Зуп на краю дороги

Рута покончила с салатом, выложила его в салатницу и посмотрела на Нулина.

– Я поняла вашу философию, Дима. Не скажу, что она мне нравится, но...
– Она развела руками.

– Это мужская философия, Рута, - с виноватой улыбкой отозвался дядя Дима.
– Потому она вам и не нравится. Будь моя воля, я бы перед Посещением всех женщин отсюда вывез. Да и большую часть мужчин - тоже. Увы, пришельцы начали свои боевые действия с землянами без предъявления ультиматума и объявления войны. Впрочем, подозреваю, что и при объявлении войны ваше доблестное правительство пальцем о палец бы не ударило, чтобы избежать ненужных человеческих жертв. Правительства и люди живут в разных мирах. Когда они окажутся в одном мире, тогда и наступит на Земле рай. Только этого не будет никогда... Не пора ли нам с вами поднимать Рыжего?

Рыжего подняли. Рыжего засунули под холодный душ. Рыжему скомандовали одеть свежую рубашку и выглаженные брюки. Потом его усадили за стол, но предупредили, чтобы он ни-ни. А не то будет иметь дело с Дмитрием Дмитриевичем Нулиным, лично.

Иметь дело с Дмитрием Дмитриевичем Нулиным, лично, папа естественно не побоялся. Не тот он был парень... Но Мария не пожелала присутствовать при этом деле и ушла к себе в детскую. Сказала деду, чтобы вниз не ходил. Открыла окно. Прямо перед окном цвела сирень. Из сада неслись такие запахи, что у Марии мурашки по спине побежали.

В гостиной охали, ахали и целовали друг друга в щеки - папа имел дело с Дмитрием Дмитриевичем Нулиным, лично. А мама иметь дело с ни с Дмитрием Дмитриевичем Нулиным ни с папой не захотела, ушла на кухню. Тогда в гостиной принялись вспоминать прошлое. Примерно в том же тоне, что днем с Гуталином. И так же между воспоминаниями звякали стаканами. Только вот реплики дяди Димы отличались от реплик Гуталина. Тогда в гостиной принялись ругаться - хоть святых выноси. Однако стаканами по-прежнему звякали радостно и целеустремленно. А потом дядя Дима, звякнув в очередной раз, сказал:

– Слушай, Рэд! Я ведь скоро уезжаю.

– Куда?
– сказал папа потрясающе трезвым голосом.

– Там, где я нужнее.

– Семь футов тебе под килем!

Дядя Дима крякнул:

– Ты дурак, Рэд! Знаешь, чем я все время здесь занимался?

– Бумажки на столе перекладывал.

– Черта с два! Вас, сталкеров, я опекал. Чтобы вы поменьше на наш стол говна из Зоны таскали.

– Я знаю, - сказал папа.

– Откуда?
– удивился дядя Дима.

– Догадался.

– Давно?

– Нет. Когда Рута рассказала мне, как ты к ней захаживал и чем с нею занимался. Оставшись наедине с такой бабой, как моя Рута, ни один бы нормальный мужик не удержался.

– А может, я тоже не удержался, - сказал дядя Дима, фыркнув.

– Она бы мне все выложила.

– Ты так ей веришь?

– Да, верю.

– А она тебе?

Папа долго молчал, потом твердо сказал:

– Это не твое дело, Дмитрий.

– Да, - согласился дядя Дима, - это действительно не мое дело... Я ведь для чего тебе, вопреки всем инструкциям, о себе рассказал? Чтобы ты понял, черт зеленоглазый, - возврата назад не будет. Нас же не зря отсюда убирают. Ученые считают, что Зона закуклилась надолго. Если не навсегда. Но жизнь-то продолжается. Так что делай выводы, сталкер!

Снова звякнул стакан, забулькало.

