Зверобой (Художник Г. Брок)
Шрифт:
Когда Хаттер вновь появился на платформе, все умолкли.
Старик собрал вокруг себя всех и вкратце рассказал о том, что он намерен предпринять. Хаттер полностью одобрил план Зверобоя покинуть на ночь «замок» и искать приюта в ковчеге. Он, как и все остальные, считал, что это единственный надежный способ избежать гибели. Раз уж дикари занялись постройкой плотов, они, несомненно, попытаются овладеть «замком». Присылка окровавленных палочек достаточно ясно свидетельствовала о том, что они верят в успешный исход этой попытки. Короче говоря, старик думал, что наступающая ночь будет критической, и просил всех возможно скорее приготовиться к тому, чтобы покинуть «замок» по крайней мере на некоторое время, если не навсегда.
Когда Хаттер умолк, все торопливо, но тщательно начали готовиться в путь. «Замок» заперли уже описанным выше способом; вывели из дока челноки и привязали их к ковчегу; перенесли в каюту несколько необходимых вещей, которые еще оставались в доме, погасили огонь и затем перебрались на судно.
От близкого соседства поросших соснами прибрежных холмов ночь казалась гораздо темнее,
На этот раз, как только ковчег отвалил от «замка», даже сам Хаттер не решился бы сказать, в какую сторону дует ветер. Обычно в таких случаях направление ветра определяют, наблюдая за облаками, плывущими над вершинами холмов. Но теперь весь небесный свод казался одной сплошной сумрачной громадой. В небе не было видно ни одного просвета, и Чингачгук начинал серьезно опасаться, что отсутствие звезды помешает его невесте вовремя явиться на место условленной встречи. Хаттер между тем поднял парус, видимо, с единственным намерением отплыть подальше от «замка», потому что оставаться дольше в непосредственном соседстве с ним было опасно. Когда баржа начала повиноваться рулю и парус как следует раздулся, выяснилось, что ветер дует на юго-восток. Это соответствовало общим желаниям, и судно около часа свободно скользило по озеру. Затем ветер переменился, и ковчег стало понемногу сносить в сторону индейского лагеря.
Зверобой с неослабным вниманием следил за всеми движениями Хаттера и Непоседы. Сначала он не знал, чему приписать выбор направления — случайности или обдуманному намерению, теперь же он был уверен во втором. Хаттер прекрасно знал свое озеро, и ему легко было обмануть всякого, не привыкшего маневрировать на воде. Если он действительно затаил намерение, о котором подозревал Зверобой, то было совершенно очевидно, что не пройдет и двух часов, как судно очутится в какой-нибудь сотне ярдов от берега, прямо против индейской стоянки. Но еще задолго до того, как ковчег успел достигнуть этого пункта, Непоседа, знавший немного по-альгонквински [56] , начал таинственно совещаться с Чингачгуком. О результате этого совещания молодой вождь сообщил затем Зверобою, который оставался холодным, чтобы не сказать враждебным, свидетелем всего происходящего.
56
Альгонквины — общее наименование индейских племен, живущих в северо-восточной части Америки: от Гудзонова залива на севере до мыса Гаттерас на юге и до Орегона на западе. К альгонквинам принадлежали и делавары.
— Мой старый отец и мой юный брат, Высокая Сосна (так делавар прозвал Марча), желают видеть скальпы гуронов на своих поясах, — сказал Чингачгук своему другу. — Для нескольких скальпов найдется место и на кушаке Змея, и его народ станет искать их глазами, когда он вернется в свою деревню. Нехорошо, если глаза их долго будут оставаться в тумане, они должны увидеть то, что ищут. Я знаю, у моего брата белые руки; он не захочет поразить даже мертвеца; он будет ждать нас. Когда мы вернемся, он не закроет своего лица от стыда за друга. Великий Змей могикан должен быть достоин чести ходить по тропе войны вместе с Соколиным Глазом.
— Да, да, Змей, я вижу, как обстоит дело. Это имя ко мне прилипнет, и когда-нибудь я буду зваться Соколиным Глазом, а не Зверобоем. Ладно, коли человеку достается такое прозвище, то он, как бы ни был скромен, должен принять его. Что касается поездки за скальпами, то это соответствует твоим обычаям, и я не вижу тут ничего худого. Только не будь жесток, Змей, не будь жесток, прошу тебя. Право, твоя индейская честь не потерпит никакого ущерба, если ты проявишь капельку жалости. Что касается старика, отца этих молодых девушек, который мог бы иметь лучшие чувства, и Гарри Марча, который — Сосна он или не Сосна — мог бы приносить плоды, более приличные христианскому дереву, то я предаю их в руки бледнолицего бога. Если бы не окровавленные палочки, никто из вас не смел бы выступить сегодня ночью против мингов, потому что это значило бы обесчестить нас и замарать нашу добрую славу. Но тот, кто жаждет крови, не должен роптать, если она проливается в ответ на его призыв. Однако не будь жесток, Змей. Не начинай своего поприща воплями женщин и плачем детей. Веди себя так, чтобы Уа-та-Уа могла улыбаться, а не плакать, когда встретится с тобой. Ступай, и да хранит тебя Маниту!
— Мой брат останется здесь. Уа скоро выйдет на берег,
и Чингачгук должен торопиться.Тут индеец присоединился к своим товарищам. Спустив предварительно парус, все трое вошли в челнок и отчалили от ковчега. Хаттер и Марч не сказали Зверобою ни о цели своей поездки, ни о том, сколько они пробудут в отсутствии. Все это они поручили индейцу, который и выполнил задачу со своим обычным лаконизмом. Не успели весла двенадцать раз погрузиться в воду, как челнок исчез из виду.
