Зверское убийство. Тайна Люка Эббота

— Я считаю, что ты определенно должна была позвонить Люку или Пэдди, — повторила Фрэнсис. — Или еще кому-то.

Они вышли из машины и огляделись. Прошло мгновение, и из темноты возник Бэзил, неся фонарь и направляясь к ним.

— Благодарение Богу, вы приехали, Дженифер. Он выбежал и бродит где-то здесь. Джефферс и другая прислуга ищут его. Теперь не стоит и сомневаться, что завтра же утром они разнесут весть об этом по окрестностям. Мальчик сошел с ума — просто обезумел от горя.

— Я собираюсь вызвать полицию, — твердо сказала Дженифер и пошла по лестнице к двери.

Бэзил повернулся к ней.

— Кто с вами? — спросил он Дженифер.

— Подруга. В чем дело, Бэзил?

— Отчего она вся перевязана бинтами? Я думал, что вы…

— Это долгая история. Расскажите мне, что произошло с Марком.

— Я ни в чем не уверен, честно говоря. Я лег спать и думал, что Марк — тоже. Мы оба работали долго и оба устали. У него бессонница, поэтому мы легли пораньше. — Руки Тобмэна дрожали, луч фонаря ходил по их ногам, туда-обратно. — Я виноват в том, что касается таблеток.

— Хватит об этом. Вы ему давали их раньше?

— Ну… — Тобмэн испытывал неловкость. — Иногда.

— Когда?

— Ну… — Неожиданно из тьмы возле реки раздался крик, и женщины подскочили в испуге.

— Позже разберемся, — бросила Дженифер; она испытывала все большее беспокойство. Не было сомнения, что сейчас раздался голос Марка — но голос был диким и безумным. — Расскажите, что случилось сегодня.

— Я почти заснул над книгой. Затем помню: Джефферс — это наш новый дворецкий — стучит в дверь. Он сказал мне, что Марк на балконе и ведет себя странно. Он — Джефферс то есть — пошел на шум и обнаружил Марка… танцующим…

— Танцующим?

— Так он обозначил действия Марка. Вероятно, Марк совершал какие-то телодвижения. Но музыки не было. Он наткнулся на столик, но даже не заметил. Джефферс заговорил с ним, но тот не слышал, а продолжал свой дикий танец. Джефферс бросился ко мне. Говорю вам, Дженифер, вид Марка был ужасен. Тем более когда знаешь, как он обычно умеет держать себя в руках. Он вел себя так, будто совершенно, совершенно обезумел. Я позвал его, он услышал и обернулся — но начал говорить что-то о цветах.

— Каких цветах?

— Мы с ним сегодня обсуждали, какие цвета выбрать для различных помещений нашего будущего Центра. Мы намереваемся расширить дом. Однако все в соответствии с его архитектурой, даже используя старую кладку… — Он остановился. — Это, конечно, к делу не относится. Простите… Затем Марк продолжил свой танец. И тогда я позвонил вам.

— Кэлгери.

— Что? — Бэзил странно посмотрел на нее. — Ах, да. Но он был на вызове. Так, значит, затем я набрал ваш частный номер. Я сомневался, зная, что вы нездоровы, но думал, что ответит доктор Грегсон. Я был очень удивлен, когда ответили вы.

— Доктор Грегсон тоже отсутствовал… — То есть он не был способен работать в этот час, вот что она имела в виду. Ее вина, подумалось ей.

Послышался еще один страшный крик около реки, в этот раз с диким завыванием. Страх охватил их всех. Фрэнсис, сойдя по ступеням, невольно перекрестилась.

— Иисус, Мария и Иосиф!.. — прошептала она. — Собака Баскервилей.

— Не пори чушь, — прикрикнула на нее Дженифер, хотя ее собственная реакция была почти та же. Вся ситуация казалась дикой. Как можно поверить, что это тот самый спокойный, уравновешенный Марк Пикок завывает и кричит диким голосом в темноте? Это не укладывалось в воображении. — Что случилось после того, как вы позвонили мне, Бэзил?

— Я вернулся на балкон и попытался поговорить с ним, взывая к его разуму, но он не желал. Он разговаривал, о да, — но разговаривал так, о Боже мой, будто только что обрел голос. Слова его были неразборчивы, вылетали быстро, и понять смысл сказанного не было никакой возможности. Я отослал Джефферса — мне было так неудобно… за Марка. Нам придется нанять новую прислугу, конечно, — добавил он, как бы обращаясь к себе самому. Видимо, ситуация сказывалась и на его нервной системе. — Во всяком случае, где-то пять минут назад он стал вовсе невыносим, ругался, обзывал свою несчастную погибшую мать еще хуже, чем меня, кричал невыносимые вещи о женщинах… о вас… и затем убежал. Если бы я был способен остановить ваш приезд, я бы сделал это… но затем я обнаружил…

— Что телефон не работает, — продолжила его фразу Фрэнсис. — Я только что обнаружила это сама.

— Да. Марк выдернул провод из стены, — сказал Бэзил.

— Разве нет другого телефона, может быть, в кухне или на половине прислуги? — спросила Дженифер.

— Нет. Мы как раз собирались поставить еще аппарат. Нам всегда хватало одного… у нас раньше не было прислуги, кроме приходящей… — Он выпрямился. — Придумал: мы пошлем одного из слуг в город за полицией! — Джефферс! Джефферс! — И он двинулся во тьму, свет фонаря заплясал по лужайке. Через минуту он пропал за крылом здания.

— Как ты думаешь, держат они в доме джин? — спросила Фрэнсис. — Я везде посмотрела, но не заметила.

— Это наркотическая реакция, — заметила Дженифер.

— Знаю, но я не гордая… и в такой момент… — заговорила Фрэнсис.

— Я имела в виду Марка. Это реакция на наркотики, так и должно быть. Или же это такой суровый приступ его болезни, что обычная поддерживающая доза седатива не справилась.

— Вот и хорошо, — сказала Фрэнсис. — Давай отыщем джин. А ты можешь разыгрывать бесстрашие потом, когда Марка свяжут по рукам и ногам.

— Это почти как наркотическое опьянение, — продолжала Дженифер.

— Оно и есть. Он недалеко отошел от пьяницы. До сих пор слышно, как он хохочет там, у реки.

— Я пойду к нему, — сказала Дженифер, поворачиваясь к своему медицинскому чемоданчику и наполняя шприц при свете, падающем из двери. — Если мне удастся подойти к нему поближе…

— Пресвятая Дева, или ты сошла с ума, как и он? — Фрэнсис с каждым моментом делалась все более рьяной католичкой.

— Я имела дело со случаями наркотического опьянения раньше, в Лондоне, — спокойно объяснила Дженифер. — Когда поймешь, в чем тут дело, это больше не пугает.

— И я знаю, в чем тут дело, но я так напугана, что не чую под собой ног, — жалобно ответила Фрэнсис. — Я бы желала почуять их.

— Жди здесь.

— Я не могу.

— Тогда пошли — и прихвати с собой ноги.

Они пошли по лужайке, на которой серели кучи строительного материала. Ночь была непроглядно черна, холодна и неподвижна. По мере приближения к реке слышнее становился плеск воды. И еще один звук. Переливчатый, булькающий смех, такой же продолжительный и бессмысленный, как и течение воды.