором. Значит, бояться нечего».

В два часа утра перед домом остановился автомобиль, с заднего входа вошел кто-то из слуг. Перенна выключил в коридорчике свет и слегка отодвинул портьеру; по коридору прошла мадам Фовиль в сопровождении лакея Сильвестра. Она поднялась по лестнице, свет на лестнице погас. С полчаса еще наверху слышались шаги, голоса. Потом все затихло.