Зверобой постарался поставить ковчег таким образом, чтобы он по возможности не двигался. Затем он уселся на корме и предался горьким думам. Однако вскоре к нему подошла Юдифь, пользовавшаяся каждым удобным случаем, чтобы побыть наедине с молодым охотником.
Предпринимая свой второй набег на индейский лагерь, Хаттер и Непоседа руководствовались теми же самыми побуждениями, которые внушили им и первую попытку; к этому лишь отчасти примешивалась жажда мести. В этих грубых людях, столь равнодушных к правам и интересам краснокожих, говорило единственное чувство — жажда наживы. Правда, Непоседа в первые минуты после освобождения был очень зол на индейцев, но гнев скоро уступил место привычной любви к золоту, к которому он стремился скорее с необузданной алчностью расточителя, чем с упорным вожделением скупца. Короче говоря, лишь исконное презрение к врагу да ненасытная алчность побудили обоих искателей приключений так поспешно отправиться в новую экспедицию против гуронов. Они знали, что большинство ирокезских воинов, а может быть, даже и все должны собраться на берегу, прямо против «замка». Хаттер и Марч надеялись, что благодаря этому нетрудно будет добыть скальпы беззащитных жертв. Хаттер, только что расставшийся со своими дочерьми, был уверен, что в лагере нет никого, кроме детей и женщин. На это обстоятельство он намекнул мимоходом в разговоре с Непоседой. Чингачгук во время своего объяснения с Зверобоем не обмолвился об этом ни единым словом.
Хаттер правил челноком. Непоседа смело занял место на носу, а Чингачгук стоял посредине. Мы говорим «стоял», ибо все трое настолько привыкли иметь дело с верткими челноками, что могли стоять, выпрямившись во весь рост, даже в темноте. Они осторожно подплыли к берегу и высадились без всяких препятствий. Тут все трое взяли оружие на изготовку и, словно тигры, начали пробираться к лагерю. Индеец шел впереди, а Хаттер и Марч крадучись ступали по его следам, стараясь не производить ни малейшего шума. Случалось, впрочем, что сухая ветка потрескивала под тяжестью великана Непоседы или под нетвердыми шагами старика, но осторожная поступь могикана была легка, как будто он шагал по воздуху. Прежде всего им нужно было найти костер, который, как известно, находился на самой середине лагеря. Острые глаза Чингачгука, наконец, заметили отблеск огня. То был очень слабый свет, едва пробивавшийся из-за древесных стволов, не зарево, а скорее тусклое мерцание, как и следовало ожидать в этот поздний час, ибо индейцы обычно ложатся и встают вместе с солнцем.
Лишь только появился этот маяк, охотники за скальпами начали подвигаться гораздо быстрее и увереннее. Через несколько минут они уже очутились вблизи ирокезских шалашей, расположенных по кругу. Здесь они остановились, чтобы осмотреться по сторонам и согласовать свои действия. Тьма стояла такая глубокая, что можно было различить только мерцание угольев, озарявшее стволы ближайших деревьев, и бесконечный лиственный полог, над которым нависло сумрачное небо. Однако ближайший шалаш находился совсем под боком, и Чингачгук рискнул забраться внутрь. Повадки индейца, приближавшегося к месту, где можно было встретиться с врагом, напоминали гибкие движения кошки, подбирающейся к птице. Подойдя вплотную к шалашу, он опустился на четвереньки: вход был так низок, что иначе туда нельзя было попасть. Прежде чем заглянуть в отверстие, служившее дверью, он чутко прислушался в надежде уловить ровное дыхание спящих. Однако ни один звук не долетел до его чуткого уха, и змея в человеческом образе просунула голову внутрь хижины, так же как это делает обыкновенная змея, заглядывая в птичье гнездо. Эта смелая попытка не вызвала никаких опасных последствий; осторожно пошарив рукой по сторонам, индеец убедился, что хижина пуста. Делавар так же осторожно обследовал еще две или три хижины, но в них тоже никого не оказалось. Тогда он вернулся к товарищам и сообщил, что гуроны покинули лагерь. Дальнейший осмотр это подтвердил, и теперь оставалось только вернуться к челноку.
Необходимо упомянуть мимоходом, как по-разному отнеслись к своей неудаче наши искатели приключений. Индейский вождь, высадившийся на берег только с целью приобрести воинскую славу, стоял неподвижно, прислонившись спиной к дереву и ожидая решения товарищей. Он был огорчен и несколько удивлен, но с достоинством перенес разочарование, утешая себя сладкой надеждой на то, что должна принести ему сегодняшняя ночь. Правда, делавар не мог больше рассчитывать, что, встретив возлюбленную, покажет ей наглядные доказательства своей ловкости и отваги. Но все-таки он увидит сегодня избранницу своего сердца, а воинскую славу он рано или поздно все равно приобретет. Зато Хаттер и Непоседа, которыми руководило самое низменное из человеческих побуждений — жажда наживы, едва могли обуздать свою досаду. Они нетерпеливо перебегали из хижины в хижину в надежде найти позабытого ребенка или беззаботно спящего взрослого; они срывали свою злобу на ни в чем не повинных индейских шалашах и некоторые из них буквально разнесли на куски и раскидали по сторонам. С досады они начали ссориться и осыпать друг друга яростными упреками. Дело могло дойти до драки, но тут вмешался делавар, напомнив, какими опасностями чревато подобное поведение, и указав, что надо скорее возвращаться на судно. Это положило конец спору, и через несколько минут все трое уже плыли обратно к тому месту, где рассчитывали найти ковчег.