Зверь бездны

— Григорий Борисович, к вам Батурина А. Р.

— Пропустите. — Генерал по старой, въевшейся привычке огладил блестящий, словно натертый суконкой череп. От некогда богатой растительности остались только кустистые хохляцкие брови и остатки волос по ободку и над ушами. Но это не была жалкая, побитая молью тонзура или потная неопрятная плешь, это был благородный воинский шлем. Он с легким хрустом расправил сановитые плечи, на которых одинаково ладно сидели и усыпанный медалями парадный китель и скромный пиджак бойца невидимого фронта. Спина, размятая массажистками из медуправления, приятно ныла, и все тело посылало в свой «главный штаб» сигналы довольства, рапорты сытости и донесения о том, что неплохо бы…

Пикантная мысль не успела оформиться под сияющим куполом, в кабинет генерала вошла девушка. Он одобрительно оглядел посетительницу. Особенно понравилась ему линия бедер, изящная, но без признаков вырождения, главным из которых генерал считал плосковатую худобу, раздражающую его в богемных барышнях. «Что-то срочное», — припомнил он будоражащий звонок одного из бывших коллег, ныне подвизающегося в телевизионной журналистике.

— Александра Батурина, журналист телеканала «Апломб»…

— Приятно, приятно, прошу садиться, Александра…

— Григорий Борисович, мне необходимо поговорить с вами как частное лицо…

— Миша, два чая, — распорядился генерал.

Через минуту вышколенный адъютант доставил поднос с двумя янтарными стаканами. В каждом плавал прозрачный ломтик лимона, и позвякивала серебряная ложечка с эмблемой Главного управления.

— Слушаю вас.

— Я тележурналист, кроме того, я веду молодежную рубрику в «Вестнике» канала. — Голос Сашки внезапно ослабел, сломался. — Тема диггеров сегодня очень актуальна, чтобы сделать небольшой репортаж, я решила сама прогуляться по трубам и коллекторам.

Сашка умолкла, собираясь с силами.

— Так, уже интересно! — нарочито подбодрил ее Солодовник. — Ох уж эти диггеры, скоро придется подразделение скалолазов создавать, чтобы хоть немного укротить этих «детей подземелья».

— И во время этой вполне безобидной экскурсии мы наткнулись на оружейный склад…

Солодовник отвернулся, чтобы девушка не видела его лица. Продолжая слушать корреспондентку, генерал задумчиво изучал яркий парадный портрет. Он знал этого парня еще скороспелым выдвиженцем. И многое сделал лично для него. Но чем дольше он смотрел на портрет, тем сильнее раздражала загадочность этих серых, немного заячьих глаз, подвижное равновесие мелких неправильных черт, и главное, эта странная тонкая, как ломтик лимона, усмешка. В этой усмешке было все: и почти божественное сверхзнание, и крестная мука избранника, и липкий отпечаток Иудиного поцелуя.

— Склад? Это уже серьезно. Сможете дать точные координаты?

Сашка долго объясняла и рисовала схему, объясняла, как от набережной дойти до развилки, а оттуда через разобранный завал к Манежной.

— Да вы пейте, пейте чай, Александра, как вас по батюшке-то? И не волнуйтесь. Спасибо за сигнал. Мы все проверим. Вот только извините, о результатах сообщать вам не будем. Факты этой категории — государственная тайна.

Выпроводив корреспондентку, генерал сделал несколько срочных звонков. Он был вне себя. Прочный, сейсмоустойчивый фундамент его бытия трясся. Едва не сбив плечом испуганного адъютанта, генерал выскочил из кабинета, промчался по лестнице, как сомнамбула прошагал двор насквозь, пока не рухнул на сиденье автомобиля. «Надо что-то делать», — повторял он серыми от гнева и страха губами.

* * *

За два дня до свадьбы Илья улетел в командировку в Монако. На рассвете первой же одинокой ночи Сашка выскользнула из постели, на цыпочках прокралась в кабинет Ильи и взяла с полки чашу. Где же она могла видеть Натана?

