Звериная любовь

После обеда мы поиграли во дворе с Джоем. Съели вкусный кусок принесенного пирога с чаем на полдник. А в пять минут шестого приехал Ониксим.

Глава 4. Ониксим

Как только я вошел, то сразу ощутил, что атмосфера в доме резко изменилась. Я раньше посмеивался над своими волками, как они соловьем заливались, что теперь только с Парой хорошо. Как же замечательно! Дома прямо воздух другой. Я кивал, мол, да-да, верю я в ваши сказки, хотя прекрасно понимал, что у них в одном месте свербит, вот и ползают на брюхе, чтобы от тела не отлучали. А уж по ночам эти псы только и старались, чтобы побыстрее оплодотворить своих молодых жен.

Быстрее укрепить связь через потомство.

Никакой импровизации — одни голые инстинкты. Сам такой же. Но меня это бесило. И Пары я недолюбливал.

А вот вошел в дом и завис от волнующего аромата. Тонкий, легкий... лесной аромат черники. Именно той темной ягодки, что созревала летом в тени сосен, отчего напитывалась сосновой свежестью.

Как же мне захотелось ощутить во рту горсть черники! Насладиться ее сладковатым вкусом. И представить под собой виновницу этой жажды.

Яра дурманила. Яра притягивала. Яра начинала слишком сильно влиять на меня.

Я сжал кулаки, остановив оборот — эмоции вышли из-под контроля, и клыки оцарапали нижнюю губу. В последнюю минуту я успел успокоиться, чтобы влетевший в коридор Степка ничего не заметил.

— А мы ужин готовим, — выпалил волчонок без приветствия, но заметив, что я сощурил глаза, быстро исправился: — Добрый вечер, наставник.

— Добрый-добрый. Какой еще ужин. Я же звонил Варваре, чтобы она еды принесла.

Степа смешно нахмурил брови.

— Пришла с целой делегацией твоя Варвара. Мы и сами можем справиться. Не надо никому звонить, — обиженно пробубнил Степа. Волк растет. Инстинкты собственника лезут наружу быстрее волчьего хвоста. Как бы нам через пару недель друг другу глотки не перегрызть из-за Ярославы. Я-то понятно — крыша капитально прочетет. В мой адрес даже Быстрый уже начал шуточки отпускать. Но этот неужели в Ярославе духовную маму решил признать? Отца во мне признавать не хочет, а девицу незнакомую — пожалуйста.

Я рыкнул в ответ, моментально прекращая любой спор.

— Без твоих зеленых соплей решу кому мне надо звонить, а кому-нет.

Степка нахохлился, тонкие светлые волосики на загривке вздыбились, но обиду на меня прожевал и проглотил.

Подрастет — все в лицо выплюнет. Я уже морально подготовился. Только обидой жгло! Прямо до костей. Не умею я с детьми общаться. И никогда не умел. Сам сирота. Только благодаря Быстрому чего-то и достиг в стае. А так прибился бы к московским шестеркам.

От недобрых мыслей отвлек все тот же ласковый аромат черники, что пробивался через запахи жареного мяса и яблочного пирога. Я еще раз втянул его носом и пошел мыть руки.

На кухне меня ждал вкусный ужин: жареная картошка, кривые бутерброды с бужениной, овощной салат и запеченный цыпленок. Ярослава сидела за столом и скромно улыбалась. Ждала моей реакции. Глупышка, как я могу среагировать как-то иначе, чем встать перед ней на колени и обнять ее ноги, положить голову на коленки и дождаться ласки от ее рук. Зверь во мне скребся и тихо выл, чтобы я позволил так и сделать.

Но человек во мне слишком хорошо знал, как коварны люди, поэтому я просто сел за стол и спокойно сказал:

— Выглядит очень аппетитно. Есть хочу зверски.

