Зверушка Боулдена
Шрифт:
– Еще одну пробу? Значит, вы их уже брали?
– Конечно. Мы на некоторое время усыпили вас, чтобы вы хорошенько отдохнули.
– Стул опустился на все четыре ножки.
– Не то у вас очень легкая форма, не то вы обладаете сильнейшим врожденным иммунитетом. С появления первых симптомов прошло уже трое суток, а болезнь все еще находится в начальной стадии. С первой экспедицией она покончила за два дня.
Боулден уставился в потолок. Рано или поздно они научатся ее лечить, только доживет ли он до этого?
– Я догадываюсь, о чем вы думаете, - сказал врач.
– Но не забывайте, что
Доктор продолжал свои объяснения, а Боулден лежал, словно оцепенев, но мозг его лихорадочно работал.
Микроорганизмы в первую очередь поражали нервные окончания пальцев на руках и ногах. Врачебная бригада добралась до Ван-Даамаса, когда участники первой экспедиции не только умерли, но трупы их уже успели разложиться и микроорганизмы утратили активность. Тем не менее можно было с достаточной уверенностью сказать, что смерть наступила только после того, как роковые шарики достигли головного мозга. А раньше, пока микроорганизмы продвигались по нервным стволам, они не вызывали никаких необратимых изменений.
Это, во всяком случае, было приятно слышать: либо он выздоровеет, либо умрет, но участь беспомощного калеки ему не грозит. Еще одним козырем был ультразвуковой акселератор. Установив естественный резонанс этой одноклеточной твари, медики успеют вырастить и изучить в лаборатории десять поколений за то время, пока в его организме завершится жизненный цикл всего лишь одного. Если не считать участников разведывательной экспедиции, Боулден оказался первым землянином, заразившимся этой болезнью, так что врачи впервые наблюдали ее течение, но времени у него было больше, чем он думал.
– Вот так, - закончил Кесслер.
– Ну, а теперь нам необходимо узнать, где вы побывали.
– Вертолет снабжен автоматическим бортовым журналом, - ответил Боулден.
– Он фиксирует все приземления.
– Я знаю. Но координатная сетка еще недостаточно точна, и пройдет несколько лет, прежде чем мы сможем установить места ваших посадок с ошибкой, не превышающей несколько футов.
– Врач развернул большую фотокарту с несколькими пометками, надел на Боулдена стереоскопические очки и дал ему карандаш.
– Вы сумеете?
– Наверное.
Его пальцы почти не гнулись, и он ничего не ощущал, но прижать карандаш к карте он еще мог. Кесслер пододвинул карту поближе, и перед глазами Боулдена возникла знакомая местность. Некоторые подробности он различал даже лучше, чем в натуре, потому что на карте не было тумана. Когда он внес несколько поправок, Кесслер снял с него очки и убрал карту.
– Полеты туда нужно будет прекратить, пока мы не найдем надежного лечения. А вы не заметили там каких-нибудь особенностей?
– Это все горы.
– Следовательно, на равнине нам, пожалуй, опасаться нечего. А какие-нибудь животные там были?
– Близко ко мне ни одно не подходило. Разве что птицы...
– Переносчик, вероятнее всего, какое-нибудь насекомое. Ну, искать хозяина и переносчиков -
это наше дело. А вам нужно беречь силы. Здесь вы в такой же безопасности, как и на Земле.– Вот именно, - ответил Боулден.
– А где моя зверушка?
Доктор засмеялся.
– Тут вы пожали лавры. Биологи точили зубы на это животное с тех самых пор, как мельком увидели их в туземном лагере.
– Пусть глядят на него, сколько им хочется, - заявил Боулден.
– Но и только. Это личный подарок.
– А вы уверены?
– Так сказал абориген, который мне его дал.
Доктор вздохнул.
– Я им передам. Их это не обрадует, но мы должны считаться с обычаями аборигенов, если хотим наладить с ними сотрудничество.
Боулден улыбнулся. По крайней мере полгода его зверушке ничего не будет угрожать. Любопытство биологов можно понять, но на новой планете у них найдется много других способов его удовлетворить. А зверушка принадлежит ему. Странно, что за каких-то два дня он успел так привязаться к мохнатому зверьку. И ведь это редкость - человек сталкивался с подобными приятными сюрпризами, не чаще, чем на одной планете из пяти. Это бесполезное, абсолютно бесполезное существо обладало тем не менее одним неоспоримым достоинством: между ним и человеком сразу же возникала взаимная теплая симпатия. Да, в нем человек обретал друга.
– Отлично, - сказал Боулден вслух.
– А все-таки - где моя зверушка?
Врач пожал плечами, но это движение было почти незаметным в бесформенном защитном комбинезоне.
– Не могли же мы ей позволить бегать по улицам! Она в соседней палате, где за ней ведется наблюдение.
Боулден понял, что медик озабочен гораздо больше, чем старается показать. В маленькой больничке не было помещения для лабораторных животных.
– Этот зверек - не носитель, - сказал он твердо.
– Я заболел до того, как мне его подарили.
– Да, мы знаем. Но чем? И даже если вы правы, животное соприкасалось с вами и могло превратиться в источник инфекции.
– По-моему, обитателей планеты эта болезнь не поражает. Аборигены бывали во всех местах, где я приземлялся, и они, по-видимому, ею не болеют.
– Разве?
– сказал врач, вставая.
– Может быть. Но делать окончательные выводы пока еще рано.
Подойдя к двери, он извлек из стены шнур и подключил его к своему комбинезону, а затем расставил ноги и раскинул руки. На мгновение комбинезон раскалился добела - лишь на мгновение, и все же, несмотря на теплоизоляционную прокладку, это, вероятно, была малоприятная процедура. А ведь ту же операцию предстояло повторить снаружи. Нет, медики явно предпочитали не рисковать.
– Попробуйте уснуть, - сказал Кесслер.
– Если в вашем состоянии произойдут какие-нибудь изменения, позвоните. Даже если они покажутся вам совсем незначительными.
– Хорошо, - ответил Боулден.
И почти сразу же заснул. Сон приходил к нему удивительно легко.
Сестра вошла настолько бесшумно, насколько позволял защитный комбинезон. Но Боулден проснулся. Был уже вечер. Он проспал почти весь день.
– Вы - которая из них?
– спросил Боулден.
– Хорошенькая?
– Сестры тогда хорошенькие, когда больной их слушается. Ну-ка, проглотите вот это.