– Делай выводы, - сказал папа, хрюкнув.
– Тебе легко говорить. Для тебя везде работа найдется. Не сталкеров будешь опекать, так торговцев наркотиками. А я? Мне скоро сорок, а что я умею, кроме как хабар по ночам на пузе таскать?.. Впрочем, это как раз не главное. Устал я, Дима, вот что главное. Гуталин когда-то говорил, что Зона сделана Богом для того, чтобы испытать людей. Может быть, может быть... Однако испытание Зоной мы прошли, кто лучше, кто хуже, но прошли. А вот как пройти испытание ее недоступностью?

– Блажишь ты, Рыжий!
– сказал дядя Дима.
– Неужели ты не понимаешь, что если не изменишь свою жизнь, то и себя погубишь, и жену, и дочь?

Наступила тишина. В детской пахло сиреневым цветом, но не поэтому Мария затаила дыхание.

Потом папа сказал:

– Какой смысл? Я погубил жену и дочь много лет назад. Наверное, за это меня Бог и наказывает.

– Тьфу ты, Господи!
– Дядя Дима длинно и грязно выругался. В общем, я тебе все сказал, Рэд. Остальное зависит от тебя самого. Так что думай!

Папа молчал. И дядя Дима ушел, коротко попрощавшись на кухне с мамой.

Вновь наступила тишина. Мария вернулась к своим занятиям. А через пять минут мама сказала командирским голосом:

– Куда ты собрался? Ложись!

– Надо, - сказал папа.

– Она тебя что, шантажирует? Уж больно часто ты к ней бегаешь!..

– Никто меня не шантажирует. Пусти!

– Не пущу!

– Пусти! Не к ней я.

– Тогда тем более не пущу.

– Пусти меня, сука!
– взревел папа.

Послышался шум - похоже, что-то упало.

Хлопнула дверь. Потом загудел привод гаражных ворот, и заурчал двигатель старого "лендровера".

И тут мать закричала внизу заячьим голосом.

– Мари-и-и-я-а-а!

Мария выскочила из комнаты, ссыпалась вниз по лестнице.

Мать полулежала в прихожей, опираясь правой рукой об пол, а левой держась за грудь. Платье на груди было разорвано.

– Останови его, Мария! Останови отца, ради Бога! Ведь ты же можешь это сделать!

– Могу, - сказала Мария равнодушно и принялась поднимать мать с пола.
– Но разве это то, что ему сейчас нужно?

– Да он же в Зону поехал! В Зону!!! Понимаешь ты это?

– Понимаю. Вставай. Смотри, синяк какой.

У Руты задрожали губы, затряслись руки.

– Да будьте же вы прокляты, выродки!
– с ненавистью сказала она.
– За что меня судьба наградила таким мужем? И дочкой, которая родного отца спасти не хочет? За что? Чем я провинилась перед тобой, Господи Всемогущий? Неужели тем, что любила их? Неужели тем, что всегда прощала мужа и всегда ждала его? Неужели тем, что захотела увидеть свою дочь обычным человеком?

На этот раз мама жалела не ее, Марию, а себя. И это оказалось еще более невыносимым. Потому что от той, привычной жалости болела голова, а от этой заболело сердце. И сердечная боль оказалась гораздо страшнее головной. Потому что раньше хотелось плакать, а теперь захотелось умереть.

Мать жалела себя, а ее, Марию, ненавидела. Эта ненависть все и решила.

Сон пришел мгновенно.

Она стояла в "белой яме", перед тем самым "надувным шариком", который так и не сумел сделать из Мартышки Марию. Да, он наградил Мартышку прелестным личиком и прекрасной фигурой. Однако вот выясняется, что для того, чтобы стать Марией, мало прелестного личика и прекрасной фигуры. Нужно, чтобы в тебе было еще кое-что. И чтобы много чего не было. К примеру, хотя бы умения разговаривать с ожившими покойниками. Или дара слышать людей за звуконепроницаемыми стенами. Или способности видеть их на расстоянии.