— Приятного аппетита, — улыбнулась Яра. — Мне Степа помогал готовить, мы старались сделать все съедобно, — улыбка у нее стала шире. Я не удержался и сам заулыбался, а потом заметил, как и Степа лучится от радости. Мальчишка с ним так не расслаблялся никогда, а тут прямо расцвел ребенок.

Это задевало и где-то в глубине души вызывало ревность. Мне хотелось, чтобы Степан меня признал. Не как отца — об этом я и не мечтал, — но хотя бы как близкого. Я откусил от куриной ноги большой кусок и принялся жевать. Вот правильно, лучше есть и молчать, чем нечаянно сказать совсем не то, что хотелось бы.

Так и доели ужин по-семейному тихо, только за ушами трещало.

А потом как-то так и повелось: общие завтраки с шутками Степки и моим суровым баритоном, крепкая хватка волчонка за руку Ярославы, чтобы отвести ее в комнату, разговоры про людей и волков, чтение вслух вечерами, прогулки с Джоем, обеды, на которые я приезжал почти каждый день, за которыми мальчишка разбалтывал все мои «секреты», и ужины в спокойной обстановке втроем.

Словно настоящая семья.

Я стал замечать, как хочу быстрее закончить дела и рвануть домой, как думаю, что сегодня приготовить и какой помощью нагрузить Яру, которая участвовала в нашей скучной семейной жизни со Степкой с большим удовольствием.

Вскоре она перестала носить очки дома, и я наконец-то узнал цвет ее глаз — голубой в утренней дымке. Степка называл ее эльфийской принцессой, и ведь не погрешил против истины. Ярослава действительно была до рези в глазах солнечной и воздушной.

Но по ночам я слышал, как она тяжело дышит во сне и мечется по кровати. В такие моменты я пулей устремлялся к ее комнате, но замирал на пороге, будто там пуд соли рассыпали, не давая пройти такой нечисти как я.

«А если я напугаю ее больше? А если страхи ее из-за нас, волков? А если...»

Я мог до бесконечности перечислять все возможные причины, из-за которых боялся войти в комнату, как однажды, спустя где-то месяц нашего совместного проживания у них Ярославы, ко мне не спустился Степка. Волчонок выглядел сердитым, аж глазки желтизной блестели в темноте, выдавая в нем древнюю проклятую кровь настоящего вервольфа.

— Чего не заходишь? Нравится слушать, как она мучается?

Я оскалился, показывая, что еще чуть-чуть — и Степа перейдет черту, но тот ощетинился, светлые волосенки на загривке встали дыбом, а потом он меня укусил за руку до крови.

Глава 4 (2) . Ониксим

— Ах ты, щенок непослушный! — прорычал я и выдернул руку, зло уставившись на приемного сына, и хотел договорить, но дверь в комнату распахнулась, а на пороге замерла полуголая Яра, а в ногах у нее встал Джой.

— Что случилось? — хрипловатым ото сна голосом спросила она у меня, и я бы и рад ответить, но взгляд так и приклеился к желтым трусикам, которые кокетливо открывали линию стройных бедер, еле-еле прикрытые моей же футболкой, которую я отдал Яре для сна еще в первый день, но несмотря на то, что мой помощник забрал ее вещи у Выстроцких. И глядя на эту эро-фантазию, я сглотнул и открыл рот, чтобы ответить, но мелкий меня опередил:

— Яра, Ярочка! — слезливо проныл десятилетний актер. — Помоги! Я Ониксиму руку прокусил... нечаянно. Испугался.

Ярослава молча схватила меня за руку, угадав с первого раза какая, и нежно огладила пальцами, ища рану, а когда нашла, также молча повела в ванную. Степа уже не «плакал», довольно улыбаясь, а напоследок показал язык и ускакал к себе в комнату, забирая с собой Джоя.

Я же шел за Ярославой, как на эшафот, не в силах отвести взгляд от милого рисунка на трусиках и от слишком (слишком!) аппетитной задницы, по которой я так и хотел провести языком.