Сжимая в ледяных ладонях оракульскую чашу, она завернулась в пушистый плед и потихоньку согрелась, задремала. Сон был горячий, беспокойный и болезненно реальный. Она чуяла горячее солнце, острый белый песок и сосновые иглы, отпечатавшиеся на ее коже. Истрия, «дикий» пляж, катер, пляшущие огни Венецианского залива, ночь в старинной башне, огни, ветер и шепот теней; все было выпуклым, реальным. В сумрачной части зала за пустым столиком сидел человек. Его зеленовато-смуглое лицо подрагивало в порывистом свете факелов. Он изредка касался губами бокала и посматривал в их сторону. Тогда, в башне Сашка решила, что это итальянец или румын. Она привыкла к вниманию и ничего удивительного не видела в том, что кто-то безо всякого умысла любуется ими. Бледное лицо, мерцающее в глухой нише, приблизилось по ее желанию, как в компьютерной игре, это был Натан! Это он сидел за одиноким столиком и смотрел на нее поверх бокала. Ей снился спуск в «подземелье готических ужасов» и мягкий голос Ильи, от которого слабели ее поджилки:

— Не сопротивляйся, девочка, ведь ты жаждешь этого… Я хочу, чтобы это случилось здесь. Подчиняйся, и ты станешь еще красивее и сильнее…

Она обреченно уронила руки, и Илья, путаясь в застежках, расстегнул и сдернул с нее все без остатка. На коже заиграло пламя камина. Она подумала даже, что со стороны это красиво…

До ее ушей долетает тусклый шепот: «Чем дольше ждешь, тем медленнее приближайся». Она напрягается под торопливыми поцелуями Ильи, словно он вдруг стал ей чужим.

Кто-то осторожно крадется по коридору, замирает у дверей, слушает стук их сердец, трогает замок. Сашка хочет оттолкнуть Илью, корчится, прикрываясь скрещенными руками. Они забрались в музей, сейчас их застанут охранники… Почувствовав ее испуг, Илья оставляет ее, и поворачивает огромный ключ в старинном замке, потом завязывает ей глаза бархатным шарфиком, и, щелкнув ювелирными наручниками на ее запястьях, пристегивает к высоким крючьям в стене. Едва слышно скрипит дверь. Жаркое дыхание камина трогает обнаженную кожу.

В слепой мгле рядом с ней что-то возится, хлопает крыльями, ропщет и всхлипывает. Она теряет счет времени. Скользкая виноградина лопается на ее губах, по груди течет кислый сок. Она дрожит от липкого холода и больше не понимает, что творится с нею: алчные губы впиваются в грудь, ледяные пальцы шарят по телу, и она слышит прикосновение мягкого влажного жала к обнаженной коже. На ее вздрагивающих губах, на груди, в паху, на коленях и пальцах ног кто-то чертит таинственные знаки. Металлический холод проникает в тело.

Превозмогая боль, она бьется, пытаясь вывернуться, сдирая кожу на запястьях, пока что-то ледяное, жгучее не проливается в нее. «Ледяная сперма инкуба»…

Вздрогнув всем телом, Сашка проснулась.

Бред! Все это бред! Ярким солнечным утром она проснется прежней легкой и ироничной Сандрой, уверенной в себе, желанной и удачливой, счастливой идиоткой, какой она была до встречи с чашей, до этого сна.

В комнате белело свадебное платье. Сашка подошла, потрогала колючее кружево. «Этого просто не может быть. Потому что не может быть никогда…»

За рулем новой машины Сашка была уже вторую неделю, и чем ближе узнавала свою «черепашку», тем больше влюблялась в это совершенное создание. Ее кроха была немного кокетливой, но аккуратной и законопослушной гражданкой автомобильного мира… Милиционер на углу остановил ее взмахом жезла.

— Ваши документы…

Он оперся о капот, оглядывая салон через переднее стекло. Его воспаленное лицо чем-то не понравилось Сашке. «Кажется, еще Петр Первый запрещал рыжим свидетельствовать на суде. Отчего такая дискриминация?» Сашка мельком отметила, что рыжий не представился и не взял под козырек, или от вечерней рассеянности она этого не заметила? А может быть, этот смахивающий на хряка милиционер хочет взять автограф? После нескольких телевизионных показов ее уже начали узнавать на улицах.

— Права, журналистское удостоверение, паспорт, что вас интересует?

Милиционер бесцветными глазами уперся в пластиковую карточку, перелистал загранпаспорт, вчитался в свеженькие права.

— Простите, Александра Романовна, припаркуйте машину. Придется проследовать…

— Что случилось?

— Печати не хватает, надо срочно уладить.

Пожав плечами, она вышла из машины и пошла за милиционером. Улица была пустынна, на перекрестке тревожно мигал светофор.

— Прошу в машину.